ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Федоссич зло захохотал.
– Все равно ославлю! – хрипло закричал он. – Я те…
ГЛАВА 7
Егор пошел по ручью в узкую долину, которая круто подымалась вместе с лесом в тучные сопки. Их вершины темны и отчетливо вырезаны в летнем небе.
Испил воды, вошел и набрал ведра. Постоял и послушал. Прииск еще спал. Ручеек уж не журчал, а шумел, в горах начинали таять снега. Может заиграть река, забушует, заполнит всю долину и вынесет вон весь прииск, всех без разбора, со всеми грехами.
У поворота под обрывом пахло сиренью. Всю весну словно бы ничего не замечали вокруг, кроме ели да лиственницы с березой, изредка еще попадался акашник. Откуда ни возьмись, белая сирень потянула с обрыва толстые махровые ветки.
Брат Федя вылез из-под полога.
Егор поставил воду у печки, сбитой из сырой глины подле палаток. Пошел в забой, стал кайлить, чувствуя, как оживает тело.
Василий с Катькой еще спят. А сирень цветет, ручей журчит, и отец работает. Пусть, пока глупые. Егору казалось, что они походили во всем друг на друга, даже руки и ноги у них одинаковые. Оба быстрые, ловкие. И счастливые. Даже пьяный Катькин отец мил сердцу, что вырастил такую дочь. Здоровая матросская натура. А чувствуется в ней хорошая порода.
Федя поедет сегодня домой, повезет добычу. Скоро сенокос, он должен помогать дедушке присмотреть за парнишками на работе и рассказать, что на прииске.
Небо стало синим и ясным. Уже близко лето, жаркий зной, наводнения… Кое-где застучали, залязгали лопаты. Теперь видно, что огромные изумрудные сопки обступили долину, реку и глубокие ключи. А по обрыву – сплошная сирень. Черный дождь мошки обдал Егора, забил в глаза, застучал по щекам. Жаркий, кажется, день будет.
Все сели за длинный дощатый стол на столбиках. Татьяна, веселая всегда, но сегодня она с красными, припухшими глазами. Подала тарелки и деревянные ложки. Катерина принесла чугун с ухой. Начался молчаливый завтрак с хлебом перед тяжелым рабочим днем.
Таня снесла в лодку мешок с сухарями и караваями. Федя взял клеенчатый плащ, сапоги и ружье. Вернулся за палаткой. Жена затягивала ему под рубахой ремни кожаного пояса, набитого золотом.
– Хоть отдохнуть от тебя, – проговорила она.
Федор взял револьвер, подвязал рубаху сыромятным ремнем, простился, взял шест.
Он ступил через борт в лодку, навалился всем ростом на шест, и лодка помчалась, как напуганная.
Федор взмахнет шестом, глянет туда, где стоит жена, где вкопан в землю стол и печь-самоделка, и наляжет на шест, отвернется и снова взмахнет и взглянет. А уж там, на берегу, все станет меньше, и Танюша маленькая, словно тает на глазах.
Егор и Василий, как бы нехотя, поплелись с кайлами и лопатами к забою. Васька вдруг положил инструмент. Он вскарабкался на обрыв и вломился в сирень. Катерина полезла сорвать хорошую ветку, подышать запахом.
Егор увидел из забоя, что сын тащит с обрыва Катю, посадив ее себе на плечи и держа ее под колени в красных шерстяных чулках.
– Как кореянка свое дите ташшит! – молвила проходящая за мужем староверка в кичке и с лопатой на плече.
– Скинь ее в реку сейчас же! – крикнула Татьяна. – Президентовы щенки, скинь… Мне вас степенности обучать!
Опять Катерина бросала песок и гальку в тачку. Татьяна принатужилась, подняла ручки и как бы невзначай обмолвилась:
– Дуняша скоро приедет!
И, покатив тачку, услыхала за спиной, как спросила Катя у мужа:
– Ну, кто?
Васька молчал.
К обеду смолкал стук лопат. У ручья трещали костры и дымились печки по всем побережьям. За кустами мылись женщины.
У бутарки мужики выбирали с настила последние мельчайшие значки. Подошел Ломов и Родион Шишкин.
– Ну, как у вас съем?
Ломов принес показать добычу. Он мыл рядом с Кузнецовыми, часто приходит проведать соседей, глянуть на съем и свой показать.
Егор заглянул в его чугунную чашу.
– А у вас? Ладно сегодня намыли!
– Когда Васька в забое, то и платки в карманах тяжелей, – сказал Шишкин.
– Васька – это молодой Егор, – сказал Ломов.
Васькина кайла еще за бугром гальки; она то появлялась, то исчезала.
– Теперь бы еду покрепче, – сказал Егор. – Хлеб в такой печке печется, не дает силы… Плохо пропечен, уж Татьяна ли не мастерица!
Ксеня поджала губы. Бабы-староверки, проходя обратно, кланялись Егору в пояс. Мужики снимали шляпы.
– Как хлеб? – спрашивал их Егор.
– Сырой.
– Силы скоро не будет.
– Печем! – улыбалась Ксеня. – Малина уж скоро поспеет, пироги будут.
– Что мы, медведи! – ответила чернявая кержачка.
Мимо шли с лопатами Очкастый и с ним молодой новичок, с черной как смоль бородой и с красными губами.
– Вон Полоз с дяденькой идет, – сказала Катька.
Полозом прозвал Федосеич человека с яркими глазами на разъехавшихся скулах.
– А достаток? Достаток? – восклицал Очкастый.
– Зачем? Достаток только замедлит этот процесс! – отвечал бородач. – Не достаток нужен для прогресса, а обеднение масс и эксплуатация их.
Он увидел Егора, быстро и косо поглядел. Оба поклонились. Бородатый через некоторое время саркастически улыбнулся вслед президенту. Наслушавшись о взглядах Егора, он однажды уговаривал его обложить население прииска налогом в пользу справедливой организации борцов за уничтожение несправедливости и всякой власти.
– Ты пока ступай отсюда, – сказал тогда ему Егор, – не мешай мне работать.
* * *
Егор обернулся. Перед ним на корточках сидел Улугу.
– Ты как? Приехал?
– Сейчас пришел… Че, тебя выбрали? Ты теперь тут джангин! – Улугу радостно обнял Егора.
– Я старший, теперь, по вашему обычаю, буду первый тебя целовать, – сказал Егор и сам обнял его.
– У-у! Теперь ты старший! Я сам не могу первый целовать? Да? А где наши?
– Пахом на другой стороне. И Силин там.
– А че здесь?
– И здесь есть содержание. Это редко бывает, чтобы на обоих берегах одинаковое содержание было. Только тут место у?же, там долина пошире, и все кинулись сперва туда. Кажется сперва, что тут места меньше, но тут кривун, самый поворот. Ты походи, попробуй взять пробы и, где понравится, выберешь участок.
– Писотька хочет сюда приехать, – сказал Улугу.
– Пусть! Как здоровье?
– Ничего… Сердце маленько больно и рука плохо…
Улугу все еще тяжело дышал после подъема вверх по реке. Он набил трубку и стал курить с жадностью, надеясь табачным дымом облегчить сердце.
За марью высоко в небе движением воздуха выгибало дуги из перистых облаков. В долине было тихо, ни один лист не шевелился.
Плечистая, молодая женщина подводила лодку, неумело плюхая веслами вразнобой. Щеки ее подрумянены, видимо, какой-то травой, глаза подведены.
– Здравствуйте, Егор Кондратьевич! – выйдя на берег, почтительно поздоровалась она и поклонилась. – Дозвольте, пожалуйста, нам к Василь Егорычу обратиться с просьбой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115