Ничто не препятствовало нашему путешествию. Шхуна легко уворачивалась от немногих льдин, увлекаемых течением к юго-западу. Невзирая на довольно-таки крепкий ветерок, Джэм Уэст велел распустить верхние паруса, и «Халбрейн» скользила по лениво плещущемуся морю, как пушинка. Нам не встречались айсберги, замеченные в этих широтах Артуром Пимом. Не было и туманов, затруднявших плавание «Джейн». Нам не пришлось страдать ни от снега и града, трепавших «Джейн», ни от морозов. Лишь изредка мимо проплывали широкие льдины, откуда на нас меланхолически взирали пингвины, похожие на туристов на увеселительной яхте, и черные тюлени, напоминавшие на фоне белоснежного льда раздувшихся пиявок. На поверхности моря нежились крупные радужные медузы, раскрывшие свои колокола. Среди рыб, которых любители могли добывать в изобилии и с помощью лески, и острогой, я упомяну лишь представителей семейства корифеновых — примечательных созданий, напоминающих гигантских дорад, длиною фута в три, обладающих очень вкусным мясом.
Наутро после безмятежной ночи, когда ветер почти утих, ко мне подошел боцман. Его ухмыляющаяся физиономия и радостный голос выдавали человека, нисколько не озабоченного трудностями жизни.
— Доброе утро, мистер Джорлинг! — приветствовал он меня. В это время года люди, забравшиеся в высокие широты, только и могли пожелать друг другу, что доброго утра, ибо вечера не существовало вообще — ни доброго, ни дурного.
— Доброе утро, Харлигерли! — отвечал я, радуясь возможности переброситься словечком со столь жизнерадостным собеседником.
— Как вам нравится это море за припаем?
— Остается только сравнить его с большим озером где-нибудь в Швеции или в Америке.
— Да, очень похоже, только это озеро окружено не горами, а айсбергами…
— Трудно желать чего-то лучшего, боцман. Если плавание будет протекать так до самого острова Тсалал, то…
— А почему бы не до самого полюса, мистер Джорлинг?
— До полюса? Ну, полюс слишком далеко. Кто знает, что гам…
— Тот, кто там окажется, узнает, — отвечал боцман. — Иного способа разобраться с этим просто не существует.
— Естественно, боцман, естественно… Однако цель «Халбрейн» не в том, чтобы открыть Южный полюс, а в том, чтобы вызволить соотечественников из беды. Не думаю, что следует покушаться на большее.
— Бесспорно, мистер Джорлинг, бесспорно!.. Однако, оказавшись всего в трехстах — четырехстах милях от полюса, он наверняка испытает соблазн увидеть собственными глазами ось, на которой крутится, подобно курице на вертеле, наша Земля… — со смехом отвечал боцман.
— Стоит ли идти на новый риск? — возразил я. — Да и не гак уж это интересно, зачем доводить до абсурда страсть к географическим открытиям?
— И да, и нет, мистер Джорлинг. И все же сознаюсь, что оказаться там, куда не дошли мореплаватели, побывавшие здесь до нас, польстило бы моему самолюбию моряка…
— По-вашему выходит, что все только начинается?
— Именно так, мистер Джорлинг. Если нам предложат подняться несколькими градусами выше острова Тсалал, я не стану возражать.
— Не могу себе представить, боцман, чтобы капитан Лен Гай помышлял об этом…
— Я тоже, — отвечал Харлигерли. — Стоит ему найти своего брата и пятерых моряков с «Джейн», как он заторопится доставить их назад в Англию.
— Вполне логично, боцман. Кроме того, старая команда с радостью пойдет за своим командиром в самое пекло, но новички… Ведь их набирали вовсе не для экспедиции к полюсу…
— Вы правы, мистер Джорлинг. Чтобы заставить их передумать, потребовалась бы жирная приманка в виде премии за каждую параллель к югу от острова Тсалал.
— И этого может оказаться недостаточно… — подхватил я.
— Может, поскольку Хирн и остальные, набранные на Фолклендах, надеялись, что шхуне не удастся преодолеть припай и путешествие закончится у Полярного круга. Они весьма опечалены, оказавшись в такой дали! Не знаю, как пойдут дела дальше, но Хирн — человек, за которым нужен глаз да глаз. Я слежу за ним в оба!
Возможно, здесь и впрямь таилась опасность, а если не опасность, то по крайней мере возможность будущих осложнений.
В ночь с 19 на 20 декабря — во всяком случае, в тот период суток, который принято считать ночью, — мне приснился странный и тревожный сон. Да, конечно, это был сон! Однако я расскажу о нем, ибо он свидетельствует о том, какие навязчивые идеи переполняли тогда мою голову.
Растянувшись на койке, я обычно плотно закутывался в одеяла, чтобы согреться. Как правило, я засыпал уже в девять часов и спокойно спал до пяти утра. Итак, я спал… Внезапно часа в два ночи меня разбудил какой-то безостановочный жалобный шепот. Я открыл глаза — или мне только приснилось, что я очнулся?.. Иллюминатор каюты был плотно затворен, стояла полная темнота. Шепот не утихал, я напряг слух, и мне почудилось, что какой-то незнакомый мне голос тихонько повторяет одни и те же слова:
— Пим… Пим… Бедный Пим…
Никто не мог пробраться ко мне в каюту, дверь была заперта.
— Пим… — не унимался голос. — Нельзя… Нельзя забывать о бедном Пиме…
На этот раз я отчетливо разобрал эти слова, словно произнесенные над самым моим ухом. Что значила эта мольба, почему она адресовалась именно мне?.. Нельзя забывать Артура Пима?.. Но разве он не умер, возвратившись в Соединенные Штаты, — внезапной смертью, о которой остается только сожалеть и об обстоятельствах которой не знал никто на свете?
Мне показалось, что меня покидает рассудок, и я разом проснулся, чувствуя, что мне только что приснился удивительно яркий сон, похожий на действительность… Я рывком покинул койку и выглянул в иллюминатор. На корме не было ни души, не считая Ханта у штурвала, не спускавшего глаз с нактоуза.
Я снова улегся и, хотя имя Артура Пима продолжало звучать у меня в ушах, проспал до утра.
Утром воспоминание о ночном происшествии сделалось расплывчатым, и вскоре я совсем позабыл о нем.
Перечитывая рассказ Артура Пима — а чаще всего я делал это в компании капитана, — итак, перечитывая его, словно этот рассказ заменял нам бортовой журнал «Джейн», я отметил печальное происшествие, случившееся на «Джейн» 10 января: в тот день американец, уроженец Нью-Йорка, Питер Реденбург, один из самых опытных матросов на «Джейн», поскользнулся и упал между двумя льдинами; он исчез из виду, и его не смогли спасти.
То была первая жертва рокового путешествия, а сколько их еще будет вписано в некролог несчастливой шхуны!
По этому поводу мы с Леном Гаем обменялись репликами, обратив внимание на то, что в тот год весь день 10 января стоял колючий холод, а ураганный ветер приносил с северо-востока снег и град. Экипаж «Джейн» наблюдал припай гораздо дальше к югу, чем мы; вот почему ему никак не удавалось обогнуть его с запада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94