Но либо из предусмотрительности, либо в силу возникших подозрений, Фалька, что теперь вынуждена была неотлучно находиться подле госпожи и днем, и ночью, со временем вздумала запирать за собою дверь привычного выхода, так что однажды, толкнувшись в стену, Никтерис к своему изумлению и ужасу обнаружила, что камень противится ее усилиям и не позволяет пройти; и сколько бы девушка не изучала стену, ей так и не удалось понять, чем вызвана подобная перемена. Тогда Никтерис впервые ощутила гнет тюремных стен, повернулась и, в порыве отчаяния, наощупь добралась до картины, за которой как-то раз исчезла Фалька. Там девушка вскоре отыскала нужное место, при нажатии на которое стена поддалась. Сквозь проем Никтерис попала в некое подобие чулана, где слабо мерцал свет небес, синева коих поблекла в зареве луны. Из чулана пленница попала в длинный коридор, озаренный лунным сиянием, и добралась до двери. Дверь открылась под ее рукой, и, к вящей своей радости, Никтерис оказалась в том, 1другом месте, 0однако не на крепостной стене, но в саду, куда ей так хотелось попасть. Бесшумно, словно легкокрылый мотылек, она порхнула под сень деревьев и кустарников, босые ножки девушки ступали по самому мягкому из ковров, с каждым прикосновением убеждаясь, что ковер этот - живой, и поэтому-то столь ласково их привечает. Теплый ветерок реял среди деревьев, то здесь, то там, словно своенравное дитя. Никтерис закружилась в танце среди травы, то и дело оглядываясь через плечо на свою тень. Сперва девушка приняла ее за крохотное черное существо, вздумавшее поддразнить ее, но заметив, что это создание возникает только там, где она, Никтерис, заслоняет луну, и при каждом дереве, каким бы высоким и раскидистым оно не было, непременно состоит один из этих странных спутников, она вскорости научилась не обращать на тень внимания, и со временем тень стала для девушки таким же источником развлечения, как хвост для котенка. Однако среди деревьев Никтерис еще долго чувствовала себя не совсем уютно. Деревья то словно бы порицали гостью за что-то, то вообще ее не замечали, поглощенные своими делами. Переходя от одного к другому и благоговейно поднимая взгляд к таинственному, шелестящему пологу ветвей и листьев, Никтерис вдруг заметила чуть в стороне деревце, непохожее на остальные. Белое, неясное, сверкающее, раскидистое, словно пальма маленькая, хрупкая пальма с небольшой кроной, - оно стремительно росло и, вырастая, пело дивные песни. Однако в размерах это деревце не увеличивалось: да, подрастало оно быстро, но так же быстро рассыпалось на кусочки. Подойдя поближе, Никтерис обнаружила, что деревце это - водное, и сделано из точно такой же воды, что служила ей для умывания - только вода эта, без сомнения, была живая, как река, - однако, надо полагать, другого сорта, поскольку одна проворно скользила по ковру, а вторая взлетала вверх, и падала, и поглощала сама себя, и снова устремлялась ввысь. Девушка опустила ножки в мраморный бассейн - цветочный горшок, из которого росло деревце. Он был полон самой настоящей воды, живой и прохладной! - и до чего приятной, ибо ночь стояла жаркая!
Но цветы! - ах, цветы! - с ними Никтерис тотчас же подружилась. Удивительные создания! - такие добрые, такие прекрасные! - что за краски, что за ароматы - алый аромат, и белый аромат, и желтый аромат - дарили они всем прочим существам! Та, что невидима и вездесуща, забирала у них столько благоухания и уносила прочь! - однако цветы не возражали. Благоухание заменяло им язык: с его помощью цветы сообщали, что они - живые, а вовсе не нарисованные, подобно тем, что украшали стены и ковры в покоях Никтерис.
Девушка блуждала по саду, спускаясь все ниже, и вот, наконец, дошла до реки. Дальше пути не было - Никтерис слегка побаивалась проворной водной змеи, и не без причины! - так что девушка прилегла на поросший травою берег и погрузила ножки в воду, наслаждаясь напором водных струй. Долго сидела она так, на вершине блаженства, любуясь на реку, порою поднимая взгляд к ущербному лику великой лампы и следя, как луна восходит в одной части небесного свода, для того, чтобы опуститься с другой.
XIII. НЕЧТО НОВОЕ
Прелестный мотылек задел крылышками огромные синие глаза Никтерис. Девушка вскочила и побежала за ним - охваченная не охотничьим азартом, но любовью. Сердце Никтерис - как и любое другое сердце, если очистить его от обломков, - было неиссякаемым источником любви; она любила все, что видела. Но, догоняя мотылька, девушка приметила нечто, лежащее на речном берегу, и, не научившись еще бояться чего бы то ни было, поспешила прямиком туда посмотреть, что это. Добежав до места, Никтерис застыла в удивлении. Еще одна девушка - такая же, как она сама! Но что за странный вид у этой девушки! - и что за невиданный на ней наряд! - и, похоже, бедняжка не в силах двинуться! Может, она мертва? Преисполнившись жалости, Никтерис опустилась на траву, приподняла голову Фотогена, положила ее к себе на колени и принялась поглаживать бледное лицо. Прикосновение теплых рук привело юношу в чувство. Темные глаза, в коих не осталось ни искры былого огня, открылись и поглядели вверх, с губ сорвался странный звук, отголосок страха - не то стон, не то всхлип. Но, увидев склонившееся над ним лицо, юноша глубоко вздохнул и замер неподвижно, не сводя с девушки глаз: эти дивные бездны синевы, проблески небес более приветливых, словно бы излучали храбрость и умеряли его ужас. Наконец, дрожащим, исполненным благоговения голосом, пониженным до полушопота, юноша спросил:
- Ты кто?
- Я - Никтерис, - отвечала незнакомка.
- Ты - порождение тьмы и любишь ночь, - предположил юноша. Страх снова шевельнулся в его сердце.
- Может быть, я и порождение тьмы, - отозвалась Никтерис, - я с трудом понимаю, что ты имеешь в виду. Но я не люблю ночь. Я люблю день люблю всем сердцем; а всю ночь напролет я сплю.
- Как так? - спросил Фотоген, приподнимаясь на локте, и снова уронил голову на колени девушки, едва завидев луну. - Как так? - повторил он. - Я же вижу твои глаза, и они широко открыты!
Никтерис только улыбнулась в ответ и погладила светлые пряди; из его речи девушка не поняла ни слова и решила, что бедняжка не знает, что говорит.
- Так это был сон? - снова заговорил Фотоген, протирая глаза. Но тут в мыслях у него прояснилось, он вздрогнул и закричал: - Ох, кошмар, какой кошмар! Вдруг взять и превратиться в труса! - в ничтожного, жалкого, презренного труса! Мне стыдно - непереносимо стыдно! - и 1так 0страшно! Все это так ужасно!
- Чего же тут ужасного? - спросила Никтерис, улыбаясь, как улыбается мать ребенку, пробужденному от ночного кошмара.
- Все, все, - повторял юноша, - вся эта тьма и рев.
- Друг мой, - отвечала Никтерис, - никакого рева в помине нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14