Поэтому на следующей неделе я оказался далеко от Алса и еще дальше от Турьи.
Двигатель катка – точнее, перестроенных и усовершенствованных шасси от шаттла – завелся легко, и машина направилась на север: днище агрегата подо мной мерно скребло по соли. В первый день понадобилось все мое внимание, чтобы не наткнуться на сельскохозяйственного робота, оставленного лежать в поле, или на чей-то дом (грязная маленькая земляная хижина, обычно с несколькими булыжниками сверху для защиты от радиации).
На второй день места поселений остались позади, и появилось больше времени для осмотра окрестностей. Все утро я любовался панорамой: темные воды моря с размытыми берегами, покрытыми зеленой дымкой, ярко сверкали в лучах восходящего солнца. Справа возвышался Истенем, со спрятанными в нем домами и складом металла, как диковинный сугроб. К северу вырастали горы, пиков становилось все больше и больше, пока они совсем не скрыли от меня комплекс общежитий.
На ленч я ел пасту или жевал переработанный хлеб и, краем глаза следя за дорогой, сочинял изысканные, цветистые послания Турье. О том, что она зажгла огонь в моем сердце, что жду не дождусь встречи, рассказывал, что хочу сделать, когда мы снова будем вместе. Обычный любовный бред. Я отсылал их после ленча, а Турья получала запись сразу же, потому что по утрам работала на телекоммуникациях. Она никогда не отвечала, ответы не в ее стиле, но принимать послания ей наверняка нравилось.
После обеда я читал. Иногда выходил из машины и шел рядом, в маске и с фильтрами в носу. Но снаружи нечего было делать и не на что смотреть, а подвергать себя воздействию радиации без причин глупо. Ранним вечером я снова любовался природой. Солнце теперь пряталось за горами, и палитра красок менялась совершенно. Восточная часть Себастийских гор окрашивалась в темные насыщенные цвета, их очертания становились четкими. Кварцевый гранит отливал ржаво-красным, кое-где проглядывали томатного цвета прожилки. Арадис казался чернильным в тени гор и фиолетово-синим – вне нее. Справа прямые лучи открывали белые пятна соли на граните цвета человеческой кожи.
Потом я останавливался и задраивал люки. Дьявольский Шепот не мог меня достать, но каждый раз не оставлял своих попыток, пытаясь перевернуть каток, кидая в окна соль, твердую, как гравий. Когда ветер утихал, я снова заводил машину и, поставив управление на самый чувствительный автопилот, заваливался спать. Механизм будил меня в среднем по три раза за ночь – к примеру, из-за камня размером с кулак, попавшегося на пути, или вообще без причин. Но я не возражал против такого вторжения в мой покой, не пытался перевести прибор в более жесткий режим работы. Лучше буду мучиться бессонницей, чем сломаю машину, врезавшись в огромный валун.
На пятый день я прибыл к шахте и встретился с рабочими. Оказалось, что там довольно счастливо живет целый поселок, около ста человек. Многие разбились на парочки, некоторые женщины носили детей. Наверняка люди обменивались назначениями с другими алсианами, чтобы оставаться вместе на руднике. Или наряд сюда получали только избранные.
Манера меняться работой возмущает меня, как и большинство из первого поколения алсиан, хотя подобный подход чрезвычайно популярен среди молодежи. Принимая во внимание мое отличное настроение из-за начавшихся отношений с Турьей, можно понять, почему с моей подачи не поднялся скандал. К тому же все были явно довольны положением, и, оказавшись единственным возмущенным, я рисковал собственной шкурой. Жизнь на этой шахте мне быстро наскучила, буквально через два дня. Помощь рабочим можно предложить, только предварительно проучившись на симуляторах определенное время, что меня не особо привлекало. Я отправился дальше, проложил дорогу к следующему руднику, где разрабатывали пласт серебра, уходившего в сердце горы. По ходу работы образовалась широкая дыра у самого подножия пика, рабочие приспособили ее для игры в футбол.
Я присоединился к команде, обрадовавшись возможности поразмяться после долгого сидения в кабине катка. Чуть позже меня угораздило подраться со специалистом по бурению, который обвинил меня в самовозвеличивании, скорее всего имея в виду мое видное положение в качестве эксперта по креплению в комете во время путешествия. Странно, я свято верил, что после приземления обо мне никто и не вспоминал. Но этот человек – некий Лихновски – кричал, ругался и шипел в мою сторону. Вначале я пожал плечами и попробовал отойти в сторону, но он последовал за мной и попытался воспользоваться алюминиевой палкой в качестве пики.
Намерения соперника обычно становятся для меня ясными задолго до нападения, это очень помогает в драке. Я отбил атаку, сделал ложный выпад и, отобрав пику, начал колотить Лихновски по затылку и спине. Он свалился на землю и заорал – скорее от количества выпитой водки, чем от боли, – на том все и закончилось.
Но тем же вечером неугомонный бурильщик снова пришел, когда я обсуждал вопросы политики с рабочими. На этот раз мне не повезло: он застал меня врасплох, содрав ударом кожу возле уха. Сразу же потекла обильной струей кровь. Теперь мы дрались по-настоящему, нанося друг другу удары немалой силы. Горняки разошлись, не желая смотреть представление, но один из друзей Лихновски остался и попробовал – безрезультатно – успокоить товарища, еще несколько шахтеров наблюдали за действом издалека.
В ходе драки мы вылетели из главного входа, за нами никто не последовал – ночь стояла холодная. Снаружи борьба продолжалась недолго, у меня по лицу текла кровь, мешая смотреть, поэтому я не видел, когда ударил его по лицу. Кулак угодил по маске и сорвал ее. Лихновски упал на землю и закашлялся. Уровень хлора в воздухе ненамного превышал норму, потому что мы были почти в горах, но и этого хватило бы, чтобы отравить взрослого мужчину. Хуже того, я не сразу понял, что случилось, из-за темноты и крови на глазах. Когда до меня все же дошло, я подхватил бившееся в конвульсиях тело и потащил через ворота обратно. Однако легкие бурильщика к тому времени уже сильно пострадали. Его отправили обратно в Алс следующим шаттлом. Случай оставил неприятный осадок.
После драки я внезапно ощутил антипатию к той шахте и поспешно отбыл. Потом посетил еще два рудника, а через несколько дней отправился домой, прокладывая две параллельные дороги к Алсу.
Встреча с Турьей принесла такую радость, ради которой стоило пережить многодневную разлуку. Она занималась связями с остальными народами, жившими у Арадиса, обсуждала с ними план постройки совместными усилиями гигантских труб в горах – для выпуска озона в атмосферу.
Поселения с южного полушария также контактировали с нами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Двигатель катка – точнее, перестроенных и усовершенствованных шасси от шаттла – завелся легко, и машина направилась на север: днище агрегата подо мной мерно скребло по соли. В первый день понадобилось все мое внимание, чтобы не наткнуться на сельскохозяйственного робота, оставленного лежать в поле, или на чей-то дом (грязная маленькая земляная хижина, обычно с несколькими булыжниками сверху для защиты от радиации).
На второй день места поселений остались позади, и появилось больше времени для осмотра окрестностей. Все утро я любовался панорамой: темные воды моря с размытыми берегами, покрытыми зеленой дымкой, ярко сверкали в лучах восходящего солнца. Справа возвышался Истенем, со спрятанными в нем домами и складом металла, как диковинный сугроб. К северу вырастали горы, пиков становилось все больше и больше, пока они совсем не скрыли от меня комплекс общежитий.
На ленч я ел пасту или жевал переработанный хлеб и, краем глаза следя за дорогой, сочинял изысканные, цветистые послания Турье. О том, что она зажгла огонь в моем сердце, что жду не дождусь встречи, рассказывал, что хочу сделать, когда мы снова будем вместе. Обычный любовный бред. Я отсылал их после ленча, а Турья получала запись сразу же, потому что по утрам работала на телекоммуникациях. Она никогда не отвечала, ответы не в ее стиле, но принимать послания ей наверняка нравилось.
После обеда я читал. Иногда выходил из машины и шел рядом, в маске и с фильтрами в носу. Но снаружи нечего было делать и не на что смотреть, а подвергать себя воздействию радиации без причин глупо. Ранним вечером я снова любовался природой. Солнце теперь пряталось за горами, и палитра красок менялась совершенно. Восточная часть Себастийских гор окрашивалась в темные насыщенные цвета, их очертания становились четкими. Кварцевый гранит отливал ржаво-красным, кое-где проглядывали томатного цвета прожилки. Арадис казался чернильным в тени гор и фиолетово-синим – вне нее. Справа прямые лучи открывали белые пятна соли на граните цвета человеческой кожи.
Потом я останавливался и задраивал люки. Дьявольский Шепот не мог меня достать, но каждый раз не оставлял своих попыток, пытаясь перевернуть каток, кидая в окна соль, твердую, как гравий. Когда ветер утихал, я снова заводил машину и, поставив управление на самый чувствительный автопилот, заваливался спать. Механизм будил меня в среднем по три раза за ночь – к примеру, из-за камня размером с кулак, попавшегося на пути, или вообще без причин. Но я не возражал против такого вторжения в мой покой, не пытался перевести прибор в более жесткий режим работы. Лучше буду мучиться бессонницей, чем сломаю машину, врезавшись в огромный валун.
На пятый день я прибыл к шахте и встретился с рабочими. Оказалось, что там довольно счастливо живет целый поселок, около ста человек. Многие разбились на парочки, некоторые женщины носили детей. Наверняка люди обменивались назначениями с другими алсианами, чтобы оставаться вместе на руднике. Или наряд сюда получали только избранные.
Манера меняться работой возмущает меня, как и большинство из первого поколения алсиан, хотя подобный подход чрезвычайно популярен среди молодежи. Принимая во внимание мое отличное настроение из-за начавшихся отношений с Турьей, можно понять, почему с моей подачи не поднялся скандал. К тому же все были явно довольны положением, и, оказавшись единственным возмущенным, я рисковал собственной шкурой. Жизнь на этой шахте мне быстро наскучила, буквально через два дня. Помощь рабочим можно предложить, только предварительно проучившись на симуляторах определенное время, что меня не особо привлекало. Я отправился дальше, проложил дорогу к следующему руднику, где разрабатывали пласт серебра, уходившего в сердце горы. По ходу работы образовалась широкая дыра у самого подножия пика, рабочие приспособили ее для игры в футбол.
Я присоединился к команде, обрадовавшись возможности поразмяться после долгого сидения в кабине катка. Чуть позже меня угораздило подраться со специалистом по бурению, который обвинил меня в самовозвеличивании, скорее всего имея в виду мое видное положение в качестве эксперта по креплению в комете во время путешествия. Странно, я свято верил, что после приземления обо мне никто и не вспоминал. Но этот человек – некий Лихновски – кричал, ругался и шипел в мою сторону. Вначале я пожал плечами и попробовал отойти в сторону, но он последовал за мной и попытался воспользоваться алюминиевой палкой в качестве пики.
Намерения соперника обычно становятся для меня ясными задолго до нападения, это очень помогает в драке. Я отбил атаку, сделал ложный выпад и, отобрав пику, начал колотить Лихновски по затылку и спине. Он свалился на землю и заорал – скорее от количества выпитой водки, чем от боли, – на том все и закончилось.
Но тем же вечером неугомонный бурильщик снова пришел, когда я обсуждал вопросы политики с рабочими. На этот раз мне не повезло: он застал меня врасплох, содрав ударом кожу возле уха. Сразу же потекла обильной струей кровь. Теперь мы дрались по-настоящему, нанося друг другу удары немалой силы. Горняки разошлись, не желая смотреть представление, но один из друзей Лихновски остался и попробовал – безрезультатно – успокоить товарища, еще несколько шахтеров наблюдали за действом издалека.
В ходе драки мы вылетели из главного входа, за нами никто не последовал – ночь стояла холодная. Снаружи борьба продолжалась недолго, у меня по лицу текла кровь, мешая смотреть, поэтому я не видел, когда ударил его по лицу. Кулак угодил по маске и сорвал ее. Лихновски упал на землю и закашлялся. Уровень хлора в воздухе ненамного превышал норму, потому что мы были почти в горах, но и этого хватило бы, чтобы отравить взрослого мужчину. Хуже того, я не сразу понял, что случилось, из-за темноты и крови на глазах. Когда до меня все же дошло, я подхватил бившееся в конвульсиях тело и потащил через ворота обратно. Однако легкие бурильщика к тому времени уже сильно пострадали. Его отправили обратно в Алс следующим шаттлом. Случай оставил неприятный осадок.
После драки я внезапно ощутил антипатию к той шахте и поспешно отбыл. Потом посетил еще два рудника, а через несколько дней отправился домой, прокладывая две параллельные дороги к Алсу.
Встреча с Турьей принесла такую радость, ради которой стоило пережить многодневную разлуку. Она занималась связями с остальными народами, жившими у Арадиса, обсуждала с ними план постройки совместными усилиями гигантских труб в горах – для выпуска озона в атмосферу.
Поселения с южного полушария также контактировали с нами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77