– Мне очень грустно встретить вас в таком обществе. Вы, вероятно, не знаете, что этот господин подлежит аресту по приказу, только что отданному старшине-маршалу?
– Пусть даже так, и что же? – пробормотал мой спутник своим мягким голосом.
– Что же?! – воскликнул другой, хмурясь и стараясь незаметно подвинуться вперед.
– Именно так, – повторил Ажан, взявшись за рукоятку своей шпаги и намереваясь отступить. – Я не знал, что его величество назначил вас, господин Вилькье, старшиной-маршалом или что вам дано право останавливать на улице прохожих.
Вилькье вспыхнул с досады и проговорил дрожащим голосом:
– Вы слишком молоды, Ажан – не то я заставил бы вас дорого заплатить за это.
– Зато мой друг не молод, – возразил Ажан, кланяясь. – Он дворянин родом, Вилькье, и не гасконец, и, как я узнал вчера, заслужил славу одного из лучших воинов Франции. Арестуйте его, если угодно. В таком случае, я буду иметь честь взять в залог вашего сына.
Все время мы стояли с мечами наготове: одного взмаха было достаточно, чтобы возбудить одну из тех уличных ссор, которые были тогда в обычае. Привлеченная нашими криками кучка народу с нетерпением ждала, что будет дальше. Однако Вилькье, как вероятно знал мой товарищ, был гасконец не только родом, но и душой: видя нашу решительность, он счел за лучшее оставить нас в покое. Презрительно пожав плечами, он дал знак своим слугам идти своей дорогой, а сам посторонился.
– Благодарю вас за любезное предложение, – сказал он со злой усмешкой. – Я не забуду о нем; но, как вы изволили сказать, сударь, я не старшина-маршал.
Не обращая внимания на его слова, мы поклонились, прошли мимо него и направились дальше. Один из его слуг пустил слух, будто один из нас – убийца отца Антуана: и вмиг мы были окружены толпой черни, которая хватала нас за платье, что немало обеспокоило Симона Флейкса. Невзирая на презрение, выказываемое ей Ажаном, который все время держал себя великолепно, мы были бы вынуждены вернуться, чтобы хорошенько ее проучить, если б как раз в это время не дошли до дома Рамбулье. Там у двери стояли с полдюжины вооруженных слуг, при виде которых наши преследователи отступили со свойственной этому слою народа трусостью. На этот раз у меня не было причин быть недовольным господином Рамбулье. Был ли я обязан этим посредничеству Ажана или маркиз думал, что без моей помощи его планы не осуществятся, не знаю, но он ждал нас с тремя придворными в плащах. Его решительный, суровый вид доказывал, что он считал наше положение нешуточным.
Мы не теряли ни минуты на объяснения. Обменявшись несколькими словами с племянником, Рамбулье скомандовал: вперед, и мы все вместе вышли из дому. Вероятно, тот факт, что мои преследователи были его политическими врагами, имел для него некоторое значение: я увидел, как ожесточился его взгляд при виде Вилькье, сновавшего мимо наших дверей в ту минуту, как мы выходили. Гасконец был не из тех, кто открыто вступает в борьбу с сильным врагом. Рамбулье холодно поклонился ему и продолжал свой путь к дворцу ровным шагом. Его племянник и я шли по обеим сторонам его; остальные, десять-одиннадцать человек, тесно сплотившись, шли сзади. Наш отряд имел столь воинственный вид, что толпа, остановившаяся было у дверей, разбежалась. Даже мирные граждане по дороге из предосторожности прятались по домам или же расступались перед нами. Я заметил не без тревоги, что наш предводитель одет тщательнее и роскошнее обыкновенного и, в противоположность своим спутникам, не был вооружен. Он воспользовался случаем дать мне некоторые советы.
– Господин де Марсак! Мой племянник сказал мне, что вы полностью отдаетесь в мое распоряжение.
Я поблагодарил его от души и сказал, что ничего лучшего не желаю.
– В таком случае, прошу вас молчать, пока я не разрешу говорить, – резко сказал он мне, как человек, у которого неожиданность вызывает решимость и быстроту действий. – И, прежде всего, не принимайте никаких крайних мер без моего приказания. Нам предстоит решительная борьба, и мы должны ее выиграть хотя бы ценой наших голов. Если только можно, мы вырвем вас из рук старшины-маршала.
А если нет? Я вспомнил угрозы отца Антуана – и вдруг потерял из виду улицу, со всем ее светом, жизнью и движением. Я не чувствовал более ободряющего дуновения ветра. Я вдыхал тяжелый воздух и видел себя в тесной тюрьме, окруженного замаскированными людьми, а между ними смуглого человека в кожаном переднике, наклоненного над жаровней. Этот человек сделал несколько шагов вперед и… Слава Богу! Видение исчезло. Восклицание Ажана привело меня в себя.
Мы были в нескольких шагах от ворот дворца. В это же время из одного переулка вышел другой отряд, следовавший за нами шаг за шагом с очевидным намерением обогнать нас. Кончилось тем, что оба наши взвода подошли к воротам в одно и то же время, что произвело столкновение между слугами. Это, наверно, привело бы к драке, если б не строгий приказ, отданный Рамбулье сопровождавшим его. Мгновенно я был окружен кучкой грубых лиц. Дюжина заскорузлых рук протянулась ко мне. Столько же голосов, между которыми я узнал голос Френуа, кричали: «Вот он! Вот он!» Пожилой человек, изысканно одетый, выступил вперед с бумагой в руках в сопровождении алебардщиков. Он тотчас мог бы схватить меня, если б не подоспел Рамбулье. Он имел очень внушительный вид, который тем более шел к нему, что у него в руках был только хлыст.
– Эге! Что это значит? – весело сказал маркиз. – Я не привык, господин, чтобы моих людей трогали без моего разрешения… Надеюсь, вы знаете, кто я?
– Без сомнения, маркиз, – отвечал тот мрачно, но почтительно. – Но это по особому приказу короля.
– Хорошо! – отвечал мой покровитель, спокойно поглядывая на стоявших за старшиной людей, точно стараясь рассмотреть их, что привело некоторых из них в смущение. – Скоро мы увидим, так ли это: мы как раз идем просить аудиенции у короля.
– Только не этот господин, – решительно воскликнул старшина, подняв опять руку. – Я не могу пустить его.
– Нет, и этот господин, с вашего позволения, – возразил маркиз и слегка оттолкнул его руку хлыстиком.
– Сударь! – сказал тот, несколько свысока, сделав шаг вперед. – Теперь не до шуток: у меня личный приказ короля, и против него нельзя идти.
Маркиз постучал пальцами по ручке хлыста и улыбнулся.
– Я последний пойду против него… если только он действительно есть у вас, – сказал он медленно.
– Вы можете сами прочесть его! – воскликнул старшина-маршал, выходя из терпения.
Рамбулье взял пергамент кончиками пальцев, взглянул на него и отдал назад.
– Как я и думал, – сказал он. – Явный подлог.
– Подлог?! – воскликнул офицер, вспыхнув от негодования. – Я получил это от личного секретаря короля!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
– Пусть даже так, и что же? – пробормотал мой спутник своим мягким голосом.
– Что же?! – воскликнул другой, хмурясь и стараясь незаметно подвинуться вперед.
– Именно так, – повторил Ажан, взявшись за рукоятку своей шпаги и намереваясь отступить. – Я не знал, что его величество назначил вас, господин Вилькье, старшиной-маршалом или что вам дано право останавливать на улице прохожих.
Вилькье вспыхнул с досады и проговорил дрожащим голосом:
– Вы слишком молоды, Ажан – не то я заставил бы вас дорого заплатить за это.
– Зато мой друг не молод, – возразил Ажан, кланяясь. – Он дворянин родом, Вилькье, и не гасконец, и, как я узнал вчера, заслужил славу одного из лучших воинов Франции. Арестуйте его, если угодно. В таком случае, я буду иметь честь взять в залог вашего сына.
Все время мы стояли с мечами наготове: одного взмаха было достаточно, чтобы возбудить одну из тех уличных ссор, которые были тогда в обычае. Привлеченная нашими криками кучка народу с нетерпением ждала, что будет дальше. Однако Вилькье, как вероятно знал мой товарищ, был гасконец не только родом, но и душой: видя нашу решительность, он счел за лучшее оставить нас в покое. Презрительно пожав плечами, он дал знак своим слугам идти своей дорогой, а сам посторонился.
– Благодарю вас за любезное предложение, – сказал он со злой усмешкой. – Я не забуду о нем; но, как вы изволили сказать, сударь, я не старшина-маршал.
Не обращая внимания на его слова, мы поклонились, прошли мимо него и направились дальше. Один из его слуг пустил слух, будто один из нас – убийца отца Антуана: и вмиг мы были окружены толпой черни, которая хватала нас за платье, что немало обеспокоило Симона Флейкса. Невзирая на презрение, выказываемое ей Ажаном, который все время держал себя великолепно, мы были бы вынуждены вернуться, чтобы хорошенько ее проучить, если б как раз в это время не дошли до дома Рамбулье. Там у двери стояли с полдюжины вооруженных слуг, при виде которых наши преследователи отступили со свойственной этому слою народа трусостью. На этот раз у меня не было причин быть недовольным господином Рамбулье. Был ли я обязан этим посредничеству Ажана или маркиз думал, что без моей помощи его планы не осуществятся, не знаю, но он ждал нас с тремя придворными в плащах. Его решительный, суровый вид доказывал, что он считал наше положение нешуточным.
Мы не теряли ни минуты на объяснения. Обменявшись несколькими словами с племянником, Рамбулье скомандовал: вперед, и мы все вместе вышли из дому. Вероятно, тот факт, что мои преследователи были его политическими врагами, имел для него некоторое значение: я увидел, как ожесточился его взгляд при виде Вилькье, сновавшего мимо наших дверей в ту минуту, как мы выходили. Гасконец был не из тех, кто открыто вступает в борьбу с сильным врагом. Рамбулье холодно поклонился ему и продолжал свой путь к дворцу ровным шагом. Его племянник и я шли по обеим сторонам его; остальные, десять-одиннадцать человек, тесно сплотившись, шли сзади. Наш отряд имел столь воинственный вид, что толпа, остановившаяся было у дверей, разбежалась. Даже мирные граждане по дороге из предосторожности прятались по домам или же расступались перед нами. Я заметил не без тревоги, что наш предводитель одет тщательнее и роскошнее обыкновенного и, в противоположность своим спутникам, не был вооружен. Он воспользовался случаем дать мне некоторые советы.
– Господин де Марсак! Мой племянник сказал мне, что вы полностью отдаетесь в мое распоряжение.
Я поблагодарил его от души и сказал, что ничего лучшего не желаю.
– В таком случае, прошу вас молчать, пока я не разрешу говорить, – резко сказал он мне, как человек, у которого неожиданность вызывает решимость и быстроту действий. – И, прежде всего, не принимайте никаких крайних мер без моего приказания. Нам предстоит решительная борьба, и мы должны ее выиграть хотя бы ценой наших голов. Если только можно, мы вырвем вас из рук старшины-маршала.
А если нет? Я вспомнил угрозы отца Антуана – и вдруг потерял из виду улицу, со всем ее светом, жизнью и движением. Я не чувствовал более ободряющего дуновения ветра. Я вдыхал тяжелый воздух и видел себя в тесной тюрьме, окруженного замаскированными людьми, а между ними смуглого человека в кожаном переднике, наклоненного над жаровней. Этот человек сделал несколько шагов вперед и… Слава Богу! Видение исчезло. Восклицание Ажана привело меня в себя.
Мы были в нескольких шагах от ворот дворца. В это же время из одного переулка вышел другой отряд, следовавший за нами шаг за шагом с очевидным намерением обогнать нас. Кончилось тем, что оба наши взвода подошли к воротам в одно и то же время, что произвело столкновение между слугами. Это, наверно, привело бы к драке, если б не строгий приказ, отданный Рамбулье сопровождавшим его. Мгновенно я был окружен кучкой грубых лиц. Дюжина заскорузлых рук протянулась ко мне. Столько же голосов, между которыми я узнал голос Френуа, кричали: «Вот он! Вот он!» Пожилой человек, изысканно одетый, выступил вперед с бумагой в руках в сопровождении алебардщиков. Он тотчас мог бы схватить меня, если б не подоспел Рамбулье. Он имел очень внушительный вид, который тем более шел к нему, что у него в руках был только хлыст.
– Эге! Что это значит? – весело сказал маркиз. – Я не привык, господин, чтобы моих людей трогали без моего разрешения… Надеюсь, вы знаете, кто я?
– Без сомнения, маркиз, – отвечал тот мрачно, но почтительно. – Но это по особому приказу короля.
– Хорошо! – отвечал мой покровитель, спокойно поглядывая на стоявших за старшиной людей, точно стараясь рассмотреть их, что привело некоторых из них в смущение. – Скоро мы увидим, так ли это: мы как раз идем просить аудиенции у короля.
– Только не этот господин, – решительно воскликнул старшина, подняв опять руку. – Я не могу пустить его.
– Нет, и этот господин, с вашего позволения, – возразил маркиз и слегка оттолкнул его руку хлыстиком.
– Сударь! – сказал тот, несколько свысока, сделав шаг вперед. – Теперь не до шуток: у меня личный приказ короля, и против него нельзя идти.
Маркиз постучал пальцами по ручке хлыста и улыбнулся.
– Я последний пойду против него… если только он действительно есть у вас, – сказал он медленно.
– Вы можете сами прочесть его! – воскликнул старшина-маршал, выходя из терпения.
Рамбулье взял пергамент кончиками пальцев, взглянул на него и отдал назад.
– Как я и думал, – сказал он. – Явный подлог.
– Подлог?! – воскликнул офицер, вспыхнув от негодования. – Я получил это от личного секретаря короля!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115