Перевод В. Лапицкого
Рассказ
I
Локомотив пронзительно взвыл. Машинист понял, что тормоза
его где-то прищемили, и повернул рукоятку куда следовало; тут
же в свою очередь засвистел и дежурный в белой фуражке -- он
хотел оставить последнее слово за собой. Поезд медленно
тронулся с места: вокзал был влажен и темен, я ему совсем не
хотелось здесь оставаться.
В купе сидело шестеро пассажиров, четверо мужчин и две
женщины. Пятеро из них обменивались репликами, но не шестой.
Считая от окна, на одной скамье слева направо сидели Жак,
Раймон, Брис и молодая, очень красивая блондинка, Коринна.
Напротив нее сидел человек, имя которого было неизвестно, --
Сатурн Ламийский, и, напротив Раймона, другая женщина,
брюнетка, не очень-то красивая, зато всем были видны ее ноги.
Звали ее Гарамюш.
-- Поезд отправляется, -- сказал Жак.
-- Прохладно, -- сказала Гарамюш.
-- Перекинемся в картишки? -- сказал Раймон.
-- Ну его в задницу! -- сказал Брис.
-- Вы невежливы, -- сказала Коринна.
-- Может, вы пересядете между мной и Раймоном? -- сказал
Жак.
-- Ну да, -- сказал Раймон.
-- Отличная мысль, -- сказал невежливый Брис.
-- Она окажется напротив меня, -- сказала Гарамюш.
-- Я сяду рядом с вами, -- сказал Брис.
-- Не волнуйтесь, -- сказал Раймон.
-- Ну так что, -- сказал Жак.
-- Иду, -- сказала Коринна.
Они поднялись все разом и так перемешались, что придется
начать сначала. Один только Сатурн Ламийский не сменил места и
по-прежнему ничего не говорил. Так что, начиная от окна, на
второй скамье слева направо сидели: Брис, Гарамюш, свободное
место и Сатурн Ламийский. Напротив Сатурна Ламийского --
свободное место. А затем Жак, Коринна и Раймон.
-- Так-то лучше, -- сказал Раймон.
Он бросил взгляд на Сатурна Ламийского и попал ему не в
бровь, а в глаз; тот, сморгнув, ничего не сказал.
-- Не хуже, -- сказал Брис, -- но и не лучше.
Гарамюш поправила юбку, теперь стали видны никелированные
застежки, которые крепили ее чулки к резинкам. Она постаралась
расположиться так, чтобы с каждой стороны они выглядывали в
равной степени.
-- Как вам нравятся мои ноги? -- сказала она Брису.
-- Послушайте, -- сказала Коринна, -- вы не умеете себя
вести. О таких вещах не спрашивают.
-- Вы бесподобны, -- сказал Коринне Жак. -- Будь у вас
такая же физиономия, как у нее, вы бы тоже выставляли напоказ
ноги.
Он посмотрел на Сатурна Ламийского, и тот не отвернулся, а
лишь сосредоточился на чем-то весьма отдаленном.
-- Не перекинуться ли нам в картишки? -- сказал Раймон.
-- К черту! -- сказала Коринна. -- Разве это развлечение?
Мне больше нравится болтать.
На секунду все почувствовали замешательство -- и все знали
почему. Брис рубанул с плеча:
-- Нет ничего хуже, коли в купе кто-то не хочет отвечать,
когда к нему обращаются, -- сказал он.
-- Надо же! -- сказала Гарамюш. -- Вы же ведь на меня
посмотрели, перед тем как это сказать! Я вам что, не отвечаю,
что ли?
-- Да не о вас речь, -- сказал Жак.
У него были каштановые волосы, голубые глаза и красивый
бас. Он был свежевыбрит, а кожа на его щеках отливала синевой,
как спинка сырой стербляди.
-- Если Брис подразумевал меня, -- сказал Раймон, -- надо
было об этом так прямо и сказать.
Он еще раз взглянул на Сатурна Ламийского. Тот, казалось,
был погружен в свои мысли.
-- В былые времена, -- сказала Коринна, -- знавали немало
средств, чтобы развязать людям язык. Инквизиция, к примеру. Я
читала кое-что об этом.
Поезд шел уже быстро, но, несмотря на спешку, все равно
успевал каждые полсекунды повторять своими колесами одни и те
же замечания. Ночь снаружи выдалась грязной, и в степном песке
лишь изредка отражались одинокие звезды. Время от времени
какое-нибудь дерево протянутыми вперед листьями хлестало по
лицу холодное стекло, занимавшее почти всю стену купе.
-- Когда прибываем? -- сказала Гарамюш.
-- Не раньше завтрашнего утра, -- сказал Раймон.
-- Вполне хватит времени, чтобы все осточертело, -- сказал
Брис.
-- Была бы только охота отвечать, -- сказал Жак.
-- Вы это что, мне говорите? -- сказала Коринна.
-- Да нет! -- сказал Раймон. -- Это все про него.
Они внезапно замолчали. Вытянутый палец Раймона указывал
на Сатурна Ламийского. Тот не пошевелился, но четверо остальных
вздрогнули.
-- Он прав, -- сказал Брис. -- Хватит околичностей. Нужно,
чтобы он заговорил.
-- Вы тоже едете до Херострова? -- сказал Жак.
-- Как вам нравится поездка? -- сказала Гарамюш.
Она втиснулась на свободное место между собой и Сатурном,
оставив Бриса в одиночестве у окна. И тем самым доверху открыв
свои чулки, а также и цепляющиеся за никелированные застежки
розовые резинки. И немножко кожи на бедрах, загорелой и
гладкой, лучше некуда.
-- Вы играете в карты? -- сказал Раймон.
-- А что вы слышали об инквизиции? -- сказала Коринна.
Сатурн Ламийский не пошевелился и лишь укутал ноги
лежавшим у него на коленях зелено-голубым шотландским пледом. У
него было очень юное лицо, а аккуратно разделенные пополам
ниточкой пробора светлые волосы спадали ему на виски двумя
одинаковыми волнами.
-- Каков! -- сказал Брис. -- Он нас провоцирует.
Эти слова не вызвали никакого отзвука во всем
семнадцатиметровом диапазоне вагона, что вполне естественно,
если учесть, что стенки железнодорожного купе окулированы
купирующими звук материалами.
Тишина угнетала.
-- Не сыграть ли в карты? -- сказал тогда Раймон.
-- Опять вы со своими картами! -- сказала Гарамюш.
Ей явно хотелось чего-то.
-- Оставьте нас в покое! -- сказал Жак.
-- Во времена инквизиции, -- сказала Коринна, -- им, чтобы
развязать язык, прижигали ноги. Раскаленным докрасна железом
или еще чем-нибудь. А еще, им выдирали ногти или выкалывали
глаза. Им...
-- Ага, -- сказал Брис. -- Вот и нашли чем заняться.
Они встали все вместе, кроме Сатурна Ламийского. Громко и
сипло завывая, поезд въезжал в туннель, шумно спотыкаясь на
неровном щебне.
Когда он выбрался из туннеля наружу, Коринна и Гарамюш
сидели около окна лицом друг к другу. Рядом с Сатурном
Ламийским очутился Раймон. Между ним и Коринной было свободное
место. Напротив Сатурна сидел Жак, потом Брис, свободное место
и Гарамюш.
На коленях Бриса виднелся маленький, новехонький
чемоданчик из желтой кожи, его ручка крепилась при помощи
блестящих никелированных колец, а инициалы на нем гласили, что
он принадлежит кому-то другому, кого тоже зовут Брис, но в чьем
имени П удвоенно.
-- Вы до Херострова?
1 2 3