– Поди, замерз совсем!
– Но ведь это фантастический факт, такой случай не описан ни в одном медицинском журнале! Это сообщение произведет фурор! Будет потрясена вся мировая медицина! – вскричал осчастливленный эскулап.
– Доктор, умоляю, только без мировой медицины! Вы представляете, что будет, если публика узнает правду! Меня просто затравят!
– Но, как же, это же такие факты, они необходимы для развития науки и прогресса...
– Я вас умоляю! Если вас так волнует прогресс, я просвещу вас относительно известных одному мне методов лечения. Дуня не даст соврать, я весьма изрядный лекарь.
– Они меня от смерти спасли, и всех больных в городе вылечили! – гордо подтвердила Котомкина мою медицинскую репутацию.
– Однако... – только и нашелся сказать доктор. – Надеюсь, вы позволите мне приватным образом ознакомиться с состоянием вашего организма?
– Всенепременно. Вам позволю. А теперь, дамы и господа, не сочтите за невоспитанность, не могли бы вы дать мне что-нибудь поесть. Я уже больше пятидесяти лет голодаю!
– Что вы, голубчик, после такого поста есть опасно...
– А вы, доктор, организуйте мне бульон и сухарики. Это подкрепит силы Да, – крикнул я вслед врачу, отправившемуся на кухню, – мне можно выпить красного вина!
Доктор вышел из комнаты, и в ней остались, кроме меня, только бабушка с внучкой. Разговор отнял у меня много сил, и я бессильно откинулся на подушки.
– Долго я у вас нахожусь? – спросил я.
– Две недели, – ответила Екатерина Дмитриевна.
– И все время был без сознания?
– Да, – просто сказала она.
– Как же вы со мной намучились! – покаянно произнес я.
– Мы очень испугались, когда вы упали в обморок прямо в гостиной. Потом у вас началась горячка. Если бы не доктор Неверов...
– А кто за мной ухаживал?
– Я, – ответила хозяйка и покраснела.
– Спасибо.
– А я тебя, барин, сразу признала, – вмешалась в разговор Евдокия Фроловна. – Как Катюша мне тебя показала, так я сказала, правда, Катя? Это, говорю, наш Алексей Григорьевич, а они мне не верили.
– Но кто же мог подумать, что такое может случиться! Вы, бабушка, тоже хороши! Барин! Барин! Нет, чтобы толком рассказать.
– Умными вы больно, молодые, стали, – сердясь на что-то, явно не имеющее ко мне отношения, сказала старушка. – Мы разве такими были? Мы старших почитали и во всем слушались. Спроси хотя бы Алексея Григорьевича!
– Ну, что касается тебя и Семена... начал я, но одумался и перевел разговор на другую тему. – А как ваши?
Старушка разом отвлеклась и пригорюнилась.
– Эх, барин, сколько годов-то прошло! Тятю, почитай, тридцать лет как схоронили, за ним через год мамоньку. А в прошлом годе супруга своего Семена Ивановича похоронила. Эх, какой был человек! Таких нынче нет!
– Извините, вечная им память и земля пухом, – сказал я.
Женщины начали креститься. Мы помолчали, почтив память ушедших,
– Значит, согласился все-таки Фрол Исаевич отдать вас за Семена? – спросил я послушную дочь.
– Согласился. Тебе спасибо, что тятю уломал. Мне бы без Семена Ивановича не жить. Тятя сказывали, что это ты его уговорил...
Мне хотелось спросить про моих родственников, но я не решился прерывать грустные Дунины воспоминания.
– А как вы жизнь прожили, вы же были крепостными?
– Ишь, чего вспомнил. Это когда еще было. Твой братец, Антон Иваныч, тяте вольную дал, почитай года через три, как ты пропал, а Семен Иванович и вовсе свободным был. Он в большие купцы вышел! Так, что тятя не мог им нахвалиться.
Вспомнив успехи мужа, Евдокия Фроловна приободрилась, и я счел возможным задать интересующие меня вопросы, но не успел. Вернулся доктор, и момент был упущен. Вслед за врачом вошла девушка, которую я уже видел. Она внесла поднос с тарелками. Женщины засуетились и помогли мне сесть в постели, подоткнув под спину и бока подушки. Я так ослаб, что сам не мог есть, и кормила меня Екатерина Дмитриевна. Она старательно подносила ложку с бульоном к моим губам и помогала его проглотить, символически сглатывая за компанию. Было похоже, что у Дуни выросла очень хорошая внучка...
Еда так меня утомила, что я начал задремывать на полуслове. Доктор сделал знак женщинам, и меня оставили одного. Я еще несколько минут пролежал с открытыми глазами и незаметно для себя уснул.
Утром меня разбудило солнце, празднично светившее в окно. Я был в комнате один и смог встать с постели. На мне, как ни странно, не оказалось никакой одежды.
– Хоть бы догадались надеть ночную рубашку, – сердито подумал я, разглядывая свое отощавшее тело. Алхимик, как я называл соседа по Петропавловской крепости, или природа вернули мне его без изъянов. Все было вроде на своих местах.
Я сделал несколько гимнастических движений и постепенно увлекся. Мышцы жаждали нагрузки, и я с удовольствием начал разминаться, Было еще очень рано, и предположить, что в такое время кто-нибудь придет с визитом, я не мог, а потому не позаботился даже о набедренной повязке.
Дверь открылась неслышно, и я только тогда понял, что у меня гостья, когда Екатерина Дмитриевна, вскрикнув, выскочила из комнаты. Я бросился на кровать и закрылся одеялом. Однако, она больше не показывалась. Оставалось ждать развития событий. Довольно долго никто не появлялся, и я даже немного обиделся, что про меня забыли. Наконец, раздался стук в дверь. Теперь в комнате появилась не хозяйка, а горничная, та, что вчера приносила еду. Теперь я ее окончательно вспомнил. Гость, с которым я проник в дом, называл ее «Марьяшей».
– Сударь, – сказала она. – Я принесла вам одежду.
– Спасибо, Марьяша, – поблагодарил я.
Девушка, положив узел с платьем на кресло, кокетливо улыбнулась. Марьяша выгодно отличалась от дворовых девушек, встречавшихся мне в XVIII веке. Вела себя естественно и не раболепствовала.
– Это что, моя одежда? – поинтересовался я, не без тайной тревоги поглядывая на узел. Натянуть на себя свои старые вещи я бы не смог ни при каких обстоятельствах.
– Нет, это вещи покойного Иван Иваныча. Ваши совсем истрепались. Екатерина Дмитриевна просила померить, может быть, что-нибудь подойдет.
– А кто такой Иван Иванович?
– Муж Екатерины Дмитриевны.
Мне очень не хотелось надевать вещи покойного купца, но кажется, у меня не было другого выбора.
– А давно он умер?
– Давно, пять лет назад. Я тогда еще здесь не служила.
– Екатерина Дмитриевна хорошая барыня? – поменял я тему разговора.
– Очень хорошая, в ней много душевности и дружества, – похвалила хозяйку Марьяша.
Девушка развязала узел с вещами и начала раскладывать их на туалетном столике.
– А что здесь за пьесу ставят? – спросил я ее, вспомнив про несостоявшуюся репетицию.
– Это барыня придумала. Комель называется.
– Понятно.
Говорить нам собственно было не о чем, но Марьяша не уходила, видимо, радуясь разговору со свежим человеком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
– Но ведь это фантастический факт, такой случай не описан ни в одном медицинском журнале! Это сообщение произведет фурор! Будет потрясена вся мировая медицина! – вскричал осчастливленный эскулап.
– Доктор, умоляю, только без мировой медицины! Вы представляете, что будет, если публика узнает правду! Меня просто затравят!
– Но, как же, это же такие факты, они необходимы для развития науки и прогресса...
– Я вас умоляю! Если вас так волнует прогресс, я просвещу вас относительно известных одному мне методов лечения. Дуня не даст соврать, я весьма изрядный лекарь.
– Они меня от смерти спасли, и всех больных в городе вылечили! – гордо подтвердила Котомкина мою медицинскую репутацию.
– Однако... – только и нашелся сказать доктор. – Надеюсь, вы позволите мне приватным образом ознакомиться с состоянием вашего организма?
– Всенепременно. Вам позволю. А теперь, дамы и господа, не сочтите за невоспитанность, не могли бы вы дать мне что-нибудь поесть. Я уже больше пятидесяти лет голодаю!
– Что вы, голубчик, после такого поста есть опасно...
– А вы, доктор, организуйте мне бульон и сухарики. Это подкрепит силы Да, – крикнул я вслед врачу, отправившемуся на кухню, – мне можно выпить красного вина!
Доктор вышел из комнаты, и в ней остались, кроме меня, только бабушка с внучкой. Разговор отнял у меня много сил, и я бессильно откинулся на подушки.
– Долго я у вас нахожусь? – спросил я.
– Две недели, – ответила Екатерина Дмитриевна.
– И все время был без сознания?
– Да, – просто сказала она.
– Как же вы со мной намучились! – покаянно произнес я.
– Мы очень испугались, когда вы упали в обморок прямо в гостиной. Потом у вас началась горячка. Если бы не доктор Неверов...
– А кто за мной ухаживал?
– Я, – ответила хозяйка и покраснела.
– Спасибо.
– А я тебя, барин, сразу признала, – вмешалась в разговор Евдокия Фроловна. – Как Катюша мне тебя показала, так я сказала, правда, Катя? Это, говорю, наш Алексей Григорьевич, а они мне не верили.
– Но кто же мог подумать, что такое может случиться! Вы, бабушка, тоже хороши! Барин! Барин! Нет, чтобы толком рассказать.
– Умными вы больно, молодые, стали, – сердясь на что-то, явно не имеющее ко мне отношения, сказала старушка. – Мы разве такими были? Мы старших почитали и во всем слушались. Спроси хотя бы Алексея Григорьевича!
– Ну, что касается тебя и Семена... начал я, но одумался и перевел разговор на другую тему. – А как ваши?
Старушка разом отвлеклась и пригорюнилась.
– Эх, барин, сколько годов-то прошло! Тятю, почитай, тридцать лет как схоронили, за ним через год мамоньку. А в прошлом годе супруга своего Семена Ивановича похоронила. Эх, какой был человек! Таких нынче нет!
– Извините, вечная им память и земля пухом, – сказал я.
Женщины начали креститься. Мы помолчали, почтив память ушедших,
– Значит, согласился все-таки Фрол Исаевич отдать вас за Семена? – спросил я послушную дочь.
– Согласился. Тебе спасибо, что тятю уломал. Мне бы без Семена Ивановича не жить. Тятя сказывали, что это ты его уговорил...
Мне хотелось спросить про моих родственников, но я не решился прерывать грустные Дунины воспоминания.
– А как вы жизнь прожили, вы же были крепостными?
– Ишь, чего вспомнил. Это когда еще было. Твой братец, Антон Иваныч, тяте вольную дал, почитай года через три, как ты пропал, а Семен Иванович и вовсе свободным был. Он в большие купцы вышел! Так, что тятя не мог им нахвалиться.
Вспомнив успехи мужа, Евдокия Фроловна приободрилась, и я счел возможным задать интересующие меня вопросы, но не успел. Вернулся доктор, и момент был упущен. Вслед за врачом вошла девушка, которую я уже видел. Она внесла поднос с тарелками. Женщины засуетились и помогли мне сесть в постели, подоткнув под спину и бока подушки. Я так ослаб, что сам не мог есть, и кормила меня Екатерина Дмитриевна. Она старательно подносила ложку с бульоном к моим губам и помогала его проглотить, символически сглатывая за компанию. Было похоже, что у Дуни выросла очень хорошая внучка...
Еда так меня утомила, что я начал задремывать на полуслове. Доктор сделал знак женщинам, и меня оставили одного. Я еще несколько минут пролежал с открытыми глазами и незаметно для себя уснул.
Утром меня разбудило солнце, празднично светившее в окно. Я был в комнате один и смог встать с постели. На мне, как ни странно, не оказалось никакой одежды.
– Хоть бы догадались надеть ночную рубашку, – сердито подумал я, разглядывая свое отощавшее тело. Алхимик, как я называл соседа по Петропавловской крепости, или природа вернули мне его без изъянов. Все было вроде на своих местах.
Я сделал несколько гимнастических движений и постепенно увлекся. Мышцы жаждали нагрузки, и я с удовольствием начал разминаться, Было еще очень рано, и предположить, что в такое время кто-нибудь придет с визитом, я не мог, а потому не позаботился даже о набедренной повязке.
Дверь открылась неслышно, и я только тогда понял, что у меня гостья, когда Екатерина Дмитриевна, вскрикнув, выскочила из комнаты. Я бросился на кровать и закрылся одеялом. Однако, она больше не показывалась. Оставалось ждать развития событий. Довольно долго никто не появлялся, и я даже немного обиделся, что про меня забыли. Наконец, раздался стук в дверь. Теперь в комнате появилась не хозяйка, а горничная, та, что вчера приносила еду. Теперь я ее окончательно вспомнил. Гость, с которым я проник в дом, называл ее «Марьяшей».
– Сударь, – сказала она. – Я принесла вам одежду.
– Спасибо, Марьяша, – поблагодарил я.
Девушка, положив узел с платьем на кресло, кокетливо улыбнулась. Марьяша выгодно отличалась от дворовых девушек, встречавшихся мне в XVIII веке. Вела себя естественно и не раболепствовала.
– Это что, моя одежда? – поинтересовался я, не без тайной тревоги поглядывая на узел. Натянуть на себя свои старые вещи я бы не смог ни при каких обстоятельствах.
– Нет, это вещи покойного Иван Иваныча. Ваши совсем истрепались. Екатерина Дмитриевна просила померить, может быть, что-нибудь подойдет.
– А кто такой Иван Иванович?
– Муж Екатерины Дмитриевны.
Мне очень не хотелось надевать вещи покойного купца, но кажется, у меня не было другого выбора.
– А давно он умер?
– Давно, пять лет назад. Я тогда еще здесь не служила.
– Екатерина Дмитриевна хорошая барыня? – поменял я тему разговора.
– Очень хорошая, в ней много душевности и дружества, – похвалила хозяйку Марьяша.
Девушка развязала узел с вещами и начала раскладывать их на туалетном столике.
– А что здесь за пьесу ставят? – спросил я ее, вспомнив про несостоявшуюся репетицию.
– Это барыня придумала. Комель называется.
– Понятно.
Говорить нам собственно было не о чем, но Марьяша не уходила, видимо, радуясь разговору со свежим человеком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77