Сколько эпох и стилей, сколько образцов высокой древней культуры!
Он остановился, глаза его блестели:
– Вы не устали, Елена Николаевна?
– Нет, нисколько.
– Вы очень хорошо знаете историческое прошлое своего края, – сказал Обловацкий, не скрывая восхищения.
Константиниди застенчиво улыбнулся.
– Я увлекаюсь историей. Она любима и понятна мне, как музыка. Смотрите, кто только из древних не писал об этой маленькой стране, – продолжал он: – Страбон и Геродот, Птоломей и Плиний. Даже русский летописец Нестор. А сколько источников позднейших лет!
Еще дважды здесь побывали турки. Наконец ушли навсегда.
Война четырнадцатого года ставит Абхазию под пушки немецких и турецких кораблей. Германская подводная лодка обстреливает город.
Наконец революция! Как ждали ее лучшие сыны Абхазии. И вот она пришла. Но в первые месяцы власть захватили меньшевики. Пришел Октябрь, опять вспыхнуло восстание – в Абхазии установилась Советская власть.
Недолго была она у нас – полтора месяца. И снова – меньшевики. Почти три года продолжался разгул реакции, террор. Наступил март двадцать первого года. Войска Красной Армии в Сухуме. Абхазия становится Советской! Теперь уже навсегда.
Что оставило нам далекое прошлое? Развалины замков и крепостей! Что дала царская Россия? «Голодное» шоссе, построенное голодными, среди которых был чернорабочий Пешков, наш Горький! Вы помните его «Рождение человека»?
Елена Николаевна кивнула головой.
– "Над кустами, влево от меня, качаются темные головы: в шуме волн моря и ропоте реки чуть слышно звучат человеческие голоса – это «голодающие» идут на работу в Очемчиры из Сухума, где они строили шоссе", – закрыв глаза, на память процитировал Константиниди… – И замечательные слова: «Превосходная должность – быть на земле человеком, столько видишь чудесного, как мучительно сладко волнуется сердце в тихом восхищении перед красотою»… Подождите немного, и вы не узнаете Абхазии. Уже сейчас она другая, вся в стройках. Кто-то из древних сказал: «Кто напился воды в Келасури – тот вернется в Абхазию, страну Души»! Вы тоже, побывав, вернетесь!
– Вы хорошо рассказываете и любите свой край! – снова заметил Обловацкий.
– Как же можно не любить свою землю? – ответил Константиниди, подняв на него глаза.
– Простите, Вы абхазец?
– Нет, я грек. Я здесь родился, здесь прошли мое детство, юность. Здесь мне лучше, чем грекам, живущим в Греции. И я люблю Абхазию – край, где живут абхазцы и грузины, греки и армяне, эстонцы, русские и сваны, и даже негры. И все это на двухстах километрах побережья.
– Негры? – удивился Обловацкий.
– Да, негры! Попробуйте спросить у них, откуда они пришли, – это вызовет обиду. Абхазия – их родина. Вы разрешите? – спросил он у Елены Николаевны, доставая портсигар. Она кивнула головой. – А наша природа, – продолжал он, – вечное лето! Круглый год цветут розы, а земля и море дают человеку все. И день и ночь неумолчно шумит ночной прибой.
– Кто это так патетически говорит о море?
В дверях купе стоял Жирухин, за ним незнакомый человек, которого Елена Николаевна мельком видела в вагоне.
С верхней полки свесилась голова Майсурадзе:
– Одиссей! Ты говоришь как твой отец Гомер. Он засмеялся.
– О чем же все таки вам говорил Констанзтиниди? – спросил Жирухин. Он сел и потянул за рукав незнакомца.
– О, я узнала историю Абхазии! – ответила Елена Николаевна.
– И это Вам поможет в вашей служебной командировке? – с иронией спросил Майсурадзе. – Кстати, Вы, конечно, шутили, говоря о деловой поездке?
– Нет, я еду по личному делу, мой… – она на мгновение запнулась, но взяла себя в руки и уже тведо сказала: – Мой муж ранен в Сухуме..
Все посмотрели на нее. Увидев удивление на их лицах, она повернулась к Константиниди:
– Да, ранен. Вот видите, что бывает в этом земном раю!
– Как это могло случится? – спросил стоявший в дверях незнакомый ей человек.
– Кто он, ваш муж?
Майсурадзе спрыгнул с полки и сел рядом с ней.
– Чекист и ранен при выполнении служебного задания. Я… – она хотела что-то сказать, но опустила голову и заплакала.
– Э, это не годится! – Майсурадзе наклонился к ней.
– Успокойтесь, ну, успокойтесь, пожалуйста! – заговорили все сразу.
– Он жив? – допытывался Майсурадзе.
– Не знаю, – не поднимая головы, прошептала она.
– Конечно, жив! – уверенно решил Константиниди.
Желая нарушить тягостное молчание, Майсурадзе вспомнил, что надо бы поесть и предложил пойти в вагон-ресторан. Все ухватились за это предложение. Позвали и Русанову, но она отказалась.
Попутчики ушли. Она осталась одна, и к ней сразу вернулось тоскливое чувство одиночества и страх перед неизвестным будущим. Она легла, повернулась к стене, задумалась и не услышала, как отворилась дверь. Кто-то сел рядом.
– Кто это? – вздрогнула она, резко обернулась и удивилась, увидев незнакомца, приходившего с Жирухиным.
– Я слышал, что Вы едете к раненому мужу, – не торопясь, сказал незнакомец. – Послушайте моего совета! Не говорите о таких вещах незнакомым вам людям. Вы сказали, что он чекист. Положение мужа обязывает вас ко многому, а к осторожности – особенно!
– Но кто вы? – спросила она, пораженная этим советом.
– Если это представляет для вас интерес, – инженер Строгов, из Москвы, еду отдыхать в Сухум. Сейчас ваш сосед и попутчик. И будет очень хорошо, если Вы забудете о нашем разговоре. Не хандрите. Все обойдется, все будет хорошо. Простите!
Он поклонился, вышел из купе и закрыл за собой дверь. Елена Николаевна, ошеломленная, смотрела ему вслед.
8
Ночью приехали в Ростов.
Сергей Яковлевич торопливо оделся и пошел на станцию. Выходя из вагона, он увидел стоявшего рядом с проводником Строгова.
– Сколько стоит поезд? – проходя мимо, спросил он проводника.
– Сорок минут, – ответил тот.
Обловацкий направился к вокзалу. Строгов пошел за ним.
– Так это Дробышева? – спросил Строгов, когда они шли по перону. Обловацкий утвердительно кивнул.
– А не напрасно ли она едет к Федору? Что ворошить прошлое? Ты согласен со мной? – Строгов посмотрел на Сергея Яковлевича.
– Нет! Как знать, быть может, если успеет приехать, она и будет тем средством, которое его поднимет?
– А если он не захочет ее видеть? Ведь два года? Я бы не простил.
– Ну так это ты! – посмотрев на него, иронически улыбнулся Обловацкий. – А у тебя уходила жена?
– Острите, товарищ? – обиделся Строгов. И назидательно сказал: – Поверь, когда женюсь, не уйдет – слово такое знаю.
Они неторопливо шли мимо большого, ярко освещенного здания вокзала.
– Как бы узнать, жив он или нет? – заметил Строгов.
– Потерпи до послезавтра. Приедем – узнаем, – ответил Сергея Яковлевич. – Да, кстати, приходи завтра к нам в купе играть в шахматы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76