И тут этот псих из лесу нарисовался, проволочку из кармана вынул и стоит себе, замок открывает. Я – ноль внимания, мне плевать, стою, давлю себе. Он калитку открыл, ко мне двинулся, довольный, как новенький луидор, корзинка берестяная в руках, будто по грибы собрался. Подошел, стал смотреть, потом раздавил пару червяков, головой кисло помотал: «Не, не то – кайфа маловато», и пошел себе, как я понял, к бане. Воротился оттуда в сумерках – червяков уже почти не было видать – покурил рядом, потом заплевал окурок и усмехнулся, подленько так: «А я ведь тебя, гроза червяков, знаю. Видел твою фотку на Мартинике у дверей тамошней кутузки. Ты ведь Каналь, сраный итальяшка и серийный убийца?» Ну, я, конечно, осерчал – ведь с Корсики я, не макаронник – и вспорол ему брюхо снизу доверху, благо перо у меня всегда под рукой…
– А где вы взяли нож? – спросил профессор, вынув из кармана свою серебряную коробочку и проглотив очередную пилюлю.
– Как где?! В столовой реквизировал, куда серьезному человеку без пера?
– Лурье, предъявите комиссару улику, – сказал Данцигер следователю.
Следователь достал из кейса целлофановый пакет, содержавший заточенный под финку столовый нож с ручкой слоновой кости. Мегре грузно встал, взял пакет, повертел в руках, вернул следователю.
– Да, убийство совершено примерно таким ножом… Заточен прилично. Таким с бифштексом в минуту справишься, не то, что с теми, что подают в столовой.
– Вот и хорошо, – заулыбался Данцигер – у него вовсю сосало под ложечкой.
– Но, судья, позвольте задать вопрос: а как же камни? – скомкал Мегре его улыбку. – Как белые нитки, наконец?
– Ну, с нитками понятно, комиссар, – махнул рукой профессор. – Страсть месье Бертрана к шитью известна всем.
Судья посмотрел на часы и потребовал:
– Рассказывайте, Каналь, как камни оказались в чреве Мартена Делу. Да живее, живее…
– Вы, комиссар, могли бы догадаться… – тепло посмотрел серийный убийца на Мегре. – Помнете, летом 79-го вы застукали меня с Тибо-медвежатником на задах кафе? Ну, того, что на улице Соваж? Увидев вас, я пропустил удар…
– Помню, – сказал Мегре. – У тебя кишки, считай, вывалились, но ты, тем не менее, улизнул.
– Да, ушел. И знаете, месье комиссар, кто мне помог?
– Кто?
– Крошка Рейчел.
– Крошка Рейчел?! Не может быть! – молодому Мегре нравилась эта кроткая маленькая официантка, чем-то похожая на юную Грету Гарбо. И он частенько заглядывал в ее кафе пропустить стаканчик-другой. И тогда, преследуя Каналя, он и подумать не мог, что маленькая Рейчел прячет бандита в своей комнатке. В комнатке, которую Мегре решался посещать лишь в мыслях.
Профессор Перен, разглядывая комиссара, профессионально улыбался – на сеансах психотерапии Мегре рассказывал ему об этой истории и нежных чувствах, которые испытывал к девушке.
– Она самая, Рейчел – трансформировал Каналь ироническую улыбку профессора в откровенно саркастическую. – У нее я и схоронился. И у нее же живот зашил.
– Сам зашил? – Мегре нужно было время, чтобы совладать с эмоциями, пытавшимися вырваться из подсознания. – А что, Рейчел не могла?
– Она в обморок брякнулась, когда кишки мои коньяком промывала.
– Вы отклонились от темы, – посмотрел Данцигер на часы. Он истекал желчью, воображением видя, как пилот вертолета вместе с полицейскими, склонив головы, орудуют в столовой санатория ножами и вилками.
– Ну, в общем, когда ваш Лу упал, и кишки у него вывалились, у меня в мозгах что-то переключилось, и я стал портным – вечерами у меня это бывает, правда, хозяин?
– С точки зрения психоаналитики это вполне правдоподобно, – сказал профессор Перен, равнодушно рассматривая асимметричное лицо следователя Лурье, о многом ему говорившее.
– Правдоподобно?! – радушно усмехнулся Мегре. – А камни в живот – это тоже правдоподобно?!
– На мой взгляд, правдоподобно, – пожал плечами судья Данцигер, прежде чем обратиться к бывшему пациенту Бертрану: – Каналь, вы забыли о камнях. Расскажите господину Мегре, как они очутились в животе Мартена Делу.
– Я ж говорил, корзинка у него была. Туда шел пустой, а когда вернулся, три булыжника в ней отдыхали. Я еще хотел спросить, зачем они ему, под голову, что ли, ложить, или топиться собрался, но передумал. А когда он упал, и я стал кишки ему на место укладывать, чтоб покойник покойником был, он меня за горло обеими руками схватил, чтоб, значит, задушить. Но я не растерялся, не лыком шит, нащупал в корзинке булыжник и по черепушке вдарил, чтоб, значит, не дергался. Он трупом лег, а я, злой еще, камень в брюхо ему положил. Бедняге, видно, нехорошо от этого стало, и он опять за горло, псих какой-то, прям беда. Ну, я опять маху не дал, и его вторично уложил другим камнем, первый-то уже к кишкам прилип. И так три раза, как заводной, он за горло меня хватал, пока совсем не отключился. А когда отключился, я живот-то зашил, терпеть не могу рвани, ведь портной с детства, что ни говори, и причиндалы всегда со мной, окромя швейной машинки. Вот и зашил, камни, само собой, не вынув, потому как боялся – вдруг опять образумится, и опять за горло? А с камнями он вряд ли смог бы бодаться и, тем более, убежать, готовности ямы не дождавшись.
– Вы хотели его закопать? – спросил профессор. – Как? У вас ведь не было лопаты?
– Почему не было? Была. Как без нее? Ведь дожди, чай, не каждый день льют.
– Причем тут дожди? – машинально спросил Мегре, думая о своем.
– А притом, что, когда дождей нет, червяки дома сидят.
– И что вам дались эти червяки? – неприязненно посмотрел Мегре.
– Не стоит сейчас об этом, – поморщился профессор Перен, знавший причину мании Бертрана из сеансов психотерапии. – Знаете, у каждого человека под шляпой – свой театр…
– А почему вы его не закопали? – продолжал допрос следователь Лурье.
– Темно совсем стало. А у меня куриная слепота, хозяин знает. Вот хворостом только и прикрыл, благо там его достаточно.
– Понятно, – сказал Данцигер, посмотрев на часы.
– Я думаю, сейчас самое время пригласить второго свидетеля, – сказал профессор, емко посмотрев на Мегре, так емко, что тот ничуть не удивился, когда следователь Лурье ввел в кабинет мадмуазель Генриетту Жалле-Беллем.
13. «Чрево» – это чулан
Мегре, как не старался, не мог оторвать от женщины глаз. Она, немного подкрашенная, в длинном белом платье и серебряных с бирюзой украшениях, смотрела виновато, как школьница, пересолившая экзамен по домоводству. Мегре не мог оторвать глаз от детски расстроенного ее лица – он прощался с образом, самовольно поселившимся в его сердце. Прощался, потому что знал, что всего лишь через минуту услышит нечто такое, что смотреть приязненно на эту женщину никогда уже не сможет.
– Итак, мадмуазель Жалле-Беллем, перескажите, пожалуйста, господину Мегре, то, что рассказали нам час назад, – посмотрел судья Данцигер на часы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
– А где вы взяли нож? – спросил профессор, вынув из кармана свою серебряную коробочку и проглотив очередную пилюлю.
– Как где?! В столовой реквизировал, куда серьезному человеку без пера?
– Лурье, предъявите комиссару улику, – сказал Данцигер следователю.
Следователь достал из кейса целлофановый пакет, содержавший заточенный под финку столовый нож с ручкой слоновой кости. Мегре грузно встал, взял пакет, повертел в руках, вернул следователю.
– Да, убийство совершено примерно таким ножом… Заточен прилично. Таким с бифштексом в минуту справишься, не то, что с теми, что подают в столовой.
– Вот и хорошо, – заулыбался Данцигер – у него вовсю сосало под ложечкой.
– Но, судья, позвольте задать вопрос: а как же камни? – скомкал Мегре его улыбку. – Как белые нитки, наконец?
– Ну, с нитками понятно, комиссар, – махнул рукой профессор. – Страсть месье Бертрана к шитью известна всем.
Судья посмотрел на часы и потребовал:
– Рассказывайте, Каналь, как камни оказались в чреве Мартена Делу. Да живее, живее…
– Вы, комиссар, могли бы догадаться… – тепло посмотрел серийный убийца на Мегре. – Помнете, летом 79-го вы застукали меня с Тибо-медвежатником на задах кафе? Ну, того, что на улице Соваж? Увидев вас, я пропустил удар…
– Помню, – сказал Мегре. – У тебя кишки, считай, вывалились, но ты, тем не менее, улизнул.
– Да, ушел. И знаете, месье комиссар, кто мне помог?
– Кто?
– Крошка Рейчел.
– Крошка Рейчел?! Не может быть! – молодому Мегре нравилась эта кроткая маленькая официантка, чем-то похожая на юную Грету Гарбо. И он частенько заглядывал в ее кафе пропустить стаканчик-другой. И тогда, преследуя Каналя, он и подумать не мог, что маленькая Рейчел прячет бандита в своей комнатке. В комнатке, которую Мегре решался посещать лишь в мыслях.
Профессор Перен, разглядывая комиссара, профессионально улыбался – на сеансах психотерапии Мегре рассказывал ему об этой истории и нежных чувствах, которые испытывал к девушке.
– Она самая, Рейчел – трансформировал Каналь ироническую улыбку профессора в откровенно саркастическую. – У нее я и схоронился. И у нее же живот зашил.
– Сам зашил? – Мегре нужно было время, чтобы совладать с эмоциями, пытавшимися вырваться из подсознания. – А что, Рейчел не могла?
– Она в обморок брякнулась, когда кишки мои коньяком промывала.
– Вы отклонились от темы, – посмотрел Данцигер на часы. Он истекал желчью, воображением видя, как пилот вертолета вместе с полицейскими, склонив головы, орудуют в столовой санатория ножами и вилками.
– Ну, в общем, когда ваш Лу упал, и кишки у него вывалились, у меня в мозгах что-то переключилось, и я стал портным – вечерами у меня это бывает, правда, хозяин?
– С точки зрения психоаналитики это вполне правдоподобно, – сказал профессор Перен, равнодушно рассматривая асимметричное лицо следователя Лурье, о многом ему говорившее.
– Правдоподобно?! – радушно усмехнулся Мегре. – А камни в живот – это тоже правдоподобно?!
– На мой взгляд, правдоподобно, – пожал плечами судья Данцигер, прежде чем обратиться к бывшему пациенту Бертрану: – Каналь, вы забыли о камнях. Расскажите господину Мегре, как они очутились в животе Мартена Делу.
– Я ж говорил, корзинка у него была. Туда шел пустой, а когда вернулся, три булыжника в ней отдыхали. Я еще хотел спросить, зачем они ему, под голову, что ли, ложить, или топиться собрался, но передумал. А когда он упал, и я стал кишки ему на место укладывать, чтоб покойник покойником был, он меня за горло обеими руками схватил, чтоб, значит, задушить. Но я не растерялся, не лыком шит, нащупал в корзинке булыжник и по черепушке вдарил, чтоб, значит, не дергался. Он трупом лег, а я, злой еще, камень в брюхо ему положил. Бедняге, видно, нехорошо от этого стало, и он опять за горло, псих какой-то, прям беда. Ну, я опять маху не дал, и его вторично уложил другим камнем, первый-то уже к кишкам прилип. И так три раза, как заводной, он за горло меня хватал, пока совсем не отключился. А когда отключился, я живот-то зашил, терпеть не могу рвани, ведь портной с детства, что ни говори, и причиндалы всегда со мной, окромя швейной машинки. Вот и зашил, камни, само собой, не вынув, потому как боялся – вдруг опять образумится, и опять за горло? А с камнями он вряд ли смог бы бодаться и, тем более, убежать, готовности ямы не дождавшись.
– Вы хотели его закопать? – спросил профессор. – Как? У вас ведь не было лопаты?
– Почему не было? Была. Как без нее? Ведь дожди, чай, не каждый день льют.
– Причем тут дожди? – машинально спросил Мегре, думая о своем.
– А притом, что, когда дождей нет, червяки дома сидят.
– И что вам дались эти червяки? – неприязненно посмотрел Мегре.
– Не стоит сейчас об этом, – поморщился профессор Перен, знавший причину мании Бертрана из сеансов психотерапии. – Знаете, у каждого человека под шляпой – свой театр…
– А почему вы его не закопали? – продолжал допрос следователь Лурье.
– Темно совсем стало. А у меня куриная слепота, хозяин знает. Вот хворостом только и прикрыл, благо там его достаточно.
– Понятно, – сказал Данцигер, посмотрев на часы.
– Я думаю, сейчас самое время пригласить второго свидетеля, – сказал профессор, емко посмотрев на Мегре, так емко, что тот ничуть не удивился, когда следователь Лурье ввел в кабинет мадмуазель Генриетту Жалле-Беллем.
13. «Чрево» – это чулан
Мегре, как не старался, не мог оторвать от женщины глаз. Она, немного подкрашенная, в длинном белом платье и серебряных с бирюзой украшениях, смотрела виновато, как школьница, пересолившая экзамен по домоводству. Мегре не мог оторвать глаз от детски расстроенного ее лица – он прощался с образом, самовольно поселившимся в его сердце. Прощался, потому что знал, что всего лишь через минуту услышит нечто такое, что смотреть приязненно на эту женщину никогда уже не сможет.
– Итак, мадмуазель Жалле-Беллем, перескажите, пожалуйста, господину Мегре, то, что рассказали нам час назад, – посмотрел судья Данцигер на часы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110