Неудачна беседа с художницей Цветковой, как вы провели ее в Доме моделей. Вас сковал один вопрос: почему фотокарточка физика Каринцева оказалась в кармане убитого конюха? Оказалось, что она не знала ни конюха, ни о том, что он был убит. Все остальные вопросы ваши ни к чему не вели. Бывала ли она на бегах? Бывала. С Каринцевым? С Каринцевым. Играл ли он в беговом тотализаторе? Играл. Что вы узнали по сути дела? Ничего.
– Я это понял уже во время допроса, – согласился Саблин. – Честно говоря, мне было стыдно. Так провалить разговор!..
– А вам понятно, почему вы его провалили? Потому, что не учли роли, какую в этих событиях мог сыграть Каринцев. Может быть, даже не по собственному желанию и воле. Не учли и взаимоотношений художницы и физика. О них следовало знать.
Саблин, не обижаясь, слушал Гриднева. Ему нравился этот высокий полковник, чем-то похожий на Жукова первых военных лет, пожилой, но моложавый, чисто выбритый, коротко стриженный «под полечку», как стригутся обычно немолодые люди.
– И еще кое-что, – добавил полковник. – Вам не приходила в голову мысль о том, что разгадка убийства конюха может быть скрыта в его далеком прошлом? Был ли он в плену или в оккупации?
– В оккупации был. Служил полицаем в одесской комендатуре. После войны за службу у гитлеровцев был приговорен к десяти годам в исправительно-трудовой колонии. Через шесть лет освобожден по амнистии.
– Выясняли по нашим каналам?
– Нет. Меня информировали в отделе кадров на ипподроме. Я уже собирался ехать в Одессу.
– Похвальное намерение. Обратитесь к полковнику Евсею Руженко.
– Следовало бы еще раз поговорить с Мариной Цветковой, – виновато замялся Саблин.
– Вам с ней больше общаться не надо: слишком начудили первый раз. С ней познакомится Корецкий. А вы езжайте в Одессу. Руженко поможет. Он в курсе всех оккупационных мерзостей. Во-вторых, поройтесь в судебном архиве: ведь суд, наверное, был в Одессе. В-третьих, разыщите Тимчука. Он крановщиком в Одесском порту работает, а был когда-то, как и Колосков, полицаем. Но вовремя в партизанское подполье ушел. Ведь и я тогда там был, а Колоскова-полицая не помню. Большая полицейская шайка была, но люди, конечно, разные. Кто поневоле втянут, кто из желания пограбить вдосталь, а кто и из гестапо послан был. На суде, конечно, могли и не разобраться: дело давнее. Ведь по горячим следам шли, кто-нибудь и уйти сумел. Или с немцами, или в глухомань. Уже тогда гитлеровцы к нам эту падаль забрасывали. И сколько их мы выловили!.. Свяжитесь с Тимчуком – не пожалеете.
* * *
В Одесском управлении государственной безопасности Саблина принял полковник Руженко.
– От Гриднева? Александра Романовича? – обрадовался он. – Звонил он мне. Значит, опять архивы подымать будем.
– Меня интересует дело Колоскова Ефима Ильича, бывшего одесского полицая, осужденного в сорок восьмом году и амнистированного в пятьдесят третьем, – пояснил Саблин.
– Помню, – сказал полковник. – Судилось трое: Колосков, Закирян и Лобуда. Я и следствие тогда вел. Посмотрите в архиве Одесского городского суда. Я позвоню. Только Лобуду судили заочно: бежал из-под следствия. Кто-то помог. Потом мы нашли кто. Заброшенный в Измаил гитлеровский агент Хребтов. На следствии он показал, что Лобуда погиб при попытке уйти за границу: утонул якобы, переплывая Дунай в районе Килии. Мы проверяли, но точно установить его гибель не удалось. Кстати, не понимаю, почему он бежал. С гестапо связан не был, как и его сотоварищи. Ну, получил бы свою десятку и – баста, мог бы жить честно. А суд, учтя бегство и два убийства при побеге, приговорил его к высшей мере. Однако за границей что-то о нем не слышно: может быть, затаился у нас где-нибудь, как затаились некоторые. Найдем в конце концов, отыщется след Тарасов.
В архиве городского суда Саблин нашел искомое дело. Суд не установил связи подсудимых с гестапо. Ни Колосков, ни Закирян советских людей не пытали и не расстреливали. Им вменялась только служба в полиции, незаконные аресты, обыски. Даже прокурор не требовал более десяти лет заключения. «Подсудимые Е. И. Колосков и А. Г. Закирян выселили семьи Соболевых и Гринько, захватили их квартиры и все принадлежавшее им имущество, – читал Саблин в обвинительной речи прокурора Михайлика, – произвели незаконный обыск в квартирах Миронова и Кривоносова, отправили на принудительные работы в Германию всех учительниц бывшей школы-семилетки № 24 на улице Свердлова, врачей родильного дома на улице Бебеля Смирнову, Пепельную и Карасик, переплетчицу Владычину, домашних хозяек Наживину, Орлову и Клименкову…» Список незаконных арестов, обысков и высылок, учиненных подсудимыми, в одной только речи прокурора насчитывал десятки фамилий, названных свидетелями обвинения.
Саблин скопировал также показания Лобуды, данные им следователю до своего бегства.
«– Имя?
– Павло Лобуда.
– Возраст?
– Родился в восемнадцатом.
– Образование?
– Ремесленное училище.
– Специальность?
– Слесарь.
– Почему пошли работать в полицию? Разве слесари в порту не требовались?
– Полицаем работать легче.
– И выгоднее?
– Это тоже учитывалось.
– На сигуранцу работали?
– Никак нет. В гражданской полиции.
– А в гестапо?
– Тем более.
– Не лжете?
– Найдите свидетелей.
– Мертвые ничего не скажут.
– Найдите живых.
– Найдем в документах гестапо.
– Говорят, их сожгли перед тем, как смыться из города.
– А откуда вам это известно?
– Слухами тюрьма полнится».
Далее рукой следователя старшего лейтенанта Руженко было написано:
«В найденных списках тайных и явных осведомителей гестапо имя Павло Лобуды не упоминается».
* * *
Тимчука Саблин нашел быстро: он действительно работал крановщиком в порту. Пушистые седые усы его ничуть не старили.
– Двухпудовой гирей помаленьку балуюсь, – похвастался он.
Разговаривали они в «Гамбринусе», пивном баре на Дерибасовской, названном так в память купринского. Тимчук, только что закончивший смену в порту, пригласил туда москвича:
– За кружкой пива и вспоминается лучше…
Саблин не возражал: жара в Одессе держалась адская.
– Гриднев сказал мне, что в дни оккупации вы были полицаем, – начал разговор Саблин.
– Був, – сказал Тимчук и тотчас же повторил по-русски: – Чего же скрывать: был. Но только в первые дни, пока не вывел в катакомбы Александра Романыча Гриднева. Там и остался, в боевой группе Седого.
– Меня вот что интересует, – продолжал Саблин. – Вы, конечно, и на процессе полицаев присутствовали?
– На каком? Их несколько было.
– Когда Колоскова и Закиряна судили.
– Пришлось. Свидетелем вызывали.
– Но я хочу вас спросить о том, которого на суде не было. О Лобуде.
– Был такой зверюга. Знаю. В другой фельдкомендатуре служил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Я это понял уже во время допроса, – согласился Саблин. – Честно говоря, мне было стыдно. Так провалить разговор!..
– А вам понятно, почему вы его провалили? Потому, что не учли роли, какую в этих событиях мог сыграть Каринцев. Может быть, даже не по собственному желанию и воле. Не учли и взаимоотношений художницы и физика. О них следовало знать.
Саблин, не обижаясь, слушал Гриднева. Ему нравился этот высокий полковник, чем-то похожий на Жукова первых военных лет, пожилой, но моложавый, чисто выбритый, коротко стриженный «под полечку», как стригутся обычно немолодые люди.
– И еще кое-что, – добавил полковник. – Вам не приходила в голову мысль о том, что разгадка убийства конюха может быть скрыта в его далеком прошлом? Был ли он в плену или в оккупации?
– В оккупации был. Служил полицаем в одесской комендатуре. После войны за службу у гитлеровцев был приговорен к десяти годам в исправительно-трудовой колонии. Через шесть лет освобожден по амнистии.
– Выясняли по нашим каналам?
– Нет. Меня информировали в отделе кадров на ипподроме. Я уже собирался ехать в Одессу.
– Похвальное намерение. Обратитесь к полковнику Евсею Руженко.
– Следовало бы еще раз поговорить с Мариной Цветковой, – виновато замялся Саблин.
– Вам с ней больше общаться не надо: слишком начудили первый раз. С ней познакомится Корецкий. А вы езжайте в Одессу. Руженко поможет. Он в курсе всех оккупационных мерзостей. Во-вторых, поройтесь в судебном архиве: ведь суд, наверное, был в Одессе. В-третьих, разыщите Тимчука. Он крановщиком в Одесском порту работает, а был когда-то, как и Колосков, полицаем. Но вовремя в партизанское подполье ушел. Ведь и я тогда там был, а Колоскова-полицая не помню. Большая полицейская шайка была, но люди, конечно, разные. Кто поневоле втянут, кто из желания пограбить вдосталь, а кто и из гестапо послан был. На суде, конечно, могли и не разобраться: дело давнее. Ведь по горячим следам шли, кто-нибудь и уйти сумел. Или с немцами, или в глухомань. Уже тогда гитлеровцы к нам эту падаль забрасывали. И сколько их мы выловили!.. Свяжитесь с Тимчуком – не пожалеете.
* * *
В Одесском управлении государственной безопасности Саблина принял полковник Руженко.
– От Гриднева? Александра Романовича? – обрадовался он. – Звонил он мне. Значит, опять архивы подымать будем.
– Меня интересует дело Колоскова Ефима Ильича, бывшего одесского полицая, осужденного в сорок восьмом году и амнистированного в пятьдесят третьем, – пояснил Саблин.
– Помню, – сказал полковник. – Судилось трое: Колосков, Закирян и Лобуда. Я и следствие тогда вел. Посмотрите в архиве Одесского городского суда. Я позвоню. Только Лобуду судили заочно: бежал из-под следствия. Кто-то помог. Потом мы нашли кто. Заброшенный в Измаил гитлеровский агент Хребтов. На следствии он показал, что Лобуда погиб при попытке уйти за границу: утонул якобы, переплывая Дунай в районе Килии. Мы проверяли, но точно установить его гибель не удалось. Кстати, не понимаю, почему он бежал. С гестапо связан не был, как и его сотоварищи. Ну, получил бы свою десятку и – баста, мог бы жить честно. А суд, учтя бегство и два убийства при побеге, приговорил его к высшей мере. Однако за границей что-то о нем не слышно: может быть, затаился у нас где-нибудь, как затаились некоторые. Найдем в конце концов, отыщется след Тарасов.
В архиве городского суда Саблин нашел искомое дело. Суд не установил связи подсудимых с гестапо. Ни Колосков, ни Закирян советских людей не пытали и не расстреливали. Им вменялась только служба в полиции, незаконные аресты, обыски. Даже прокурор не требовал более десяти лет заключения. «Подсудимые Е. И. Колосков и А. Г. Закирян выселили семьи Соболевых и Гринько, захватили их квартиры и все принадлежавшее им имущество, – читал Саблин в обвинительной речи прокурора Михайлика, – произвели незаконный обыск в квартирах Миронова и Кривоносова, отправили на принудительные работы в Германию всех учительниц бывшей школы-семилетки № 24 на улице Свердлова, врачей родильного дома на улице Бебеля Смирнову, Пепельную и Карасик, переплетчицу Владычину, домашних хозяек Наживину, Орлову и Клименкову…» Список незаконных арестов, обысков и высылок, учиненных подсудимыми, в одной только речи прокурора насчитывал десятки фамилий, названных свидетелями обвинения.
Саблин скопировал также показания Лобуды, данные им следователю до своего бегства.
«– Имя?
– Павло Лобуда.
– Возраст?
– Родился в восемнадцатом.
– Образование?
– Ремесленное училище.
– Специальность?
– Слесарь.
– Почему пошли работать в полицию? Разве слесари в порту не требовались?
– Полицаем работать легче.
– И выгоднее?
– Это тоже учитывалось.
– На сигуранцу работали?
– Никак нет. В гражданской полиции.
– А в гестапо?
– Тем более.
– Не лжете?
– Найдите свидетелей.
– Мертвые ничего не скажут.
– Найдите живых.
– Найдем в документах гестапо.
– Говорят, их сожгли перед тем, как смыться из города.
– А откуда вам это известно?
– Слухами тюрьма полнится».
Далее рукой следователя старшего лейтенанта Руженко было написано:
«В найденных списках тайных и явных осведомителей гестапо имя Павло Лобуды не упоминается».
* * *
Тимчука Саблин нашел быстро: он действительно работал крановщиком в порту. Пушистые седые усы его ничуть не старили.
– Двухпудовой гирей помаленьку балуюсь, – похвастался он.
Разговаривали они в «Гамбринусе», пивном баре на Дерибасовской, названном так в память купринского. Тимчук, только что закончивший смену в порту, пригласил туда москвича:
– За кружкой пива и вспоминается лучше…
Саблин не возражал: жара в Одессе держалась адская.
– Гриднев сказал мне, что в дни оккупации вы были полицаем, – начал разговор Саблин.
– Був, – сказал Тимчук и тотчас же повторил по-русски: – Чего же скрывать: был. Но только в первые дни, пока не вывел в катакомбы Александра Романыча Гриднева. Там и остался, в боевой группе Седого.
– Меня вот что интересует, – продолжал Саблин. – Вы, конечно, и на процессе полицаев присутствовали?
– На каком? Их несколько было.
– Когда Колоскова и Закиряна судили.
– Пришлось. Свидетелем вызывали.
– Но я хочу вас спросить о том, которого на суде не было. О Лобуде.
– Был такой зверюга. Знаю. В другой фельдкомендатуре служил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30