Охальник!
– В руку что! Это холодная душа! А в пупок и весело, и забава!
– У ее пупок без дна, – раздался мужской голос послаще.
– Бесстыжий! – ласково молвила одна женщина.
– Можно к вам? – заглянул Сапогов.
– Если с добычей, то заходи да принеси спирту, – ответил мужской голос.
Сапогов увидел Родиона Шишкина. Это он, кажется, уговаривал Анюту оголить пупок.
– У меня нет…
– Поди купи, вот здесь Андрюшка скрывает товар за березой. Он весь вечер ждет покупателей. Только тихо… Да пойдем я тебя провожу.
Анфиса встала. Какой-то парень ухватил ее за подол, она живо обернулась и вырвала край подола из его руки и ласково шлепнула парня по лицу.
– Ты ступай отсюда! – сказала она. – Иди молока попей, вон кержачки привезли, корову уж подоили. Люди степенные пришли, а ты ступай!
Анфиса подхватила Сапогова под руку и пошла от балагана. Возвратились со спиртом. Воронежец сказал Анюте:
– Какие у тебя картинки красивые на стене. Очень тут уютно у вас!
Он поглядел на Анфисины рябинки, потом опять на Анюту и глянул на мужскую руку на ее плече. С ненавистью посмотрел в лицо Родиону.
Тот осклабился.
– Кхл-кхл-кхл…
– Чего ты ржешь?
– Я не конь, – ответил Шишкин.
– Ну, тихо… Вы! – прикрикнула Анфиска.
Она уже смирилась с тем, что подруга всем нравилась больше ее. Так всегда. А на рябины Анфисы все косились. Но Анфиса брала свое.
– Мы немножечко выпьем, а ты не пей, – сказала она Сапогову. – Давай я с тебя ичиги сниму. И ноги тебе поглажу… Хочешь, помою? Ляг, отдохни!
– Что я, азиат? Я сам мою кажинный день, это от работы портянки преют.
Анфиса стащила обувь с мужика и пошла стирать его портянки.
Анюта поставила рюмки и кувшин с ключевой водой, чтобы разводить спирт.
– Рябые-то самые горячие! – уверял Родион. – Ты не ценишь.
– Ка-ак? – поднялся Сапогов.
Он только лег, и на душе стало тихо, как вдруг он опять вспомнил, что десятину, может быть, дерут зря, что и тут, как всюду, – обман… Его как скребнул кто-то по душе железом.
«И что за насмешки! – подумал Сапогов. – Что за рябая! Он еще не знает, что я подковы гну и разгибаю. Она, может, человек, портянки мне ушла стирать!..»
– Кто рябая? – спросил он.
– Кхл-кхл-кхл… – затрясся Родион от сдавленного смеха.
Через некоторое время на всем прииске услыхали женские крики. Потом что-то затрещало. Загремела матерная брань.
Народ хлынул со всех концов. Завыла какая-то девка, словно ее ошпарили кипятком.
– Драка!
– Отцы разодрались!
– Отцы из-за девок дерутся!
Родион вырвал длинный кол, повалил всю палатку со всеми украшениями и картинками и норовил ударить Сапогова.
Раздался хряск, и мужик, ломавший еще недавно подковы, лег замертво.
Толпа подступила к Родиону. Он отбивался, размахивая дубиной. Подбежал Никишка-старовер, кинулся под дубину и ухватил Родиона. Оба мужика покатились, хватая друг друга за бороды и кусаясь. На Родиона накинулись другие староверы и подняли его, крепко держа за руки.
– Ты, старый дурак, девок не поделил!
– А, пустите-ка меня к нему… пустите… – расталкивала народ его дочь Таня. – Ах ты, сволочь ты этакая! Окаянный ты… – подбежала она к отцу. – Да совесть-то есть у тебя? Ах ты… – она схватила отца за бороду, – зенки тебе выцарапаю…
– Плюнь, плюнь ему в глаза, – закричали бабы.
– Он-то при чем? Эти стервы его заманили…
– А этих девок, зараз, выселить с прииска…
– Разврат-то здесь заводить!
– Блядей да спиртоносов гнать отсюда, – орали бабы.
– Вон их! Вон! – орала толпа.
Утром на берег, где женщины мыли песок на исправленной бутарке, подтаскивая его в ведрах, явился Камбала.
– Здравствуйте, Лександр Егорыч! – поклонилась Анфиска.
– Пошли! – сказал Камбала.
Женщины поплелись к своему полуразрушенному балагану.
– Кури! – предложила Анюта табаку.
Сашка закурил.
– Хочешь китайский амбань-табак?
– Нет.
– Что так?
– Работы много. Ты че вчера кричала? Гуляла?
– Нет.
– Собирайтесь!
– Зачем?
– Как зачем? Уходи. Домой к себе.
– Сашенька, прости нас…
– Пошел, пошел! – сказал Камбала.
– К Егору, может, пойдем попросим? Он добрый… Попроси ты за нас… А мы уж…
– Егор говорить не станет. Он работает. Слыхал? Топор стучит… Да?
– Верно, стучит топор. Сашенька…
Сашка встал, схватился за перекладину, и свалил весь только что исправленный кое-как балаган. Женщины едва успели выскочить.
– За что? Мы хотели всем только хорошего! Мы обходительные, старательные… Нас бы отблагодарить! О-ой! Это гибель наша! – завыла Анфиса.
– Пошел, пошел отсюда!
– Мы же трудимся… Гляди: лопаты, кайла, лом, бутарка…
Анфиса выла. Стал собираться народ.
– Что уж, пусть, ладно, – попыталась уговорить Камбалу толстая соседка Анфисы, которая еще вчера причитала, что этих девок надо выселить.
– Только чтобы не буянили. Люди же…
– Ну их, уж оставь…
– Чего ладно? Кто люди? Пошел, пошел! – закричал Сашка.
Он живо раскидал искусно сшитые берестины, из которых устроен был балаган, и, выгребая из-под них вещи, относил их охапками на берег и сваливал в лодку. Скидал все имущество женщин, втолкнул их самих и отпихнул лодку ногой.
– Пошеба! Обратно не ходи!
– Господи! Позор-то какой! – заплакала Анютка, видя, что все глядят.
Кто-то свистнул.
– Сволочи! – пригрозила кулаком Анфиса.
За мысом женщины пристали к косе. Они осмотрелись. Анфиса опять оттолкнулась.
Через версту, когда не видно стало палаток и шалашей, лодка перевалила реку и подошла к другому берегу.
На песок соскочил сверху из тайги Сашка.
– Че падо? – спросил он. – Пошеба! – Он подбежал и оттолкнул лодку. – Обратно не ходи!
Сашка ушел в лес и долго ждал. Лодка вскоре скрылась за поворотом.
Камбала вернулся на левый берег и явился к Городилову.
– В лесу твоя лодка?
– Твое какое дело?
– Ты работаешь тут? – спросил Сашка.
– А че тебе?
– А как живешь?
– Мое дело… – Андрюшка усмехнулся.
– Где спирт?
– Какой?
– Твой.
– Вот спирт. Пей!
Сашка взял большую стеклянную бутыль в четверть ведра, перевернул ее, и все вылил в реку. Следом полетел и разбился о камень ящик, налитый китайской водкой.
Городилов подскочил и хотел ударить Сашку по голове, но тот увернулся, удар пришелся скользом, а Андрея схватили какие-то мужики. Он рвался из их рук. Сашка пнул его между ног так метко, что Городилов завыл и согнулся от боли.
– Теперь отпусти! – велел мужикам Камбала. – Пусти, не бойся! Еще меня ударишь? Драться будешь? Нет? Ходи отсюда… Это все? – спросил Камбала, перерыв его вещи.
– Все.
– А где еще спирт?
– Ты же вылил! Все в реке! Ограбил ты меня, Сашка!
– Зачем врешь?
– Как это врешь?
– А у тебя большая лодка еще есть. Спрятанная. Иди покажи…
– Не знаю никакой лодки…
– Не твой в ней спирт? Ладно, будет наша! Берем себе…
– Да я тебя стрелю!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
– В руку что! Это холодная душа! А в пупок и весело, и забава!
– У ее пупок без дна, – раздался мужской голос послаще.
– Бесстыжий! – ласково молвила одна женщина.
– Можно к вам? – заглянул Сапогов.
– Если с добычей, то заходи да принеси спирту, – ответил мужской голос.
Сапогов увидел Родиона Шишкина. Это он, кажется, уговаривал Анюту оголить пупок.
– У меня нет…
– Поди купи, вот здесь Андрюшка скрывает товар за березой. Он весь вечер ждет покупателей. Только тихо… Да пойдем я тебя провожу.
Анфиса встала. Какой-то парень ухватил ее за подол, она живо обернулась и вырвала край подола из его руки и ласково шлепнула парня по лицу.
– Ты ступай отсюда! – сказала она. – Иди молока попей, вон кержачки привезли, корову уж подоили. Люди степенные пришли, а ты ступай!
Анфиса подхватила Сапогова под руку и пошла от балагана. Возвратились со спиртом. Воронежец сказал Анюте:
– Какие у тебя картинки красивые на стене. Очень тут уютно у вас!
Он поглядел на Анфисины рябинки, потом опять на Анюту и глянул на мужскую руку на ее плече. С ненавистью посмотрел в лицо Родиону.
Тот осклабился.
– Кхл-кхл-кхл…
– Чего ты ржешь?
– Я не конь, – ответил Шишкин.
– Ну, тихо… Вы! – прикрикнула Анфиска.
Она уже смирилась с тем, что подруга всем нравилась больше ее. Так всегда. А на рябины Анфисы все косились. Но Анфиса брала свое.
– Мы немножечко выпьем, а ты не пей, – сказала она Сапогову. – Давай я с тебя ичиги сниму. И ноги тебе поглажу… Хочешь, помою? Ляг, отдохни!
– Что я, азиат? Я сам мою кажинный день, это от работы портянки преют.
Анфиса стащила обувь с мужика и пошла стирать его портянки.
Анюта поставила рюмки и кувшин с ключевой водой, чтобы разводить спирт.
– Рябые-то самые горячие! – уверял Родион. – Ты не ценишь.
– Ка-ак? – поднялся Сапогов.
Он только лег, и на душе стало тихо, как вдруг он опять вспомнил, что десятину, может быть, дерут зря, что и тут, как всюду, – обман… Его как скребнул кто-то по душе железом.
«И что за насмешки! – подумал Сапогов. – Что за рябая! Он еще не знает, что я подковы гну и разгибаю. Она, может, человек, портянки мне ушла стирать!..»
– Кто рябая? – спросил он.
– Кхл-кхл-кхл… – затрясся Родион от сдавленного смеха.
Через некоторое время на всем прииске услыхали женские крики. Потом что-то затрещало. Загремела матерная брань.
Народ хлынул со всех концов. Завыла какая-то девка, словно ее ошпарили кипятком.
– Драка!
– Отцы разодрались!
– Отцы из-за девок дерутся!
Родион вырвал длинный кол, повалил всю палатку со всеми украшениями и картинками и норовил ударить Сапогова.
Раздался хряск, и мужик, ломавший еще недавно подковы, лег замертво.
Толпа подступила к Родиону. Он отбивался, размахивая дубиной. Подбежал Никишка-старовер, кинулся под дубину и ухватил Родиона. Оба мужика покатились, хватая друг друга за бороды и кусаясь. На Родиона накинулись другие староверы и подняли его, крепко держа за руки.
– Ты, старый дурак, девок не поделил!
– А, пустите-ка меня к нему… пустите… – расталкивала народ его дочь Таня. – Ах ты, сволочь ты этакая! Окаянный ты… – подбежала она к отцу. – Да совесть-то есть у тебя? Ах ты… – она схватила отца за бороду, – зенки тебе выцарапаю…
– Плюнь, плюнь ему в глаза, – закричали бабы.
– Он-то при чем? Эти стервы его заманили…
– А этих девок, зараз, выселить с прииска…
– Разврат-то здесь заводить!
– Блядей да спиртоносов гнать отсюда, – орали бабы.
– Вон их! Вон! – орала толпа.
Утром на берег, где женщины мыли песок на исправленной бутарке, подтаскивая его в ведрах, явился Камбала.
– Здравствуйте, Лександр Егорыч! – поклонилась Анфиска.
– Пошли! – сказал Камбала.
Женщины поплелись к своему полуразрушенному балагану.
– Кури! – предложила Анюта табаку.
Сашка закурил.
– Хочешь китайский амбань-табак?
– Нет.
– Что так?
– Работы много. Ты че вчера кричала? Гуляла?
– Нет.
– Собирайтесь!
– Зачем?
– Как зачем? Уходи. Домой к себе.
– Сашенька, прости нас…
– Пошел, пошел! – сказал Камбала.
– К Егору, может, пойдем попросим? Он добрый… Попроси ты за нас… А мы уж…
– Егор говорить не станет. Он работает. Слыхал? Топор стучит… Да?
– Верно, стучит топор. Сашенька…
Сашка встал, схватился за перекладину, и свалил весь только что исправленный кое-как балаган. Женщины едва успели выскочить.
– За что? Мы хотели всем только хорошего! Мы обходительные, старательные… Нас бы отблагодарить! О-ой! Это гибель наша! – завыла Анфиса.
– Пошел, пошел отсюда!
– Мы же трудимся… Гляди: лопаты, кайла, лом, бутарка…
Анфиса выла. Стал собираться народ.
– Что уж, пусть, ладно, – попыталась уговорить Камбалу толстая соседка Анфисы, которая еще вчера причитала, что этих девок надо выселить.
– Только чтобы не буянили. Люди же…
– Ну их, уж оставь…
– Чего ладно? Кто люди? Пошел, пошел! – закричал Сашка.
Он живо раскидал искусно сшитые берестины, из которых устроен был балаган, и, выгребая из-под них вещи, относил их охапками на берег и сваливал в лодку. Скидал все имущество женщин, втолкнул их самих и отпихнул лодку ногой.
– Пошеба! Обратно не ходи!
– Господи! Позор-то какой! – заплакала Анютка, видя, что все глядят.
Кто-то свистнул.
– Сволочи! – пригрозила кулаком Анфиса.
За мысом женщины пристали к косе. Они осмотрелись. Анфиса опять оттолкнулась.
Через версту, когда не видно стало палаток и шалашей, лодка перевалила реку и подошла к другому берегу.
На песок соскочил сверху из тайги Сашка.
– Че падо? – спросил он. – Пошеба! – Он подбежал и оттолкнул лодку. – Обратно не ходи!
Сашка ушел в лес и долго ждал. Лодка вскоре скрылась за поворотом.
Камбала вернулся на левый берег и явился к Городилову.
– В лесу твоя лодка?
– Твое какое дело?
– Ты работаешь тут? – спросил Сашка.
– А че тебе?
– А как живешь?
– Мое дело… – Андрюшка усмехнулся.
– Где спирт?
– Какой?
– Твой.
– Вот спирт. Пей!
Сашка взял большую стеклянную бутыль в четверть ведра, перевернул ее, и все вылил в реку. Следом полетел и разбился о камень ящик, налитый китайской водкой.
Городилов подскочил и хотел ударить Сашку по голове, но тот увернулся, удар пришелся скользом, а Андрея схватили какие-то мужики. Он рвался из их рук. Сашка пнул его между ног так метко, что Городилов завыл и согнулся от боли.
– Теперь отпусти! – велел мужикам Камбала. – Пусти, не бойся! Еще меня ударишь? Драться будешь? Нет? Ходи отсюда… Это все? – спросил Камбала, перерыв его вещи.
– Все.
– А где еще спирт?
– Ты же вылил! Все в реке! Ограбил ты меня, Сашка!
– Зачем врешь?
– Как это врешь?
– А у тебя большая лодка еще есть. Спрятанная. Иди покажи…
– Не знаю никакой лодки…
– Не твой в ней спирт? Ладно, будет наша! Берем себе…
– Да я тебя стрелю!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115