Я был у него на Севане, а там меня к вам направили.
Тут она удивилась, даже испугалась чуть-чуть.
– Дедушку редко спрашивают. Особенно здесь. Что-нибудь случилось?
– Ничего не случилось, – засмеялся Саблин. – Просто поговорить надо. Для этого и приехал.
– Он во внутреннем дворике под чинарой сидит. В такую жару только в тени и отдохнешь…
Саблин поморщился: в тени на скамейке небось старики со всего дома собрались. Но оказалось, что ошибся. На раскаленном солнцем каменном дворике в единственном густом уголке тени действительно сидел Закирян. И сидел один.
Саблин не узнал старика. Никакого сходства не нашел он в нем с фотокарточкой, которую переснял из судебного дела. И тотчас же подумал, что такое же несходство будет и в случае с Лобудой. Слишком плохо и слишком молодыми тогда их снимали. Молча присел рядом, причем старик Закирян не обратил на него никакого внимания, даже не повернулся, не взглянул. Только когда заговорил Саблин, в глазах его блеснула искорка интереса.
– Из-за этого вы из Москвы ехали, – усмехнулся он.
– Из-за этого, – подтвердил Саблин.
– Вы бы Колоскова спросили. За ним не в Армению ехать.
– Колосков убит.
И опять Закирян не удивился.
– А теперь моя очередь. Лобуда со свидетелями рассчитывается, – сказал он. – Только мы двое и знали, что он от гестапо работал.
– Почему же на суде не сказали?
Закирян поднял брови. Они были у него пегие: черные с густой проседью.
– Так на суде я десятку получил, а у Лобуды суд страшнее. Молчишь – живи, проговоришься – гроб заказывай. Нашли убийцу-то?
– Пока еще нет. Ищем. И найдем, если поможете.
– Чем помочь? Я его сто лет не вижу. Где он таится, в какой личине, знать не знаю. В Москве, думаю, если Ефима шлепнул.
Закирян говорил резко, медленно, почти без акцента, короткими фразами. Как рубил. Слушать его было легко и неутомительно. И Саблин напомнил:
– Может, вы расскажете про свою полицейскую жизнь? Главное – о встречах с Лобудой. О его повадках, о характере, о связях с гестапо.
– О его связях с гестапо я никому не рассказывал… – Не глядя на Саблина, Закирян проговорил, словно думал вслух: – Не боюсь Лобуды. Теперь нисколечко.
– А почему боялись?
– Очень уж легко он людей порешал. Пулей в голову. Из пистолета навскидку. Идем, скажу, по улице. По улицам тогда мало ходили, опасаясь каждого встречного. Вроде нас, подразумеваю. Ну, видим: идет прохожий. Тихонечко идет. Рук в карманах не держит, глаза опущены. А Лобуда меня локтем в бок. Кажется, знаю этого человека, говорит. Я в ответ: что в том особенного? А то, говорит, что он меня тоже знает. Ну и что, спрашиваю. А то, говорит, что таких я в живых не оставляю. Мало ли что про меня он скажет, если власть переменится. Вскинет пистолет, хрясь! И нет человека. Раз десять при мне так было. И Колосков это тоже видал. Потому и грохнул он Колоскова. За то, что мог Ефим о нем Советской власти сказать. Не зная, кто убил, прямо вам скажу: Лобуда.
Саблин молчал, как бы подталкивая Закиряна: продолжай, не тяни, все интересно. И старик продолжал:
– Не все полицаи, конечно, работали на гестапо. Мы с Колосковым немецкого начальства побаивались. Хватало румынского. Городской голова Пынтя нас по лицу лупил, ежели низкого поклона от нас при встречах не видел. Но той лютости, как в гауптштурмфюрере из гестапо жила, у Пынти не было. А гауптштурмфюрер в каждой фельдкомендатуре своих людей имел, вроде Лобуды. Потому и на суде при Советской власти не только мы с Колосковым, но и кое-кто в зале о Лобуде промолчал, как только узнали, что он сбежал. Вот вам и характер его. А о делах что ж? О них на суде говорилось. Арестовывали, с обысками по квартирам ходили, людей в Германию высылали. Хорошо, что суд вышку не дал, десяткой ограничился. Да и по амнистии срок скостили. Потому и Лобуды не страшусь.
– А вы сумеете опознать Лобуду, если мы его вам покажем живехоньким?
Замолчал Закирян, опустил глаза, вспоминая.
– А вы поезжайте в Одессу, дело мое найдите и на карточку посмотрите. Может, смотрели?
– Смотрел, – сказал Саблин.
– Узнали, когда стариком увидели?
– Не сразу, – признался Саблин.
– Вот то-то и оно. Меняет нас возраст. Таким, как я его помню, Лобуды уже нет. А как он выглядит сейчас, не знаю. А если он еще и пластическую операцию сделал?
– Поглядим. Проверим, где ему могли такую операцию сделать.
– Как проверишь? За хорошие деньги нашел частника. Поди, узнай.
– Это не просто операция, отец. Нужно не кромсать лицо, а создать несхожесть, – пояснил Саблин. – Без хирурга-косметолога не обойтись. Был нос прямой – станет с горбинкой. Были пухлые губы – утоньшатся. Был острый подбородок – округлится. В Америке за такую операцию сотни тысяч долларов платят.
Саблин импровизировал. Он понятия не имел о пластических операциях. Но мысль, брошенная Закиряном, дошла. А если Лобуда нашел такого косметолога, понадобится другой косметолог, чтобы опознать следы операции.
– Не будем гадать, отец, – закончил он свой диалог с Закиряном, – возьмем Лобуду – тебе по обоим адресам телеграммы пошлем. Приедешь?
– Не побоюсь, – твердо сказал старик.
* * *
С аэродрома Саблин помчался к Гридневу. О Паршине он уже говорил Корецкому, значит, Гриднев тоже знает. А на доклад полковнику хватило материала о Закиряне.
– На опознание приедет, – резюмировал капитан свое сообщение о поездке в Армению. – Только боится, что опознать не сможет из-за возрастных изменений. Предположил, что Лобуда мог сделать пластическую операцию.
– Где? – перебил Гриднев. – В Измаиле или в Одессе? Вы, конечно, проверите. Другие места пребывания Лобуды в Советском Союзе нам не известны. Закирян тоже ничего о них не знает. С чего же вы начнете розыск?
– Мне думается, – замялся Саблин, – что все-таки с Паршина.
– Я видел его. К сожалению, вы правы. «Что-то похожее» – еще не сходство.
Вошел Корецкий.
– Сядь, – продолжал Гриднев. – Разговор пойдет о Паршине. О Закиряне советоваться незачем. Все ясно. Лобуда действительно был связан с гестапо и лично уничтожил все доказательства этой связи при отступлении немецко-фашистских войск из Одессы. Тогда же было, вероятно, согласовано и его пребывание в СССР в качестве абверовского или гестаповского разведчика. Может быть, рассчитывалось и длительное оседание его у нас. Для опознания Закирян приедет, хотя и не уверен, что сможет его опознать. Боится, что помешает пластическая операция. Мог ее сделать Паршин?
Корецкий ответил сразу же:
– За двадцать лет его работы главным бухгалтером у Боголепова никаких изменений в его лице, кроме чисто возрастных, не произошло. Меня в этом уверил начальник отдела кадров, который тоже работает двадцать лет. Такую операцию Паршин мог сделать и раньше, но мог и не делать совсем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Тут она удивилась, даже испугалась чуть-чуть.
– Дедушку редко спрашивают. Особенно здесь. Что-нибудь случилось?
– Ничего не случилось, – засмеялся Саблин. – Просто поговорить надо. Для этого и приехал.
– Он во внутреннем дворике под чинарой сидит. В такую жару только в тени и отдохнешь…
Саблин поморщился: в тени на скамейке небось старики со всего дома собрались. Но оказалось, что ошибся. На раскаленном солнцем каменном дворике в единственном густом уголке тени действительно сидел Закирян. И сидел один.
Саблин не узнал старика. Никакого сходства не нашел он в нем с фотокарточкой, которую переснял из судебного дела. И тотчас же подумал, что такое же несходство будет и в случае с Лобудой. Слишком плохо и слишком молодыми тогда их снимали. Молча присел рядом, причем старик Закирян не обратил на него никакого внимания, даже не повернулся, не взглянул. Только когда заговорил Саблин, в глазах его блеснула искорка интереса.
– Из-за этого вы из Москвы ехали, – усмехнулся он.
– Из-за этого, – подтвердил Саблин.
– Вы бы Колоскова спросили. За ним не в Армению ехать.
– Колосков убит.
И опять Закирян не удивился.
– А теперь моя очередь. Лобуда со свидетелями рассчитывается, – сказал он. – Только мы двое и знали, что он от гестапо работал.
– Почему же на суде не сказали?
Закирян поднял брови. Они были у него пегие: черные с густой проседью.
– Так на суде я десятку получил, а у Лобуды суд страшнее. Молчишь – живи, проговоришься – гроб заказывай. Нашли убийцу-то?
– Пока еще нет. Ищем. И найдем, если поможете.
– Чем помочь? Я его сто лет не вижу. Где он таится, в какой личине, знать не знаю. В Москве, думаю, если Ефима шлепнул.
Закирян говорил резко, медленно, почти без акцента, короткими фразами. Как рубил. Слушать его было легко и неутомительно. И Саблин напомнил:
– Может, вы расскажете про свою полицейскую жизнь? Главное – о встречах с Лобудой. О его повадках, о характере, о связях с гестапо.
– О его связях с гестапо я никому не рассказывал… – Не глядя на Саблина, Закирян проговорил, словно думал вслух: – Не боюсь Лобуды. Теперь нисколечко.
– А почему боялись?
– Очень уж легко он людей порешал. Пулей в голову. Из пистолета навскидку. Идем, скажу, по улице. По улицам тогда мало ходили, опасаясь каждого встречного. Вроде нас, подразумеваю. Ну, видим: идет прохожий. Тихонечко идет. Рук в карманах не держит, глаза опущены. А Лобуда меня локтем в бок. Кажется, знаю этого человека, говорит. Я в ответ: что в том особенного? А то, говорит, что он меня тоже знает. Ну и что, спрашиваю. А то, говорит, что таких я в живых не оставляю. Мало ли что про меня он скажет, если власть переменится. Вскинет пистолет, хрясь! И нет человека. Раз десять при мне так было. И Колосков это тоже видал. Потому и грохнул он Колоскова. За то, что мог Ефим о нем Советской власти сказать. Не зная, кто убил, прямо вам скажу: Лобуда.
Саблин молчал, как бы подталкивая Закиряна: продолжай, не тяни, все интересно. И старик продолжал:
– Не все полицаи, конечно, работали на гестапо. Мы с Колосковым немецкого начальства побаивались. Хватало румынского. Городской голова Пынтя нас по лицу лупил, ежели низкого поклона от нас при встречах не видел. Но той лютости, как в гауптштурмфюрере из гестапо жила, у Пынти не было. А гауптштурмфюрер в каждой фельдкомендатуре своих людей имел, вроде Лобуды. Потому и на суде при Советской власти не только мы с Колосковым, но и кое-кто в зале о Лобуде промолчал, как только узнали, что он сбежал. Вот вам и характер его. А о делах что ж? О них на суде говорилось. Арестовывали, с обысками по квартирам ходили, людей в Германию высылали. Хорошо, что суд вышку не дал, десяткой ограничился. Да и по амнистии срок скостили. Потому и Лобуды не страшусь.
– А вы сумеете опознать Лобуду, если мы его вам покажем живехоньким?
Замолчал Закирян, опустил глаза, вспоминая.
– А вы поезжайте в Одессу, дело мое найдите и на карточку посмотрите. Может, смотрели?
– Смотрел, – сказал Саблин.
– Узнали, когда стариком увидели?
– Не сразу, – признался Саблин.
– Вот то-то и оно. Меняет нас возраст. Таким, как я его помню, Лобуды уже нет. А как он выглядит сейчас, не знаю. А если он еще и пластическую операцию сделал?
– Поглядим. Проверим, где ему могли такую операцию сделать.
– Как проверишь? За хорошие деньги нашел частника. Поди, узнай.
– Это не просто операция, отец. Нужно не кромсать лицо, а создать несхожесть, – пояснил Саблин. – Без хирурга-косметолога не обойтись. Был нос прямой – станет с горбинкой. Были пухлые губы – утоньшатся. Был острый подбородок – округлится. В Америке за такую операцию сотни тысяч долларов платят.
Саблин импровизировал. Он понятия не имел о пластических операциях. Но мысль, брошенная Закиряном, дошла. А если Лобуда нашел такого косметолога, понадобится другой косметолог, чтобы опознать следы операции.
– Не будем гадать, отец, – закончил он свой диалог с Закиряном, – возьмем Лобуду – тебе по обоим адресам телеграммы пошлем. Приедешь?
– Не побоюсь, – твердо сказал старик.
* * *
С аэродрома Саблин помчался к Гридневу. О Паршине он уже говорил Корецкому, значит, Гриднев тоже знает. А на доклад полковнику хватило материала о Закиряне.
– На опознание приедет, – резюмировал капитан свое сообщение о поездке в Армению. – Только боится, что опознать не сможет из-за возрастных изменений. Предположил, что Лобуда мог сделать пластическую операцию.
– Где? – перебил Гриднев. – В Измаиле или в Одессе? Вы, конечно, проверите. Другие места пребывания Лобуды в Советском Союзе нам не известны. Закирян тоже ничего о них не знает. С чего же вы начнете розыск?
– Мне думается, – замялся Саблин, – что все-таки с Паршина.
– Я видел его. К сожалению, вы правы. «Что-то похожее» – еще не сходство.
Вошел Корецкий.
– Сядь, – продолжал Гриднев. – Разговор пойдет о Паршине. О Закиряне советоваться незачем. Все ясно. Лобуда действительно был связан с гестапо и лично уничтожил все доказательства этой связи при отступлении немецко-фашистских войск из Одессы. Тогда же было, вероятно, согласовано и его пребывание в СССР в качестве абверовского или гестаповского разведчика. Может быть, рассчитывалось и длительное оседание его у нас. Для опознания Закирян приедет, хотя и не уверен, что сможет его опознать. Боится, что помешает пластическая операция. Мог ее сделать Паршин?
Корецкий ответил сразу же:
– За двадцать лет его работы главным бухгалтером у Боголепова никаких изменений в его лице, кроме чисто возрастных, не произошло. Меня в этом уверил начальник отдела кадров, который тоже работает двадцать лет. Такую операцию Паршин мог сделать и раньше, но мог и не делать совсем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30