Эмма успела выскочить из кухни, услышав позади гневный крик Дотти и громкий смех Терри!
Вечером, когда они с бабушкой уже подумывали лечь спать, вдруг зазвонил телефон.
– Я подойду, – быстро сказала Эмма.
– Может, звонят из конюшни, они, наверное, провели связь к нашему дому.
Так как больше думать было не о чем, мысли Эммы были заняты лейтенантом. Она бросилась в холл, где стоял телефонный аппарат. Звонил не лейтенант, а Папа.
– А, это ты! – воскликнула Эмма, не зная, радоваться или огорчаться. – А нам сказали, что телефон заработает только утром.
– У меня приоритет, – сказал Папа, – так что никаких проблем.
Это, конечно, похоже на него. Он любил чувствовать себя очень значительным.
– Ну, – спросил он, – как вы перенесли этот кризис? У нас здесь, скажу тебе, все бурлит.
– Охотно верю, – отвечала дочь. – Здесь тоже все бурлит. Над головой ревут вертолеты, кругом американцы – даже у нас в конюшне, но оттуда они завтра уедут. Ходят слухи, что они заняли весь пляж у Полдри и доки.
– Правильно, правильно. При нынешних обстоятельствах это очень правильный шаг, никто не хочет, чтобы какая-то горстка хулиганов беспокоила всю страну. Хотя они, конечно, ничего не добьются. А новости-то какие хорошие!
– Что ты имеешь в виду? – спросила Эмма.
– Как? То, что две страны объединились. Давно надо было так сделать. Многие из нас выступали за это еще с тех пор, как мы оплошали с Европейским сообществом. Сейчас надо всем приложить усилия, чтобы союз получился. Конечно, будут и такие, которым это не понравится, но, если они будут вредить, мы найдем способ заткнуть им рот. Скажи мне, Эмма, Мад ведет себя хорошо?
– Более или менее, – осторожно ответила Эмма. – То есть ничего ужасного она не делает. В самый первый день мы все страшно расстроились, потому что один из солдат застрелил Спрая, собаку мистера Трембата, она была не на привязи.
– Что ж, если это единственная неприятность, то считай, что вам повезло. Эти парни могут пострелять просто ради удовольствия, сама понимаешь, так что лучше им под руку не попадаться, когда они при исполнении служебных обязанностей. Надеюсь, ты следишь за своими разбойниками?
– Да, они ведут себя отлично.
– Так, если на меня не очень сильно будут давить, то, может быть, улучу денек и навещу вас, не знаю только когда.
Эмма представила себе, что это за давление: потоки денег, циркулирующие по артериям Английского банка, и Папа, держащий руку на его пульсе. В холл вошла бабушка.
– Вик? – сказала она, выхватив у Эммы трубку. Мать и сын заговорили одновременно, не слушая друг друга, оба убеждали, яростно спорили – так случалось во время каждого их разговора по телефону.
– Я тебе никогда этого не прощу, – говорила Мад. – Ты же знал обо всем, как и Джимми Джолиф. Кто-то из вас обязан был меня предупредить, ведь мы не были бы застигнуты врасплох. Чепуха, ты же меня знаешь, я не стала бы кричать об этом с колокольни или рассказывать в Полдри каждому встречному. Что? Ничего не слышу, что ты говоришь. Нет, премьер-министр выглядел мрачно, но он всегда такой. А кто все эти люди, что будут чинить препятствия? Скажу честно, я буду в их первых рядах.
Так они сражались, выпад – защита, будто на ринге. Но время летело, и пять минут Папиного приоритета, очевидно, истекли, потому что Мад, швырнув трубку, отправилась в спальню.
– Вик слова сказать не дает, – бросила она на ходу, не понимая, что и она делает абсолютно то же самое. – Не могу понять, от кого у него такое, только не от меня, а его отец был всегда краток и говорил по существу. А Вик несет полную чушь. И это дурацкое название СШСК, над нами сейчас весь мир смеется. Правда, над нами смеются уже давно. Эм, если завтра уберут эти заграждения с дорог, то мы с тобой поедем по магазинам. Мне хочется узнать, что говорят обо всем этом люди.
На следующее утро, часов около десяти, Эмма подогнала машину к воротам и, к своему отчаянию, обнаружила, что бабушку окружили Энди, Колин и Бен.
– Они тоже поедут?
– Почему бы и нет?
Мад, в боевом наряде, в синем с ног до головы, вылитый Мао Цзэдун, велела мальчишкам залезать на заднее сиденье.
– Вижу, морская пехота нас покинула, – заметила она, поглядев на конюшню. – И то слава Богу. Надеюсь, навоз они не прихватили с собой.
Она уселась на водительское сиденье, и Эмме пришлось занять привычное место рядом. Обычно, сев за руль, Мад первым делом резко включала задний ход, мальчишки к этому привыкли и всегда готовились к рывку.
– У меня такое ощущение, что мы просидели взаперти многие месяцы, – объявила Мад, когда они вывернули с холма на шоссе. Поворот был исполнен как на соревнованиях по бобслею в Сен-Морице.
– Слава Богу, дорога свободна и мы поедем спокойно.
Со свободной дорогой их бобслейной команде повезло только до подножия холма, после чего Мад, с редким присутствием духа, затормозила у самого шлагбаума, перегораживающего дальнейший путь. У дороги была сооружена будка, около которой стоял постовой.
– Пожалуйста, покажите ваш пропуск, мэм, – сказал он.
– Какой еще пропуск? – гневно спросила Мад. – Меня здесь все знают. Пропуск мне не нужен.
Солдат, не из тех, кто жил в их конюшне, но тоже американец, принял извиняющийся вид.
– Извините, мэм, это правило, которое вступило в силу сегодня утром. Вы откуда?
– Я живу в трех минутах езды отсюда, на холме, мой дом называется Треванал. Ваши люди были расквартированы у меня на конюшне в течение пяти дней.
Постовой удивленно уставился на нее.
– Простите, мэм. Я же был там вчера, помогал упаковывать аппаратуру. Я не знал, что вы хозяйка того дома. Я выпишу вам пропуск.
Он скрылся в будке и появился обратно, неся желтую наклейку и два листка.
– Профилактические меры, мэм. Выдаются всем местным жителям. Это для машины. Наклею вам на ветровое стекло. Вот пропуска вам и вашей спутнице.
– А нам? – спросил Энди. Солдат улыбнулся и покачал головой:
– Сынок, тем, кому нет восемнадцати, пропуска не дают. Но если вы в сопровождении взрослых, то все в порядке. Спасибо, мэм.
Он поднял шлагбаум, и, первый раз на памяти Эммы, Мад включила нужную передачу и нажала на газ, чуть не наехав на солдата. Тот быстро скрылся в будке.
– Никогда в жизни не слышала такой нелепицы, – взорвалась Мад. – Кто они такие, чтобы распоряжаться, как нам ездить по нашему собственному шоссе.
– Смотрите, – возбужденно сказал Колин, показывая на пляж, – там тоже шлагбаум, и проволока вокруг, и полно солдат.
Он был прав. Пляж Полдри, любимое место туристов летом и убежище для местных жителей зимой, где они выгуливали собак, за эти выходные превратился в военный лагерь, везде виднелись таблички: «Морская пехота США. Вход воспрещен».
Мад остановила машину у входа в супермаркет Полдри. Она вышла из машины и скрылась во вращающихся дверях, Эмма и мальчишки последовали за ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Вечером, когда они с бабушкой уже подумывали лечь спать, вдруг зазвонил телефон.
– Я подойду, – быстро сказала Эмма.
– Может, звонят из конюшни, они, наверное, провели связь к нашему дому.
Так как больше думать было не о чем, мысли Эммы были заняты лейтенантом. Она бросилась в холл, где стоял телефонный аппарат. Звонил не лейтенант, а Папа.
– А, это ты! – воскликнула Эмма, не зная, радоваться или огорчаться. – А нам сказали, что телефон заработает только утром.
– У меня приоритет, – сказал Папа, – так что никаких проблем.
Это, конечно, похоже на него. Он любил чувствовать себя очень значительным.
– Ну, – спросил он, – как вы перенесли этот кризис? У нас здесь, скажу тебе, все бурлит.
– Охотно верю, – отвечала дочь. – Здесь тоже все бурлит. Над головой ревут вертолеты, кругом американцы – даже у нас в конюшне, но оттуда они завтра уедут. Ходят слухи, что они заняли весь пляж у Полдри и доки.
– Правильно, правильно. При нынешних обстоятельствах это очень правильный шаг, никто не хочет, чтобы какая-то горстка хулиганов беспокоила всю страну. Хотя они, конечно, ничего не добьются. А новости-то какие хорошие!
– Что ты имеешь в виду? – спросила Эмма.
– Как? То, что две страны объединились. Давно надо было так сделать. Многие из нас выступали за это еще с тех пор, как мы оплошали с Европейским сообществом. Сейчас надо всем приложить усилия, чтобы союз получился. Конечно, будут и такие, которым это не понравится, но, если они будут вредить, мы найдем способ заткнуть им рот. Скажи мне, Эмма, Мад ведет себя хорошо?
– Более или менее, – осторожно ответила Эмма. – То есть ничего ужасного она не делает. В самый первый день мы все страшно расстроились, потому что один из солдат застрелил Спрая, собаку мистера Трембата, она была не на привязи.
– Что ж, если это единственная неприятность, то считай, что вам повезло. Эти парни могут пострелять просто ради удовольствия, сама понимаешь, так что лучше им под руку не попадаться, когда они при исполнении служебных обязанностей. Надеюсь, ты следишь за своими разбойниками?
– Да, они ведут себя отлично.
– Так, если на меня не очень сильно будут давить, то, может быть, улучу денек и навещу вас, не знаю только когда.
Эмма представила себе, что это за давление: потоки денег, циркулирующие по артериям Английского банка, и Папа, держащий руку на его пульсе. В холл вошла бабушка.
– Вик? – сказала она, выхватив у Эммы трубку. Мать и сын заговорили одновременно, не слушая друг друга, оба убеждали, яростно спорили – так случалось во время каждого их разговора по телефону.
– Я тебе никогда этого не прощу, – говорила Мад. – Ты же знал обо всем, как и Джимми Джолиф. Кто-то из вас обязан был меня предупредить, ведь мы не были бы застигнуты врасплох. Чепуха, ты же меня знаешь, я не стала бы кричать об этом с колокольни или рассказывать в Полдри каждому встречному. Что? Ничего не слышу, что ты говоришь. Нет, премьер-министр выглядел мрачно, но он всегда такой. А кто все эти люди, что будут чинить препятствия? Скажу честно, я буду в их первых рядах.
Так они сражались, выпад – защита, будто на ринге. Но время летело, и пять минут Папиного приоритета, очевидно, истекли, потому что Мад, швырнув трубку, отправилась в спальню.
– Вик слова сказать не дает, – бросила она на ходу, не понимая, что и она делает абсолютно то же самое. – Не могу понять, от кого у него такое, только не от меня, а его отец был всегда краток и говорил по существу. А Вик несет полную чушь. И это дурацкое название СШСК, над нами сейчас весь мир смеется. Правда, над нами смеются уже давно. Эм, если завтра уберут эти заграждения с дорог, то мы с тобой поедем по магазинам. Мне хочется узнать, что говорят обо всем этом люди.
На следующее утро, часов около десяти, Эмма подогнала машину к воротам и, к своему отчаянию, обнаружила, что бабушку окружили Энди, Колин и Бен.
– Они тоже поедут?
– Почему бы и нет?
Мад, в боевом наряде, в синем с ног до головы, вылитый Мао Цзэдун, велела мальчишкам залезать на заднее сиденье.
– Вижу, морская пехота нас покинула, – заметила она, поглядев на конюшню. – И то слава Богу. Надеюсь, навоз они не прихватили с собой.
Она уселась на водительское сиденье, и Эмме пришлось занять привычное место рядом. Обычно, сев за руль, Мад первым делом резко включала задний ход, мальчишки к этому привыкли и всегда готовились к рывку.
– У меня такое ощущение, что мы просидели взаперти многие месяцы, – объявила Мад, когда они вывернули с холма на шоссе. Поворот был исполнен как на соревнованиях по бобслею в Сен-Морице.
– Слава Богу, дорога свободна и мы поедем спокойно.
Со свободной дорогой их бобслейной команде повезло только до подножия холма, после чего Мад, с редким присутствием духа, затормозила у самого шлагбаума, перегораживающего дальнейший путь. У дороги была сооружена будка, около которой стоял постовой.
– Пожалуйста, покажите ваш пропуск, мэм, – сказал он.
– Какой еще пропуск? – гневно спросила Мад. – Меня здесь все знают. Пропуск мне не нужен.
Солдат, не из тех, кто жил в их конюшне, но тоже американец, принял извиняющийся вид.
– Извините, мэм, это правило, которое вступило в силу сегодня утром. Вы откуда?
– Я живу в трех минутах езды отсюда, на холме, мой дом называется Треванал. Ваши люди были расквартированы у меня на конюшне в течение пяти дней.
Постовой удивленно уставился на нее.
– Простите, мэм. Я же был там вчера, помогал упаковывать аппаратуру. Я не знал, что вы хозяйка того дома. Я выпишу вам пропуск.
Он скрылся в будке и появился обратно, неся желтую наклейку и два листка.
– Профилактические меры, мэм. Выдаются всем местным жителям. Это для машины. Наклею вам на ветровое стекло. Вот пропуска вам и вашей спутнице.
– А нам? – спросил Энди. Солдат улыбнулся и покачал головой:
– Сынок, тем, кому нет восемнадцати, пропуска не дают. Но если вы в сопровождении взрослых, то все в порядке. Спасибо, мэм.
Он поднял шлагбаум, и, первый раз на памяти Эммы, Мад включила нужную передачу и нажала на газ, чуть не наехав на солдата. Тот быстро скрылся в будке.
– Никогда в жизни не слышала такой нелепицы, – взорвалась Мад. – Кто они такие, чтобы распоряжаться, как нам ездить по нашему собственному шоссе.
– Смотрите, – возбужденно сказал Колин, показывая на пляж, – там тоже шлагбаум, и проволока вокруг, и полно солдат.
Он был прав. Пляж Полдри, любимое место туристов летом и убежище для местных жителей зимой, где они выгуливали собак, за эти выходные превратился в военный лагерь, везде виднелись таблички: «Морская пехота США. Вход воспрещен».
Мад остановила машину у входа в супермаркет Полдри. Она вышла из машины и скрылась во вращающихся дверях, Эмма и мальчишки последовали за ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82