Окинув взглядом толпу, Себастьян решил, что приглашенных, наверное, не меньше сотни.
Он не мог забыть встревоженного взгляда Григория Орлова, которого предупредил о своем приезде.
– Вы полагаете, что у нас получится? – с беспокойством спросил Григорий.
– Граф, если что нам и может помешать, так это недостаток доверия друг к другу, – заявил Себастьян.
– Да услышит вас Господь!
– Ждите меня все здесь.
Себастьян бросил взгляд на Александра.
– Вы помните, о чем я вам говорил? – спросил Сен-Жермен.
– Да, отец.
– Вы должны быть готовы.
Братьям Григорию и Алексею Орловым:
– Если я не ошибаюсь, сегодня вечером ваш друг Петр сообщит о важном решении. Да хранит нас Бог!
Один лишь шевалье де Барбере оставался хладнокровен. Он чувствовал, что грядет приключение, и это, похоже, его не слишком пугало.
Себастьян сел в карету весьма встревоженный, несмотря на то что внешне казался спокойным и уверенным.
Наконец он поднялся на крыльцо Зимнего дворца, держа руку в кармане. Там лежало приглашение. Франц, в новой ливрее и безукоризненно аккуратном парике, как и было приказано, держался возле ворот, в вестибюле, так чтобы услышать, если хозяин позовет его. Происходящее вызывало у слуги одновременно и восхищение, и насмешку.
Приглашенные толпились в просторном зале первого этажа. Дворецкий внимательно следил за тем, чтобы соблюдалась иерархия. Глашатай объявил:
– Господин граф фон Ревентлов, посол Пруссии…
Гости внимательно разглядывали друг друга, не в силах скрыть любопытство: кто же удостоился чести быть приглашенным на этот необыкновенный прием. Себастьян отметил, что выглядит вполне достойно. Как он и предполагал, его бриллианты неизменно притягивали взгляды.
– Господин граф Александр Воронцов, посол его императорского величества…
Себастьян тоже окинул взглядом присутствующих, но никого не узнал, и не случайно: «русская сторона», как ее называли, не могла быть приглашена на ужин «немецкой стороны».
– Граф Чесеновский, посол Польши… Господин де Беранже, посол Франции…
Себастьян напрасно ждал, когда объявят о прибытии посла Австрии.
Здесь было довольно много военных в парадных мундирах, они сверкали позолоченными нашивками и бранденбурами – обшитыми шнуром петлицами и поглаживали нафабренные усы. Наконец настала и его очередь:
– Господин граф де Сен-Жермен!
Себастьян заранее предупредил дворецкого о своем желании, чтобы его слуга весь вечер находился возле двери гостиной, где будет накрыт стол, и Сен-Жермену это было дозволено. Граф кивнул Францу, который тотчас же подбежал к нему. Они поднялись по лестнице и направились в просторную гостиную, сияющую огнями.
– Дорогой граф, – сказал Воронцов, выступая навстречу Себастьяну, потому что стоял возле самой двери, – позвольте сказать вам, что ваши мудрые советы принесли плоды. Его величество много над ними думал и извлек много пользы.
– Вы льстите моему тщеславию, граф, – со всей любезностью, на какую был способен, ответил Себастьян.
– Нет-нет, вы слишком благоразумны и проницательны, чтобы быть тщеславным.
Рой придворных кружил вокруг дочери канцлера, графини Воронцовой, которая выглядела еще более надменной и горделивой, чем в тот вечер, когда Себастьян впервые ее увидел. Еще бы, ведь все шло к тому, что к концу года она станет императрицей.
Гости томились в ожидании царя. Без четверти семь появился его величество в сопровождении адъютанта. Воронцов встал навытяжку. Раздались аплодисменты. Лицо императора лучилось самодовольством. Он внимательно осмотрелся, словно разыскивая кого-то глазами; подошел посол Пруссии. Царь поднял руку, требуя тишины.
– Друзья мои, – громко заговорил он по-французски, – я счастлив, что вы пришли сюда, чтобы вместе со мной отпраздновать заключение мира со славным Прусским королевством!
Новый шквал аплодисментов. Посол Англии, похоже, о чем-то задумался. Посол Франции, маркиз де Бретей, прилагал все усилия, чтобы казаться невозмутимым.
Затем гостей пригласили в гостиную. Единственный стол длиной в добрых четыре сотни футов блистал хрусталем, золотыми и серебряными приборами.
«Пир Валтасара, – подумал Себастьян. – И вскоре последует "мене, текел, фарес"».
Ему досталось место между супругой генерала и женой тайного советника его величества. Царь, стоя, поднял свой кубок за Россию и за Пруссию. Гости тоже подняли бокалы, раздались приветственные возгласы.
– Да хранит Господь царя и Святую Русь!
– За процветание империи и ее доблестных правителей!
– За вечную славу Романовых!
И тому подобное.
Улыбка посла Пруссии, сидевшего по правую руку от императора, была такой застывшей и неподвижной, что походила скорее на гримасу.
На камине стояли большие часы; время от времени, между двух шутливых ответов соседкам о возможности предсказывать будущее по картам и оккультной силе драгоценных камней, Себастьян бросал на часы внимательный взгляд: ужин длился уже без малого два часа.
Без четверти десять царь поднялся из-за стола. Разговоры мгновенно стихли.
– Друзья мои, – заговорил Петр, на сей раз по-русски, – сегодня вечером я хочу поделиться со всеми радостью, которая наполняет меня, когда я думаю о том, что отныне и навсегда мы оказались связаны с прекрасной страной, где властвует мой кузен Фридрих. Порядок, который является сущностью небесной гармонии, осуществляется там благодаря непререкаемому авторитету монарха, благословенного небом, ибо взор его столь же пронзителен, сколь сильна и решительна его рука. Фридрих сумел сделать свою страну первой военной державой мира.
Некоторые из присутствующих не смогли скрыть недоумение и разочарование. Выходит, Англия уже ничего не значит? А Франция? А сама Россия?
– Мы должны рассматривать Пруссию как идеал, как нашего наставника, – продолжал с воодушевлением монарх. – И лично я намерен следовать ее примеру во всем: как в государственных делах, так и в управлении армией…
Неужели Петр опять выпил больше, чем следует? Даже сидящая возле Себастьяна супруга генерала нахмурила брови. Секретарь французского посла, стоя за его спиной, переводил ему высказывания императора. Физиономии иностранных посланников ясно выражали смятение и замешательство. На памяти дипломатов никто никогда себе подобного не позволял.
Так прошло еще четверть часа. «Мене…» – сказал про себя Себастьян.
– Прикрываясь так называемой толерантностью, которую, как все это осознают, нельзя назвать иначе, как преступной, – продолжал царь, – некоторые царьки присвоили себе право захватить территории, исторически и династически принадлежащие России. Я имею в виду Шлезвиг. Но нашему терпению пришел конец. Завтра же наша доблестная армия отправится в поход, чтобы взять эти земли обратно и вернуть их в лоно отечества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105