С ужасающей скоростью бегут секунды, приближающие нас к опаснейшей зоне зенитной защиты столицы.
- Штурман!
- Ничего не понимаю,- доносят до меня наушники его голос.
Холодный пот выступает на лбу: потеря ориентировки! Послушные навыкам руки, опережая мысль, выполняют свою работу. Машина, как бы споткнувшись обо что-то, уходит в вираж. Непосредственная опасность остается позади. Но впереди не лучше: территория, захваченная врагом.
И тогда на какое-то мгновение вспыхивают будто знакомые очертания посадочных сигналов аэродрома.
- Запасной! - радостно кричит штурман.
Иду на посадку. Что такое? Навстречу планирующему самолету несется неистовая россыпь зенитно-пулеметных трасс. Приняли за вражеский самолет!..
Вновь взмываем. Курс на северо-восток. Высота 5 тысяч метров. Где мы? Над своей или чужой землей? С тревогой посматриваю то на все еще не светлеющий на востоке горизонт, то на циферблат часов и стрелку бензиномера, неотвратимо продвигающуюся к роковому нулю. И так полтора долгих, как вечность, часа. Наконец тьма нехотя стала отступать перед первыми проблесками рассвета. Внизу лениво сверкнул плавный изгиб Оки. "Спокойно! Снижаться рано: внизу еще темно",- подсказывает мысль.
Проходит еще десять минут. Поперек реки обозначились ниточки железнодорожных путей. Ориентируемся по карте. Конечно же, это мост возле Серпухова! Послушная рулям машина ныряет вниз. Моторы работают на малых оборотах, поглощая последние капли бензина. Наконец навстречу поднимается небольшая зеленая лужайка, резко ограниченная слева рекой, а по другой стороне подлеском. Направляю машину прямо на прибрежную кромку. Самолет с трудом замедляет бег, успев все-таки застекленным носом слегка раздвинуть кроны молодых березок.
Устало откидываюсь на спинку. Закрываю глаза и проваливаюсь в тяжелый сон. Не знаю, сколько он длился, но проснулся я от очень знакомого голоса. Возле самолета стоит "эмка", а около нее - полковник. Приглядываюсь, Да это же наш батя! Полковник М. И. Кузин был любимым нашим воспитателем еще в Ейской школе морских летчиков, а теперь возглавляет район авиационного базирования. Быстро выбираюсь из кабины, и через минуту я в его объятиях...
В крутом переплете
9 августа вечером командующий Московской зоной ПВО генерал-майор Михаил Степанович Громадин поставил нашему экипажу задачу: провести воздушную разведку промышленных и военных объектов Москвы и ее окраин, чтобы по материалам аэрофотосъемки определить надежность их маскировки. Экипаж был тщательно проинструктирован. Точно определена высота пролета над столицей - 3 тысячи метров. Зенитчики и истребители получили соответствующее оповещение. Все было сделано, чтобы полет прошел безопасно.
Но на следующий день все планы были нарушены. 3 августовские дни нередкими были дневные налеты разведчиков противника, не брезговавших беспорядочной бомбардировкой городских кварталов. Поэтому ПВО столицы находилась в полной боевой готовности.
Прошло четыре минуты, как позади остались Люберцы, и в тот самый момент, когда самолет лег на курс плановой аэрофотосъемки, стрелок-радист доложил:
Из центра города батарея зенитной артиллерии открыла огонь. Сзади внизу видно большое количество разрывов...
Покачиваю крыльями. Штурман выпускает две зеленые ракеты. Однако сигнал "Я - свой самолет",- тонет в набегающих на курс разрывах снарядов. Лишь две минуты удается удерживать заданные скорость, курс и высоту. Затем приходится прибегнуть к противозенитному маневру. Опасность быть сбитым своими же зенитчиками угрожающе нарастает. Прямо над нами - смертоносное облако разорвавшегося по курсу снаряда крупного калибра. Огонь все более уплотняется. Машину начинает бросать из стороны в сторону. Штурман нервно докладывает:
- Вижу до сорока разрывов... Появились пробоины в фюзеляже и в плоскостях...
- Повторить сигнал "Я - свой самолет",- приказываю и бросаю машину в крутое пикирование.
И когда навстречу, все увеличиваясь в размерах, уже набегают перелески и дома, перехожу на бреющий полет. Вот и подступы к аэродрому...
Но курс перекрещивают падающие прямо сверху трассы двух пулеметных очередей: четыре истребителя ЛаГГ-3 берут нашу машину в клещи, сигналя: "Следовать за нами!" Приподнявшийся из своей кабины стрелок-радист показывает на красные звезды на фюзеляже нашей машины. Однако постреливание из пулеметов вдоль нашего курса продолжается.
Делать нечего: отдаемся на милость конвоя, который приводит нас на полевой аэродром. Когда самолет приземлился, на летном поле нас окружила группа автоматчиков. Выходим, с недоумением озираясь по сторонам. И только тут раздалась команда знакомого мне командира истребительного авиаполка:
- Отставить!
Вместе с ним осматриваем самолет. Двадцать девять пробоин. Из них семь - в угрожающей близости к жизненно важным агрегатам машины. Вскоре дежурный по КП встревоженно докладывает:
- Товарищ майор, генерал Громадин лично требует вас к телефону.
- Как машина? Как экипаж? - резко звучат вопросы генерала.
- Можем перелететь на свой аэродром. Самолет исправен, хотя и имеется больше двух десятков пробоин. Товарищ генерал, разрешите выполнить эту задачу на У-два, с трехсотметровой высоты, в противном случае наш бомбардировщик и впредь будут принимать за фашистского разведчика "мессершмитт-сто десять".
- Ну что ж, согласен! Но вы-то и впрямь готовы это сделать?
- Так точно!
- Ну, добро! Возвращайтесь на свой аэродром. Самолет подготовят, а уж я "уговорю" зенитчиков на этот раз помолчать...
На другой день встретились с генералом Громадиным в штабе ВВС. Вошедший во время нашего разговора полковник Александр Саввич Шадский ткнул в меня пальцем, рассмеялся:
- Это он, товарищ генерал, сбил с толку вчера наших зенитчиков и истребителей, а нас загнал в бомбоубежище.
После паузы генерал ответил:
- Н-да... А стреляют-то наши все-таки плоховато..,
Особое задание
Вскоре мне привелось познакомиться с известным полярным летчиком Героем Советского Союза М. В. Водопьяновым. Он уже стал генералом, хотя одет был почему-то в свою прежнюю морскую форму. Командовал он дивизией бомбардировщиков дальнего действия.
- Теперь, майор, будешь работать у меня,- сказал Михаил Васильевич.- Тебе придется возглавить группу специального назначения, формируемую из самолетов устаревших типов.
- Товарищ генерал, на что они, тихоходы эти, теперь годны?!
- Это сложное дело,- продолжал он, не обратив внимания на мой вопрос.- Так что малость придется подучиться...
И 1 сентября 1941 года для меня, почти так же, как и для всех школьников и студентов, начался новый учебный год - подготовка к выполнению особого задания. Вся группа специального назначения состояла из разнотипных самолетов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
- Штурман!
- Ничего не понимаю,- доносят до меня наушники его голос.
Холодный пот выступает на лбу: потеря ориентировки! Послушные навыкам руки, опережая мысль, выполняют свою работу. Машина, как бы споткнувшись обо что-то, уходит в вираж. Непосредственная опасность остается позади. Но впереди не лучше: территория, захваченная врагом.
И тогда на какое-то мгновение вспыхивают будто знакомые очертания посадочных сигналов аэродрома.
- Запасной! - радостно кричит штурман.
Иду на посадку. Что такое? Навстречу планирующему самолету несется неистовая россыпь зенитно-пулеметных трасс. Приняли за вражеский самолет!..
Вновь взмываем. Курс на северо-восток. Высота 5 тысяч метров. Где мы? Над своей или чужой землей? С тревогой посматриваю то на все еще не светлеющий на востоке горизонт, то на циферблат часов и стрелку бензиномера, неотвратимо продвигающуюся к роковому нулю. И так полтора долгих, как вечность, часа. Наконец тьма нехотя стала отступать перед первыми проблесками рассвета. Внизу лениво сверкнул плавный изгиб Оки. "Спокойно! Снижаться рано: внизу еще темно",- подсказывает мысль.
Проходит еще десять минут. Поперек реки обозначились ниточки железнодорожных путей. Ориентируемся по карте. Конечно же, это мост возле Серпухова! Послушная рулям машина ныряет вниз. Моторы работают на малых оборотах, поглощая последние капли бензина. Наконец навстречу поднимается небольшая зеленая лужайка, резко ограниченная слева рекой, а по другой стороне подлеском. Направляю машину прямо на прибрежную кромку. Самолет с трудом замедляет бег, успев все-таки застекленным носом слегка раздвинуть кроны молодых березок.
Устало откидываюсь на спинку. Закрываю глаза и проваливаюсь в тяжелый сон. Не знаю, сколько он длился, но проснулся я от очень знакомого голоса. Возле самолета стоит "эмка", а около нее - полковник. Приглядываюсь, Да это же наш батя! Полковник М. И. Кузин был любимым нашим воспитателем еще в Ейской школе морских летчиков, а теперь возглавляет район авиационного базирования. Быстро выбираюсь из кабины, и через минуту я в его объятиях...
В крутом переплете
9 августа вечером командующий Московской зоной ПВО генерал-майор Михаил Степанович Громадин поставил нашему экипажу задачу: провести воздушную разведку промышленных и военных объектов Москвы и ее окраин, чтобы по материалам аэрофотосъемки определить надежность их маскировки. Экипаж был тщательно проинструктирован. Точно определена высота пролета над столицей - 3 тысячи метров. Зенитчики и истребители получили соответствующее оповещение. Все было сделано, чтобы полет прошел безопасно.
Но на следующий день все планы были нарушены. 3 августовские дни нередкими были дневные налеты разведчиков противника, не брезговавших беспорядочной бомбардировкой городских кварталов. Поэтому ПВО столицы находилась в полной боевой готовности.
Прошло четыре минуты, как позади остались Люберцы, и в тот самый момент, когда самолет лег на курс плановой аэрофотосъемки, стрелок-радист доложил:
Из центра города батарея зенитной артиллерии открыла огонь. Сзади внизу видно большое количество разрывов...
Покачиваю крыльями. Штурман выпускает две зеленые ракеты. Однако сигнал "Я - свой самолет",- тонет в набегающих на курс разрывах снарядов. Лишь две минуты удается удерживать заданные скорость, курс и высоту. Затем приходится прибегнуть к противозенитному маневру. Опасность быть сбитым своими же зенитчиками угрожающе нарастает. Прямо над нами - смертоносное облако разорвавшегося по курсу снаряда крупного калибра. Огонь все более уплотняется. Машину начинает бросать из стороны в сторону. Штурман нервно докладывает:
- Вижу до сорока разрывов... Появились пробоины в фюзеляже и в плоскостях...
- Повторить сигнал "Я - свой самолет",- приказываю и бросаю машину в крутое пикирование.
И когда навстречу, все увеличиваясь в размерах, уже набегают перелески и дома, перехожу на бреющий полет. Вот и подступы к аэродрому...
Но курс перекрещивают падающие прямо сверху трассы двух пулеметных очередей: четыре истребителя ЛаГГ-3 берут нашу машину в клещи, сигналя: "Следовать за нами!" Приподнявшийся из своей кабины стрелок-радист показывает на красные звезды на фюзеляже нашей машины. Однако постреливание из пулеметов вдоль нашего курса продолжается.
Делать нечего: отдаемся на милость конвоя, который приводит нас на полевой аэродром. Когда самолет приземлился, на летном поле нас окружила группа автоматчиков. Выходим, с недоумением озираясь по сторонам. И только тут раздалась команда знакомого мне командира истребительного авиаполка:
- Отставить!
Вместе с ним осматриваем самолет. Двадцать девять пробоин. Из них семь - в угрожающей близости к жизненно важным агрегатам машины. Вскоре дежурный по КП встревоженно докладывает:
- Товарищ майор, генерал Громадин лично требует вас к телефону.
- Как машина? Как экипаж? - резко звучат вопросы генерала.
- Можем перелететь на свой аэродром. Самолет исправен, хотя и имеется больше двух десятков пробоин. Товарищ генерал, разрешите выполнить эту задачу на У-два, с трехсотметровой высоты, в противном случае наш бомбардировщик и впредь будут принимать за фашистского разведчика "мессершмитт-сто десять".
- Ну что ж, согласен! Но вы-то и впрямь готовы это сделать?
- Так точно!
- Ну, добро! Возвращайтесь на свой аэродром. Самолет подготовят, а уж я "уговорю" зенитчиков на этот раз помолчать...
На другой день встретились с генералом Громадиным в штабе ВВС. Вошедший во время нашего разговора полковник Александр Саввич Шадский ткнул в меня пальцем, рассмеялся:
- Это он, товарищ генерал, сбил с толку вчера наших зенитчиков и истребителей, а нас загнал в бомбоубежище.
После паузы генерал ответил:
- Н-да... А стреляют-то наши все-таки плоховато..,
Особое задание
Вскоре мне привелось познакомиться с известным полярным летчиком Героем Советского Союза М. В. Водопьяновым. Он уже стал генералом, хотя одет был почему-то в свою прежнюю морскую форму. Командовал он дивизией бомбардировщиков дальнего действия.
- Теперь, майор, будешь работать у меня,- сказал Михаил Васильевич.- Тебе придется возглавить группу специального назначения, формируемую из самолетов устаревших типов.
- Товарищ генерал, на что они, тихоходы эти, теперь годны?!
- Это сложное дело,- продолжал он, не обратив внимания на мой вопрос.- Так что малость придется подучиться...
И 1 сентября 1941 года для меня, почти так же, как и для всех школьников и студентов, начался новый учебный год - подготовка к выполнению особого задания. Вся группа специального назначения состояла из разнотипных самолетов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58