Шарп почувствовал себя так, будто получил по лицу раскаленной кочергой и к тому же ничего не мог видеть.
Приступ боли пронзил его голову и выдавил стон изо рта. Слепота заставила его запаниковать, а головокружение не давало встать на ноги. Он сполз по стене и почувствовал на языке привкус крови. Шарп вслепую пытался нашарить на камнях свой палаш, однако напрасно.
Он повернул голову налево, на звук команды по-французски, но не видел ничего. Карабины стреляли. Над головой снова просвистела пуля, еще одна расплющилась об стену перед ним, затем раздался звук винтовки Бейкера*, звук, который Шарп слышал до этого миллион раз, и справа от себя услышал топот сапог стрелков, вбежавших во внутренний двор. Снова пальнула винтовка Бейкера, крик, и опять пуля стрелка нашла себе жертву, затем Фредриксон прокричал приказы.
Залп на мгновение разогнал закатную тьму, рассыпав снопы искр из винтовочных стволов, затем половина зеленых курток прошла вперед, вторая половина прикрывала товарищей, выставив стену из длинных штыков, Шарп услышал радостные восклицания и понял, что они взяли форт. Но он ослеп.
Шарп медленно поднял руку к гудящей голове и попробовал приоткрыть правый глаз рукой. Он оттер с глаза кровь и увидел проблеск света. Его глаза были залиты кровью, полностью залиты. Шарп поплевал на грязную руку, оттер запекшуюся на глазе кровь и смутно разглядел людей Фредриксона, штыками очищающих обращенный к морю бастион от французов. Поняв, что может видеть, он почувствовал огромное облегчение. Майор видел врагов, прыгающих с амбразур вниз, бросающих форт и пушки, и залп со «Сциллы», стрелявшей полтора часа, отвлекая внимание от стрелков на западной стене, увидел тело, упавшее на брусчатку внутреннего двора и истекавшее кровью как дырявый бурдюк для вина.
— Спустить флаг! — прокричал Шарп. Он стоял на четвереньках, кровь сочилась через его рубашку и кровь снова полилась на глаза. — Спустить флаг.
Лейтенант Минвер, услышав его, перерубил фал и французский триколор упал вниз. «Сцилла» перестала стрелять.
— Закрыть ворота! — снова отдал приказ Шарп, и от крика его голову снова пронзила боль. Он потряс головой, пытаясь прогнать боль, но она пульсировала перед глазами.
С юга раздался громкий звук залпа, Шарп, повернул голову, болевшую от каждого движения, увидел клуб дыма из леса.
— Капитан Фредриксон! Капитан Фредриксон!
Фредриксон вскочил на стену, перепрыгивая через три ступеньки.
— Иисус! Он наклонился над с Шарпом и попытался стереть кровь с его лица, но Шарп, все еще стоя на четвереньках, отмахнулся. — Роту Минвера на стены. Вы со своими людьми и успокойте те чертовы американские пушки. Он видел, что Фредриксон медлит. — Давай же!
Фредриксон ушел, и Шарп, боль в голове у которого стала просто ужасной, осознал, что «Сцилла» задробила огонь и что полевые пушки прекратили канонаду. Он отошел от стены, закрыл свой видящий глаз. Он взял форт.
Корнелиус Киллик хотел бы схватить Николя Леблана за шею и свернуть ее к чертям.
Это был порох с фабрики Леблана, из Сен-Дени близ Парижа; там смешивали калиевую селитру с угольной пылью и серой, чтобы сделать порох.
Корнелиус Киллик никогда не слышал о Николя Леблане, но американец знал, что такое порох, и как только пушки выстрелили, понял, что французский порох пригоден только для фейерверков на 4 июля. Селитра была плохого качества, но Киллик этого не знал, однако понял это, как только пушки вместо громкого выстрела всего лишь кашлянули. Он зарядил пушки также как и свои, так, как если бы заряжал их своим порохом, но ему следовало поднять прицел чтобы скомпенсировать плохое качество пороховых зарядов.
Он всего немного поднял стволы орудий, зная, что первые выстрелы, сделанные из холодных стволов, всегда идут низко, но даже не догадывался, что так низко. Первый залп картечи, вместо того чтобы врезаться в моряков-красномундирников, ударил в песок. Несколько картечин срикошетировали, но Киллик не видел, чтобы хоть кто-то упал.
Киллик выругался. Неприятностей прибавилось. Должно быть, ублюдки знали, что их ждут. Он видел, как первые красномундирники подошли минут десять назад и хотел, чтобы они прошли, ничего не заподозрив, но они выстроились у опушки, и Киллик, устав ждать, дал по ним залп. И промахнулся. Он снова выругался.
Его люди прочистили стволы, зарядили их снова и вернули откатившиеся пушки на позиции. Выстрелил британский мушкет и Киллик услышал, как пуля прошуршала сквозь сосны. Потом раздалось множество выстрелов из-за кустов на опушке и мушкетные пули ударились в песок или в деревья и усыпали канониров сосновой хвоей.
Киллик отбежал влево. Если морские пехотинцы захотят атаковать его, им придется пройти здесь, через деревья, а в закате их красные мундиры будут плохо заметны. Он скомандовал команде крайнего левого в батарее орудия развернуть пушку и прикрыть это направление, затем вгляделся в надвигающуюся темноту, однако ничего не увидел.
Корнелиус Киллик нервничал. Его люди тоже. Это была не та война, к которой он привык. Война Киллика была там, где ветер давал преимущество лучшему, а мертвые уходили в искупительное море. В этой же долине было полно тенистых мест, где враг мог прятаться, подкрадываться, исподтишка нападать и убивать.
Хрустнула ветка, он обернулся, но это была Мари из деревни, смотревшая на него большими беспокойными глазами.
— Иди домой, — рявкнул Киллик.
— Форт, — повторила Мари.
— Что с ним? — Киллик посмотрел на тени, которые могли бы выдать приближение врага.
— Флага на форте нет, — сказала Мари.
— Сбит выстрелом, — сказал Киллик, и оставил без внимания слова девушки потому, что увидел клубы дыма и затем услышал выстрелы мушкетов. — Иди домой, Мари! Домой!
Кто-то из команды «Фуэллы» выстрелил в ответ из французского мушкета, множество которых было продано Америке. Если только ублюдки покажутся, думал Киллик, то шесть пушек быстро выпустят им кишки. — Лайам! Лайам! — закричал Киллик.
— Сэр?
— Ты что-нибудь видишь? — Киллик побежал к своей батарее.
— Только один чертов дым. Ублюдков не видно, прячутся.
Солдат бы знал, что делать в такой ситуации, думал Киллик. Может быть послать людей в рощу с абордажными саблями и мушкетами, но что это даст? Они просто станут мишенями для мушкетов британцев. Возможно, еще один залп из пушек расшевелит ублюдков.
— Лайам! Поднять прицел выше и стреляй!
— Сэр!
Провернулись медные винты, поднимающие орудия, фитили поднесли к запальным отверстиям и огонь побежал к крупнозернистому пороху зарядов, выплюнувших картечь в подлесок на лужайке. Пронзительно закричали и вспорхнули с деревьев птицы, но это был единственный видимый результат залпа.
Над лужайкой клубился дым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Приступ боли пронзил его голову и выдавил стон изо рта. Слепота заставила его запаниковать, а головокружение не давало встать на ноги. Он сполз по стене и почувствовал на языке привкус крови. Шарп вслепую пытался нашарить на камнях свой палаш, однако напрасно.
Он повернул голову налево, на звук команды по-французски, но не видел ничего. Карабины стреляли. Над головой снова просвистела пуля, еще одна расплющилась об стену перед ним, затем раздался звук винтовки Бейкера*, звук, который Шарп слышал до этого миллион раз, и справа от себя услышал топот сапог стрелков, вбежавших во внутренний двор. Снова пальнула винтовка Бейкера, крик, и опять пуля стрелка нашла себе жертву, затем Фредриксон прокричал приказы.
Залп на мгновение разогнал закатную тьму, рассыпав снопы искр из винтовочных стволов, затем половина зеленых курток прошла вперед, вторая половина прикрывала товарищей, выставив стену из длинных штыков, Шарп услышал радостные восклицания и понял, что они взяли форт. Но он ослеп.
Шарп медленно поднял руку к гудящей голове и попробовал приоткрыть правый глаз рукой. Он оттер с глаза кровь и увидел проблеск света. Его глаза были залиты кровью, полностью залиты. Шарп поплевал на грязную руку, оттер запекшуюся на глазе кровь и смутно разглядел людей Фредриксона, штыками очищающих обращенный к морю бастион от французов. Поняв, что может видеть, он почувствовал огромное облегчение. Майор видел врагов, прыгающих с амбразур вниз, бросающих форт и пушки, и залп со «Сциллы», стрелявшей полтора часа, отвлекая внимание от стрелков на западной стене, увидел тело, упавшее на брусчатку внутреннего двора и истекавшее кровью как дырявый бурдюк для вина.
— Спустить флаг! — прокричал Шарп. Он стоял на четвереньках, кровь сочилась через его рубашку и кровь снова полилась на глаза. — Спустить флаг.
Лейтенант Минвер, услышав его, перерубил фал и французский триколор упал вниз. «Сцилла» перестала стрелять.
— Закрыть ворота! — снова отдал приказ Шарп, и от крика его голову снова пронзила боль. Он потряс головой, пытаясь прогнать боль, но она пульсировала перед глазами.
С юга раздался громкий звук залпа, Шарп, повернул голову, болевшую от каждого движения, увидел клуб дыма из леса.
— Капитан Фредриксон! Капитан Фредриксон!
Фредриксон вскочил на стену, перепрыгивая через три ступеньки.
— Иисус! Он наклонился над с Шарпом и попытался стереть кровь с его лица, но Шарп, все еще стоя на четвереньках, отмахнулся. — Роту Минвера на стены. Вы со своими людьми и успокойте те чертовы американские пушки. Он видел, что Фредриксон медлит. — Давай же!
Фредриксон ушел, и Шарп, боль в голове у которого стала просто ужасной, осознал, что «Сцилла» задробила огонь и что полевые пушки прекратили канонаду. Он отошел от стены, закрыл свой видящий глаз. Он взял форт.
Корнелиус Киллик хотел бы схватить Николя Леблана за шею и свернуть ее к чертям.
Это был порох с фабрики Леблана, из Сен-Дени близ Парижа; там смешивали калиевую селитру с угольной пылью и серой, чтобы сделать порох.
Корнелиус Киллик никогда не слышал о Николя Леблане, но американец знал, что такое порох, и как только пушки выстрелили, понял, что французский порох пригоден только для фейерверков на 4 июля. Селитра была плохого качества, но Киллик этого не знал, однако понял это, как только пушки вместо громкого выстрела всего лишь кашлянули. Он зарядил пушки также как и свои, так, как если бы заряжал их своим порохом, но ему следовало поднять прицел чтобы скомпенсировать плохое качество пороховых зарядов.
Он всего немного поднял стволы орудий, зная, что первые выстрелы, сделанные из холодных стволов, всегда идут низко, но даже не догадывался, что так низко. Первый залп картечи, вместо того чтобы врезаться в моряков-красномундирников, ударил в песок. Несколько картечин срикошетировали, но Киллик не видел, чтобы хоть кто-то упал.
Киллик выругался. Неприятностей прибавилось. Должно быть, ублюдки знали, что их ждут. Он видел, как первые красномундирники подошли минут десять назад и хотел, чтобы они прошли, ничего не заподозрив, но они выстроились у опушки, и Киллик, устав ждать, дал по ним залп. И промахнулся. Он снова выругался.
Его люди прочистили стволы, зарядили их снова и вернули откатившиеся пушки на позиции. Выстрелил британский мушкет и Киллик услышал, как пуля прошуршала сквозь сосны. Потом раздалось множество выстрелов из-за кустов на опушке и мушкетные пули ударились в песок или в деревья и усыпали канониров сосновой хвоей.
Киллик отбежал влево. Если морские пехотинцы захотят атаковать его, им придется пройти здесь, через деревья, а в закате их красные мундиры будут плохо заметны. Он скомандовал команде крайнего левого в батарее орудия развернуть пушку и прикрыть это направление, затем вгляделся в надвигающуюся темноту, однако ничего не увидел.
Корнелиус Киллик нервничал. Его люди тоже. Это была не та война, к которой он привык. Война Киллика была там, где ветер давал преимущество лучшему, а мертвые уходили в искупительное море. В этой же долине было полно тенистых мест, где враг мог прятаться, подкрадываться, исподтишка нападать и убивать.
Хрустнула ветка, он обернулся, но это была Мари из деревни, смотревшая на него большими беспокойными глазами.
— Иди домой, — рявкнул Киллик.
— Форт, — повторила Мари.
— Что с ним? — Киллик посмотрел на тени, которые могли бы выдать приближение врага.
— Флага на форте нет, — сказала Мари.
— Сбит выстрелом, — сказал Киллик, и оставил без внимания слова девушки потому, что увидел клубы дыма и затем услышал выстрелы мушкетов. — Иди домой, Мари! Домой!
Кто-то из команды «Фуэллы» выстрелил в ответ из французского мушкета, множество которых было продано Америке. Если только ублюдки покажутся, думал Киллик, то шесть пушек быстро выпустят им кишки. — Лайам! Лайам! — закричал Киллик.
— Сэр?
— Ты что-нибудь видишь? — Киллик побежал к своей батарее.
— Только один чертов дым. Ублюдков не видно, прячутся.
Солдат бы знал, что делать в такой ситуации, думал Киллик. Может быть послать людей в рощу с абордажными саблями и мушкетами, но что это даст? Они просто станут мишенями для мушкетов британцев. Возможно, еще один залп из пушек расшевелит ублюдков.
— Лайам! Поднять прицел выше и стреляй!
— Сэр!
Провернулись медные винты, поднимающие орудия, фитили поднесли к запальным отверстиям и огонь побежал к крупнозернистому пороху зарядов, выплюнувших картечь в подлесок на лужайке. Пронзительно закричали и вспорхнули с деревьев птицы, но это был единственный видимый результат залпа.
Над лужайкой клубился дым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77