Француз останавливается.
Прислонившись к дереву, он жадно глотает ядовитый воздух. Старается не видеть и не слышать того, что происходит в мертвом лесу. Он отчаянно пытается воздвигнуть стену между собой и мертвецами под мостом. Новую стену взамен старой.
И у него начинает получаться. Камень за камнем, тень за тенью, стена поднимается прямо перед ним. Языки пламени, трепещущие в уголках его глаз, наконец гаснут; безногие чудища, извивающиеся на земле, постепенно растворяются в тумане, превращаясь в камни и заросли ольхи. Шорох мертвых голосов тоже исчезает, хотя он знает, что ничего не закончилось, ОНИ все еще там, ОНИ все еще бредут по утоптанным тропинкам, которые ведут под мост. Однако у него есть передышка. Сейчас он ИХ не видит, действительно не видит – в это мгновение он отделен стеной. Мужчина в кепке и темных очках разворачивается и, спотыкаясь, идет к своей машине, не замечая ничего вокруг. С треском пробираясь сквозь заросли и отшвыривая камни из-под ног. Мелькают испуганные лица, от него брезгливо отворачиваются. Но кто-то касается его руки. Кто-то говорит ему:
«Эй, хватит, все хорошо, все хорошо. С вами все в порядке, сэр?» – слышится тихий свист и другой голос произносит: «Он выглядит так, как будто вышел из ада».
…А затем он снова оказывается на дороге, чувствуя под ногами разбитый бетон. Цивилизация, дело рук человеческих. Лес позади отступает в благословенную темноту. Под мостом – тишина. В нескольких ярдах стоит его машина: теперь он может дойти до нее, забраться в салон, включить зажигание, повернуть руль – и сбежать.
Сбежать от всего этого и через полчаса быть дома. ЭТО больше никогда не случится, этому придет конец, этому все же придет конец: «Never say never!».
Он доходит до машины. Отпирает дверь и проскальзывает внутрь, захлопывая дверцу с глухим треском. Сердце бешено колотится в груди, он дышит быстро и неглубоко. Затем на него накатывает приступ тошноты, и он едва не теряет сознание.
Наклонившись вперед и коснувшись ледяным лбом руля, он сидит неподвижно, глубоко дыша и заставляя себя выдыхать как можно медленнее. Важно удержать стену от падения. Через несколько минут его дыхание действительно становится ровным, и, хотя сердце все еще тяжело бьется в груди, он уже может сосчитать промежутки между ударами. Ему становится лучше. Он осторожно берется за руль и думает: «Я смогу, я смогу, мне пора ехать», – но в это мгновение кто-то стучит в стекло. Never say never, Француз!
Он дергается, откидываясь назад так резко, что колени ударяются о нижний край руля. Стук повторяется, на этот раз уже более настойчиво. Очень медленно Француз поворачивается и смотрит наружу. В окне, как в дешевой рамке, появляется лицо молодого человека с коротко остриженными темными волосами. На нем фланелевая рубашка, небрежно расстегнутая под замшевой курткой. Куртка усыпана жемчужными капельками дождя. Молодой человек наклоняется и смотрит на него, а затем неуверенно расплывается в ободряющей улыбке: «Эй, остынь, все хорошо, все в порядке!»
Француз оборачивается. Вокруг него грохочет гром. Камни падают с огромной высоты. Стена. Между ним и стеклом висят клочья темноты, и в одном из них проступает лицо молодого человека. Парень уже не улыбается – что-то мешает ему улыбаться. Он уже не смотрит на сидящего в машине, поскольку его веки стягивают швы. На замшевой куртке блестят капельки крови, скатывающиеся в небольшой ручеек, который бежит по груди, по открытому вороту фланелевой рубашки, пропитывая ее насквозь.
Откуда-то издалека доносится резкий звук открывающейся дверцы, однако он не слышит, как она хлопнула, поскольку у него в ушах оглушительно грохочет гром. Это грохот рушащейся стены, это грохот прибоя, рокот багрового прилива, поднимающегося ввысь, до тех пор, пока он не затопит весь город. Это конец света, где не будет ни взрыва, ни криков – лишь глухой стук машинного двигателя и хруст гравия под колесами темного «седана», отъезжающего от моста и разрезающего пелену тумана светом фар.
ГЛАВА 10
В небе появляются просветы. Сквозь них он видит звезды, которые ему напоминают отражение мерцающих внизу городских огней. Теперь он совершенно спокоен, его мозг и тело опустошены. Пустая оболочка, в которой слабо бьется маленький черный комок сердца. Иногда он вспоминает о рухнувшей стене, но это уже не имеет никакого значения. Все хорошо. Он – человек, живущий в большом городе у моря; человек, у которого есть работа; есть дом и мать, фанатично обожающая сына. Человек, у которого есть дело. Свое дело. ЦЕЛЬ.
Он едет по темной дороге, и машина умиротворенно подпрыгивает на выбоинах и камнях. Когда он останавливается и открывает дверцу, воздух кажется сладким и свежим, очистившимся от запахов земли, пота и гнили – воздух пахнет покоем. Пахнет морем. Некоторое время он просто стоит, втягивая в себя легкий бриз, и думает о том, как он любит этот город, и еще о том, как это хорошо – иметь возможность спасти того, кого любишь. Издалека доносится гул автострады и гудки автомобильного парома, приближающегося к главному причалу, расположенному к северу от площади Пионер. Сейчас ему нравятся эти звуки. Сейчас его снова окружает мир, в котором можно жить.
Он обходит машину и открывает дверцу со стороны пассажирского сиденья. Внутри начинается какое-то движение, и он на мгновение застывает. Словно в замедленной съемке, к его ногам падает мужское тело. Коснувшись земли, оно застенчиво застывает в неловкой позе, и неестественно вывернутая рука сползает по обивке салона. На мгновение раскрытая ладонь замирает, словно прося последнего подаяния, но затем движется дальше, оставляя на плюшевом сиденьи темную полосу, напоминающую след улитки на склоне.
Француз переводит дыхание. Потом резко наклоняется, хватает труп за лодыжки и тащит к багажнику. На руках – привычные резиновые перчатки. Перетаскивая тело, он безучастно смотрит на изуродованное лицо, на котором уже невозможно различить ни глаз, ни носа, ни губ. Огромный разодранный рот полуприкрыт спутанными волосами, а из-под кожи выступают осколки кости.
…Над смертью властвуй в жизни быстротечной, и смерть умрет, а ты пребудешь вечно…
Подтащив труп, он бросает его на землю. Отпирает багажник, аккуратно обитый изнутри слоем пластика. Вновь нагибается и поднимает тело. Наконец оно с приглушенным звуком шлепается на дно, пачкая пластик. Француз долго глядит па него, рассеянно теребя козырек кепки, а затем захлопывает багажник. Обходит машину, садится за руль и трогается с места. Уже почти рассвело. Его ждут важные дела.
Накануне конца света на него возложена миссия – спасти погибающий город от проклятия. Он выводит машину на автотрассу. Играет тихая музыка, и Француз напевает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Прислонившись к дереву, он жадно глотает ядовитый воздух. Старается не видеть и не слышать того, что происходит в мертвом лесу. Он отчаянно пытается воздвигнуть стену между собой и мертвецами под мостом. Новую стену взамен старой.
И у него начинает получаться. Камень за камнем, тень за тенью, стена поднимается прямо перед ним. Языки пламени, трепещущие в уголках его глаз, наконец гаснут; безногие чудища, извивающиеся на земле, постепенно растворяются в тумане, превращаясь в камни и заросли ольхи. Шорох мертвых голосов тоже исчезает, хотя он знает, что ничего не закончилось, ОНИ все еще там, ОНИ все еще бредут по утоптанным тропинкам, которые ведут под мост. Однако у него есть передышка. Сейчас он ИХ не видит, действительно не видит – в это мгновение он отделен стеной. Мужчина в кепке и темных очках разворачивается и, спотыкаясь, идет к своей машине, не замечая ничего вокруг. С треском пробираясь сквозь заросли и отшвыривая камни из-под ног. Мелькают испуганные лица, от него брезгливо отворачиваются. Но кто-то касается его руки. Кто-то говорит ему:
«Эй, хватит, все хорошо, все хорошо. С вами все в порядке, сэр?» – слышится тихий свист и другой голос произносит: «Он выглядит так, как будто вышел из ада».
…А затем он снова оказывается на дороге, чувствуя под ногами разбитый бетон. Цивилизация, дело рук человеческих. Лес позади отступает в благословенную темноту. Под мостом – тишина. В нескольких ярдах стоит его машина: теперь он может дойти до нее, забраться в салон, включить зажигание, повернуть руль – и сбежать.
Сбежать от всего этого и через полчаса быть дома. ЭТО больше никогда не случится, этому придет конец, этому все же придет конец: «Never say never!».
Он доходит до машины. Отпирает дверь и проскальзывает внутрь, захлопывая дверцу с глухим треском. Сердце бешено колотится в груди, он дышит быстро и неглубоко. Затем на него накатывает приступ тошноты, и он едва не теряет сознание.
Наклонившись вперед и коснувшись ледяным лбом руля, он сидит неподвижно, глубоко дыша и заставляя себя выдыхать как можно медленнее. Важно удержать стену от падения. Через несколько минут его дыхание действительно становится ровным, и, хотя сердце все еще тяжело бьется в груди, он уже может сосчитать промежутки между ударами. Ему становится лучше. Он осторожно берется за руль и думает: «Я смогу, я смогу, мне пора ехать», – но в это мгновение кто-то стучит в стекло. Never say never, Француз!
Он дергается, откидываясь назад так резко, что колени ударяются о нижний край руля. Стук повторяется, на этот раз уже более настойчиво. Очень медленно Француз поворачивается и смотрит наружу. В окне, как в дешевой рамке, появляется лицо молодого человека с коротко остриженными темными волосами. На нем фланелевая рубашка, небрежно расстегнутая под замшевой курткой. Куртка усыпана жемчужными капельками дождя. Молодой человек наклоняется и смотрит на него, а затем неуверенно расплывается в ободряющей улыбке: «Эй, остынь, все хорошо, все в порядке!»
Француз оборачивается. Вокруг него грохочет гром. Камни падают с огромной высоты. Стена. Между ним и стеклом висят клочья темноты, и в одном из них проступает лицо молодого человека. Парень уже не улыбается – что-то мешает ему улыбаться. Он уже не смотрит на сидящего в машине, поскольку его веки стягивают швы. На замшевой куртке блестят капельки крови, скатывающиеся в небольшой ручеек, который бежит по груди, по открытому вороту фланелевой рубашки, пропитывая ее насквозь.
Откуда-то издалека доносится резкий звук открывающейся дверцы, однако он не слышит, как она хлопнула, поскольку у него в ушах оглушительно грохочет гром. Это грохот рушащейся стены, это грохот прибоя, рокот багрового прилива, поднимающегося ввысь, до тех пор, пока он не затопит весь город. Это конец света, где не будет ни взрыва, ни криков – лишь глухой стук машинного двигателя и хруст гравия под колесами темного «седана», отъезжающего от моста и разрезающего пелену тумана светом фар.
ГЛАВА 10
В небе появляются просветы. Сквозь них он видит звезды, которые ему напоминают отражение мерцающих внизу городских огней. Теперь он совершенно спокоен, его мозг и тело опустошены. Пустая оболочка, в которой слабо бьется маленький черный комок сердца. Иногда он вспоминает о рухнувшей стене, но это уже не имеет никакого значения. Все хорошо. Он – человек, живущий в большом городе у моря; человек, у которого есть работа; есть дом и мать, фанатично обожающая сына. Человек, у которого есть дело. Свое дело. ЦЕЛЬ.
Он едет по темной дороге, и машина умиротворенно подпрыгивает на выбоинах и камнях. Когда он останавливается и открывает дверцу, воздух кажется сладким и свежим, очистившимся от запахов земли, пота и гнили – воздух пахнет покоем. Пахнет морем. Некоторое время он просто стоит, втягивая в себя легкий бриз, и думает о том, как он любит этот город, и еще о том, как это хорошо – иметь возможность спасти того, кого любишь. Издалека доносится гул автострады и гудки автомобильного парома, приближающегося к главному причалу, расположенному к северу от площади Пионер. Сейчас ему нравятся эти звуки. Сейчас его снова окружает мир, в котором можно жить.
Он обходит машину и открывает дверцу со стороны пассажирского сиденья. Внутри начинается какое-то движение, и он на мгновение застывает. Словно в замедленной съемке, к его ногам падает мужское тело. Коснувшись земли, оно застенчиво застывает в неловкой позе, и неестественно вывернутая рука сползает по обивке салона. На мгновение раскрытая ладонь замирает, словно прося последнего подаяния, но затем движется дальше, оставляя на плюшевом сиденьи темную полосу, напоминающую след улитки на склоне.
Француз переводит дыхание. Потом резко наклоняется, хватает труп за лодыжки и тащит к багажнику. На руках – привычные резиновые перчатки. Перетаскивая тело, он безучастно смотрит на изуродованное лицо, на котором уже невозможно различить ни глаз, ни носа, ни губ. Огромный разодранный рот полуприкрыт спутанными волосами, а из-под кожи выступают осколки кости.
…Над смертью властвуй в жизни быстротечной, и смерть умрет, а ты пребудешь вечно…
Подтащив труп, он бросает его на землю. Отпирает багажник, аккуратно обитый изнутри слоем пластика. Вновь нагибается и поднимает тело. Наконец оно с приглушенным звуком шлепается на дно, пачкая пластик. Француз долго глядит па него, рассеянно теребя козырек кепки, а затем захлопывает багажник. Обходит машину, садится за руль и трогается с места. Уже почти рассвело. Его ждут важные дела.
Накануне конца света на него возложена миссия – спасти погибающий город от проклятия. Он выводит машину на автотрассу. Играет тихая музыка, и Француз напевает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45