ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

И стали знамения твориться, и мор пришел в города и веси.
По дороге к монастырю, что на Спеси-реке, ехал верховой. Человек как человек, одет изрядно, оружие справное.
Монастырь был не слишком большой и богатый, но стены имел каменные, и ворота дубовые. Путник спешился, стукнул в ворота. Долго не отзывались, так что стукнул еще и еще.
Завозились. Наконец, откинулся крюк, выглянул в оконце седенький ключник.
– Впусти, отче, странника, – сказал путник.
– Ох-ох, – заохал ключник. – Ныне много народу съехалось, все кельи заняты, и в конюшне, и в амбаре… А кто будешь-то, мил человек?
– Вот мил человек и буду. Не государев слуга, а боярский сын. По своим надобностям в Москву еду.
– В Москву другой дорогой едут! А ты вон и с ручницей. Стрелять учнешь, а братия почивает…
– Чего ради стрелять кинусь? Пусти – не в лесу же ночевать.
Двери открылись. Ключник махнул рукой:
– Туда, что ли, ступай. Под стеной амбара – там соломы постелили, тоже странные спят. Лошадку к коновязи привяжи, в конюшне, говорю, тоже места нет.
– Добро… – пошел было странник, но обернулся: – А кто там, под стеной-то? Псоглавцы?
Ключник, запирая ворота, глянул искоса, помедлил:
– Головы у их, как у всех добрых людей. Отужинали и спать легли. А кто, откуда, куда путь держат, – про то не ведаю.
Приезжий лег на солому, шапку – под голову. Рядом богатырски храпели странники.
Когда взошла луна и выглянула в прорезь тягучих облаков, словно щурясь, – далеко, в лесу послышался одинокий волчий вой.
Странник поднялся. Тенью заскользил от одного спящего к другому. Наклонялся – и шел дальше.
Вошел и в конюшню – неслышно, как кошка. После конюшни заглянул и в клети, а после в кельи вошел. Входил в каждую – и быстро выходил. Будто и не было никаких запоров.
Утро занялось – и крик поднялся.
И у амбара, и в амбаре, и в конюшне, и в кельях – везде лежали мертвые люди, зарезанные во сне. Да зарезанные страшно: с порванными глотками, с почти откушенными головами.
А странник пропал, хотя и не выезжал со двора. Пропал вместе с лошадью.
Братия и послушники попрятались по кельям. Потом игумен Михаил велел запереть ворота.
Монахи за конюшней стали копать глубокую яму. Игумен стоял рядом, надзирал, хмурясь и кусая губы.
А потом вдруг всем велел разойтись по кельям и усердно молиться. Кельи запер собственноручно, перекрестился:
– Борони Бог, дойдет до Москвы – не сносить нам голов.
Он подумал.
– А ведь дойдет, дойдет… Странники донесут.
Заперевшись в собственной келье, игумен споро разделся до исподнего, достал из сундука – из потайного отделения, – крестьянский кафтан, шапку, кушак, переоделся. Большими ножницами наспех, кое-как, клочьями подстриг бороду; побросал в дорожный мешок книги, золоченую утварь, золотой крест, в кушак затянул золотые монеты. Выглянул из окошка, огляделся. Кряхтя, пролез в узкий проем, засеменил к каменной ограде, неловкий в кафтане – словно ряса мешала…
– Странно, – заметил Неклюд Рукавов. – Монастырь есть, а монасей не видно.
Отряд конных опричников остановился на дороге. Впереди возвышались монастырские постройки; над ними кружилось воронье. Ни на дороге, ни на огородах не видно было ни единого человека. И ворота монастыря были сиротливо распахнуты.
– Ступай вперед, – велел Генрих Штаден. – Разведай.
Неклюд кивком подозвал двоих, тронул коня.
Они неспешым шагом подъехали к воротам. Неклюд крикнул:
– Эй, святые отцы! Есть тут кто живой?
Хриплое карканье было ответом: в небо взмыло столько воронья, что в воздухе потемнело.
Неклюд вытащил из-за пояса ливонский пистоль.
И въехал в распахнутые ворота.
Спустя немного времени Неклюд и оба его товарища во весь опор мчались назад. Штаден привстал в стременах.
– Что такое?
– Мертвые! Мертвые там все! Валяются, где спали. И во дворе, и в кельях. Головы оторваны, как будто зверь лютовал.
Штаден подумал. Обернулся к отряду:
– А что, водятся в ваших старых лесах оборотни?
Не дождался ответа и спросил громче, но уже с другим смыслом:
– А в сказках?..
Еще подождал, и молча поскакал к монастырю. Черные всадники сначала нехотя, потом всё быстрее, понеслись следом.
Первое, что бросилось Штадену в глаза – изуродованные, с выклеванными глазами трупы, валявшиеся под стенами. Над трупами вились черные рои мух, а запекшаяся кровь, вытекшая из разорванных глоток, была темной, с блестящим вороновым отливом.
Генрих остановил коня. Нагнулся, разглядывая труп.
– А ведь это наши, – сказал вдруг Неклюд, тревожно косясь по сторонам. – Кажись, Федора Кошкина ватага.
– Вижу, что наши, – сказал Штаден. И повернулся к отряду:
– Обыщите все кельи, все закоулки. Найдите хоть единого живого человечка!
Сам выехал за ворота, спешился, сел под деревом. Рядом пристроился дьяк Коромыслов, приданный Штадену в качестве толмача и «для доброго совета». Якобы хорошо умевший, как шепнули Штадену в приказе, «вины еретические и иные говорить». «Для советов? Нет, такой говорун – для доносов», – правильно понял Штаден, едва увидев дьяка. Почти безбородый, длинноносый, темнолицый, – для ча еще такую харю держать?
Коромыслов, не глядя на Штадена, сказал:
– Прошлой ночью случилось.
– Откуда знаешь? – спросил Штаден.
– По запаху чую.
Штаден промолчал. Видно, дьяк не только в еретических винах был осведомлен, но и в практической анатомии.
Убийца. Того гляди, пырнет ночью ножом ни с того, ни с сего…
Опричные стали возвращаться. Неклюд, зеленый лицом, доложил:
– В монастыре монахов нет. Одни опричные слуги. Все – перерезаны. Иные, видно, сопротивлялись: лежат странно. У кого птицами глаза не выклеваны, – смотрят так, будто черта увидели.
– А кони?
– Коней нет. У коновязи мётла да собачьи головы. Седел, оружия тоже нет.
– В подвал спускались? – спросил Штаден.
– Борони Господь! – испуганно перекрестился Рукавов.
Штаден хлопнул себя по колену.
– Вы, русские, дикий народ! В подвалах-то кто-нибудь живой и схоронился. А кроме того, где монастырское добро? Или покойники его попрятали? Или оборотень унес?..
Он встал и пошел к воротам.
Неклюд посмотрел ему вслед мученическими глазами, потом, обернувшись к товарищам, снова кивнул и со вздохом поспешил за Штаденом.
Дверь в закрома была тоже распахнута. Добротная дверь с кованой перевязью: в замке торчал обломок железного ключа.
Штаден велел свернуть факел, зажег, и начал спускаться по древним каменным ступеням.
– Хорошо строили, крепко, – как в Литве. Может, пленные ливонцы? – елейным голосом сказал сзади Коромыслов.
Неклюд хмыкнул, но промолчал.
Штаден прошел низким сводчатым коридором, вошел в кладовую. Из-под ноги прыснули с шорохом мыши.
И тут же откуда-то раздался неосторожный звон.
– Проверь! – приказал Штаден Неклюду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98