— Хотите знать, мистер Джорлинг, что я о нем думаю?
— Выкладывайте!
— Я думаю, что он уже заходил далеко на юг, хотя и молчит об этом, как запеченный карп с укропом во рту. Но пусть меня смоет с палубы первой же волной, если этот морской волк не бывал уже за Полярным кругом и ледяными полями и не поднимался еще на десяток градусов!..
— С чего вы это взяли, боцман?
— Я вижу это в его глазах — да, в глазах! В любую минуту, каким бы курсом мы ни шли, они неизменно устремлены на юг! И никогда не мигают, как сигнальные фонари на корме…
Харлигерли не преувеличивал: я тоже успел заметить эту особенность взгляда Ханта. Пользуясь выражением Эдгара По, можно было сравнить его взгляд с пылающим взглядом зоркого сокола.
— Когда этот дикарь свободен от вахты, — продолжал боцман, — он неподвижно стоит у борта и молчит. Ему самое место на краю нашего форштевня — славное бы вышло украшение для носа шхуны! Ну и субъект, скажу я вам!.. А вы посмотрите на него, когда он стоит у штурвала, мистер Джорлинг! Его лапищи так обхватывают рукоятки, словно их прибили к ним гвоздями! Когда он глядит на нактоуз, то можно подумать, что его взгляд намагничен, как стрелка компаса. Я неплохой рулевой, но куда мне до Ханта!.. Когда Хант у штурвала, стрелка ни за что не отклонится от курса, каким бы сильным ни оказался порыв ветра. Если ночью погаснет лампа, освещающая нактоуз, то я уверен, что Ханту не понадобится ее зажигать. Он осветит шкалу компаса огнем своего взора и не собьется с курса!
По всей видимости, боцман восполнял в моей компании то, что оставалось недоговоренным в присутствии Лена Гая и Джэма Уэста, не обращавших никакого внимания на его болтовню. Как бы там ни было, если Харлигерли и отзывался о Ханте с некоторой запальчивостью, го необычное поведение матроса более чем располагало к этому. Его можно было отнести к категории полуфантастических существ. Эдгар По, будь он знаком с Хантом, создал бы на основе такого знакомства какой-нибудь в высшей степени странный персонаж.
На протяжении многих дней наше путешествие продолжалось без единого происшествия. Ничто не нарушало монотонности плавания. Погода оставалась безупречной. Шхуна, подгоняемая свежим восточным ветерком, набрала максимальную скорость.
Тем временем весна вступала в свои права. Начали встречаться стада китов. В этих водах даже большому кораблю хватило бы всего недели, чтобы набить трюм бесценным жиром. Многие матросы, особенно американцы, не скрывали разочарования, видя, с каким безразличием относится капитан к животным, ценящимся буквально на вес золота, да еще в количествах, прежде не виданных в это время года.
Активнее всех проявлял неудовольствие гарпунщик Хирн, к которому охотно прислушивались остальные члены команды. Это был неотесанный англичанин лет сорока четырех от роду, от всего облика которого веяло бесстрашием. Он сумел подчинить себе остальных матросов. Я представлял себе, как он смело поднимается во весь рост на носу китобойной шлюпки и, размахнувшись, вонзает гарпун в бок кита, который уходит под воду, волоча за собой длинный линь… Захватывающее, должно быть, зрелище! Учитывая страстную любовь гарпунщика к своему ремеслу, я не сомневался, что наступит день, когда его недовольство вырвется наружу.
Между тем наша шхуна не была оснащена для китового промысла, ведь, став капитаном «Халбрейн», Леи Гай занимался исключительно торговой навигацией между островами в южных водах Атлантического и Тихого океана. А количество усатых китов, которых мы то и дело замечали в нескольких кабельтовых от шхуны, поражало воображение.
Как-то раз часа в три дня я вышел на бак, чтобы полюбоваться играми нескольких пар морских гигантов. Хирн указывал собравшимся матросам на китов, сбивчиво выкрикивая:
— Вон, видите? Полосатик! А теперь двое, нет, трое! Экий спинной плавник — в пять-шесть футов высотой! Глядите, как они плывут — спокойно, без единого прыжка… О, будь у меня гарпун, то, ручаюсь головой, я бы воткнул его в одно из четырех желтых пятен у него на спине! Но разве на торговой посудине такое возможно?! Нет, здесь нечем потренировать руку! Тысяча чертей! Когда выходишь в эти моря, то надо добывать китов, а не … — Он осекся и, выругавшись, заорал: — Вон еще один, совсем другой!
— Тот, с горбом как у верблюда? — спросил кто-то из матросов.
— Да. Это горбач, — отвечал Хирн. — Видишь, у него все брюхо в складках и длинный спинной плавник? Горбач — редкая добыча, потому что он сразу ныряет на большую глубину и утаскивает за собой многие сажени линя!.. Мы и вправду заслужили, чтобы он огрел нас хвостом, коли не собираемся его загарпунить!
— Осторожно! — раздался крик боцмана.
Шхуне не грозил, разумеется, сокрушительный удар хвостом. Просто у самого борта всплыл огромный кит, и из его дыхал с шумом взметнулся фонтан поды. Весь бак окатило водой.
— Славная работка! — небрежно выговорил Хирн, пока остальные матросы, вымокшие до нитки, осыпали кита проклятиями.
Нам попадались также гладкие киты, чаще всего встречающиеся в южных морях. У них нет плавников, а под кожей — огромные запасы жира. Охота на них не сопряжена с большой опасностью, поэтому они — излюбленная добыча китобоев, антарктических водах. Мельчайшие ракообразные, называемые «китовой едой», составляют их единственный рацион.
Сейчас менее чем в трех кабельтовых от шхуны плыл гладкий кит длиною футов в шестьдесят, из которого можно было бы наготовить добрую сотню бочонков жира. Троих таких китов хватило бы, чтобы заполнить трюм корабля средних размеров.
— Да, это и есть гладкий кит! — воскликнул Хирн. — Его узнают по мощному, низкому фонтану. Вон, видите — там, по левому борту… Точно столб дыма… Это полосатик. И такое добро уходит у нас из-под носа! Какая жалость! Вот черт! Отказываться набить трюм, когда добро само плывет в руки, — это все равно, что вывалить в море мешок пиастров! Горе тому капитану, который упускает столько товару. Лишить свою команду такого богатства!..
— Хирн! — раздался властный голос. — Заступай-ка на вахту! Оттуда тебе будет легче считать китов.
То был голос Джэма Уэста.
— Господин лейтенант! — взмолился было гарпунщик.
— Ни слова больше, не то я продержу тебя там до завтра. Пошевеливайся!
Не смея противоречить, гарпунщик повиновался: «Халбрейн» заплыла в высокие широты вовсе не для охоты, и, набирая на Фолклендах матросов, мы предупреждали их, что охотиться не придется. У путешествия была единственная цель, о которой знали все, и ничто не должно было нас: от нее отвлекать.
Тем временем шхуна скользила по воде, поверхность которой приобрела красноватый оттенок из-за присутствия миллиардов ракообразных из рода тизаноподов, родственных креветкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94