Дитрих пришел в себя первым. Собственно, ему хотелось бы еще какое-то время посидеть спокойно, не шевелясь и приводя мозги в порядок, но как командиру подобная роскошь была ему, увы, недоступна. Следовало срочно разобраться в ситуации.
– Клаус Ганс Генрих Вальтер! Все живые? Что это было?! Мы наехали на мину? В нас выстрелили из пушки? Подорвали? Почему я не слышу запах дыма?
Клаус, которого зеленое сияние ослепило сильнее всех, поскольку он не отрываясь смотрел вперед, откликнулся, протирая глаза:
– Господин майор! Какой-то яркий свет., я ничего не вижу! Но машина, похоже, в порядке. Во всяком случае, управления слушается – и я ее уже остановил.
В разговор вклинился Ганс:
– Я тоже ничего не вижу, господин майор! Правда, глаза не болят и туман быстро рассеивается. Не думаю, чтобы зрение было серьезно нарушено. Но на мину или выстрел из пушки это не похоже, не было ни грохота, ни характерного удара взрывной волны!
Они сидели внутри машины, казалось бы, в полной безопасности. Снаружи по-прежнему было тихо – ни выстрелов, ни взрывов, ни голосов. Генрих несколько раз напряг свои мощные мускулы – они великолепно его слушались. Он сразу успокоился и загудел басом:
– Да, господин майор, это похоже скорее на выстрел гигантского огнемета, чем на взрыв мины или снаряда. Но запаха дыма до сих пор нет! К тому же мы все пока целы.
Дитрих, напротив, встревожился:
– Я так и знал! Я так и знал! Теперь мне ясно, почему на хуторе нам не оказали сопротивления. Вот оно – секретное оружие русских! Не удивлюсь, если мы уже в плену! Они нас захватили вместе с секретным танком, не нанеся даже царапины! Мы их всегда недооценивали! Но мы им так просто не сдадимся! Вальтер. Ты связался со штабом? Немедленно передай сигнал тревоги, сообщи, что мы в ловушке! – Тут он вытер пот со лба и пробормотал себе под нос: – Горькая истина. Генрих, кажется, прав – это был огнемет. Мне уже становится жарко.
Ганс некоторое время втягивал носом воздух, а затем обратился к Морунгену.
– Господин майор, воздух, который заходит снаружи, очень горячий, лицо обжигает! Но пахнет не дымом и не гарью, а почему-то летом! По-моему, цветами…
Майор моментально разнервничался:
– Ну вот! Это точно новое оружие русских – уже начались галлюцинации. Мне тоже почему-то мерещатся полевые цветы.
Они бы сосредоточились на запахах, но в эту минуту раздался удивленный голос Клауса:
– Господин майор! У меня вроде лучше с глазами! Должен вам доложить, что… не знаю, как сказать… ребята, вы не поверите, но я вижу впереди какой-то пустырь, весь покрытый травой и цветами! Больше ничего нет! Снега нигде не видно, хутора тоже нет!
Дитрих понял, что пора ему оглядеть окрестности, как бы ни хотелось ему отложить это мероприятие на потом. Он уставился в смотровое устройство, какое-то время повращал его направо и налево, стараясь охватить взглядом как можно большее пространство, и наконец упавшим голосом сказал:
– Сам не знаю, что это за чертовщина. Бывают разве одинаковые галлюцинации? Я тоже ничего не вижу, кроме какого-то поля с цветами! Неужели русские разработали психотропное оружие?! Вальтер! Ну, что там у тебя? Есть связь со штабом?
Голос радиста – обычно невозмутимого и непроницаемого для всякого рода эмоций – звучал непривычно:
– Никакой внешней радиосвязи, господин майор, нет вообще. Такое впечатление, что мы остались одни в эфире.
– Вот черт, – раздосадованно воскликнул Дитрих. – Я так и знал! Ну кто бы мог подумать! И здесь мы одни! Не знаю, как им это удалось, но теперь самое время красноармейцам заглянуть к нам на огонек.
Кляня себя за свою браваду, за непредусмотрительность, приведшую в результате к таким страшным последствиям, майор саркастически заговорил:
– Генрих, дружище, ты любишь партизан?! Пойду открою им дверь, а то они, наверное, там снаружи стоят, а зайти стесняются! – Он вытер с лица пот. – Фу! Ну и жара! Они, наверное, на обед едят только жареных немцев Этакое блюдо – танкисты-гриль, приготовленные в танке. Видимо, очень вкусно!
Он хлопнул Генриха по плечу, а затем достал пистолет и, держа его наготове, полез открывать люк
– Ну, где вы, любители нетрадиционной кухни?!
Экипаж напрягся, и тут до них донесся вопль:
– Майн Готт! Что это? Где это мы? Глазам своим не верю! Может, в раю?! На том свете?
В танк ворвался запах горячего сена, пыли, травы, нагретой солнцем, и какофония звуков – чириканье, стрекотание, журчание, жужжание и писк, издаваемый мириадами насекомых. Сверху неслись трели каких-то птиц. Дитрих, не заметив в радиусе километра вокруг ни Белохаток, ни домов, ни русской, морозной кстати, зимы, ни прилагающегося к ней снега – не говоря уже о стремительно атакующей танковой бригаде, – окончательно удивился, осмелел и наполовину вылез из люка. Затем, опомнившись, он сделал хитрый ход, совершенно неожиданный для коварного противника, буде он отравил их психотропным газом и затаился неподалеку: майор ущипнул себя за бедро, не жалея. В глазах не стало яснее (да и куда еще?), и летний пейзаж не претерпел изменений. Морунген приложил ладонь козырьком ко лбу и обвел степь взглядом:
– Что за чудеса? Тут и зайцу-то укрыться негде, не то что солдатам! Была бы вся Россия такой, и проблем бы не было…
Он с наслаждением потянул носом свежий нагретый воздух и обратился сам к себе – со вполне понятной симпатией:
– Эх, брат Дитрих! Вот так вся жизнь пройдет внутри этой железной коробки, а вокруг такая красота. – Видимо, красота навела его на какие-то посторонние мысли, ибо он громко добавил: – Хотя здесь явно без партизан не обошлось, это все их происки: повару – медведя, нам – степь летнюю. Ну, как говорят в России, будь что будет. Всему экипажу разрешается выйти из машины!
Когда первый взрыв недоумения улегся и танкисты снова обрели способность рассуждать если и не здраво, то почти, они обнаружили целый букет несообразностей.
Во-первых, танк стоял прямо на развалинах какой-то постройки. Насколько они могли определить ее происхождение по тем жалким остаткам, которые были извлечены ими из-под гусениц танка, это была плетеная – как корзина – хижина, а вдавленные в сухую землю пучки соломы, перевязанные волосяными бечевками, свидетельствовали, что это была крыша. О том, что эта хижина и была тем самым домом, в который Клаус въехал, разрушив бревенчатую стену, и речи идти не могло.
Во-вторых, окружающее было до ужаса реальным, и уже спустя минут десять сперва целенаправленного, а затем и бесцельного блуждания среди травы и цветов они предпочли бы галлюцинацию. Галлюцинация, по крайней мере, была объяснима.
Дитрих рассеянно обрывал ароматные цветы на тонких стебельках, похожие на милые его сердцу маргаритки, и машинально сплетал их в веночек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84