Там он расследовал убийство голландского торговца и был ранен стрелой из лука, чуть не сгорел, был обвинен в государственной измене и едва успел доказать свою невиновность, чудом избежав казни. В Эдо он вернулся семь дней назад, полный решимости добиться истины и предать преступников в руки правосудия, но смертельно уставший от насилия, смертей и коррупции. А трагическая любовная связь, случившаяся год назад, оставила его одиноким и эмоционально опустошила.
Сано, однако, надеялся, что служебные заботы помогут ему забыться. Сёгун даровал ему месячный отпуск. Через год после помолвки его ждала жизнь с нежной послушной женой, которая подарит ему тихую пристань, спрятанную от внешнего мира. Ему очень хотелось иметь детей, особенно сына, который будет носить его имя и унаследует должность. Эта церемония была не только ритуалом перехода на качественно новую общественную ступень, но и воротами, ведущими к осуществлению всех желаний.
Один из монахов взял несколько высоких протяжных нот на флейте, второй громко ударил в деревянный барабан. Наступал самый торжественный, священный момент свадебной церемонии. Музыка стихла. Прислужница налила освещенное саке в медный кувшин с длинной ручкой и поднесла его Сано и Рэйко. Другая поставила перед ними поднос с тремя плоскими деревянными чашками, расположенными по размеру и сдвинутыми вместе. Женщины наполнили из кувшина первую, самую маленькую чашку и передали ее невесте. Собравшиеся ждали в полной тишине.
* * *
Харумэ открыла лаковый ящик и вынула оттуда длинную прямую бритву с мерцающим стальным лезвием, нож с перламутровой рукояткой и маленький квадратный черный сосуд с ее именем, исполненным на крышке золотом. Расставляя эти предметы перед собой, Харумэ трепетала от страха. Она боялась боли, ненавидела кровь. А вдруг кто-нибудь прервет церемонию или, того хуже, узнает о ее тайной, запретной связи? Вся ее жизнь была полна опасных интриг, и многие мечтали увидеть ее опозоренной и изгнанной из замка. Но любовь требует жертв и связана с риском. Непослушными руками она налила саке в две чашки: одну для себя и ритуальную для своего отсутствующего любовника. Подняла чашку и проглотила ее содержимое. Глаза наполнились слезами, горло вспыхнуло огнем. Однако крепкий напиток вернул ей смелость и решимость. Она взяла в руки бритву.
Харумэ осторожно начала брить внизу живота, кидая срезанные черные волосы на пол. Потом отложила бритву и взяла нож.
* * *
Рэйко, ее лицо было по-прежнему скрыто под белым платком, подняла чашку с саке и выпила. Процесс был повторен трижды. Затем прислужницы снова наполнили чашку и подали ее Сано. Он тоже осушил чашку три раза, воображая, что чувствует на полированном дереве нежное тепло изящных пальцев невесты, ощущает сладость ее помады на краях чашки: их первое, хоть и опосредованное, прикосновение друг к другу.
Станет ли их брак, как он надеялся, союзом родственных душ, чувственно удовлетворяющих друг друга?
По залу пронесся общий вздох. Сан-сан-ку-до — обет «три раза по три глотка», скреплявший брачные узы, — неизменно трогал за живое. Глаза Сано наполнились слезами; интересно, разделяет ли Рэйко его надежды?
Прислужницы наполнили вторую чашку. На этот раз первым ее трижды осушал Сано, за ним Рэйко. После третьей, самой большой чашки, флейта и барабан снова ожили. Радость захлестнула Сано. Он и Рэйко соединены брачными узами. Скоро он снова увидит ее лицо...
* * *
Коснувшись острым лезвием ножа своей нежной кожи, Харумэ вздрогнула от холода стали. Сердце заныло, рука задрожала. Она отложила нож и выпила еще чашку саке. Потом, закрыв глаза, вызвала в воображении образ своего возлюбленного, вспомнила его ласки. Благовонный дым наполнил легкие ароматами жасмина. Страх отступил. Когда она вновь открыла глаза, ее тело было неподвижно, душа спокойна. Она снова взяла в руки нож и медленно сделала первый надрез на лобке, прямо над тайным средоточием женственности.
Заструилась алая кровь. Харумэ вскрикнула от боли, слезы затуманили глаза. Но она стерла кровь концом пояса, выпила еще саке и сделала следующий надрез. Снова боль и кровь. Еще одиннадцать надрезов, и Харумэ с облегчением вздохнула. Самое неприятное позади. Теперь она сделает то, что навеки свяжет ее с любимым.
Харумэ открыла лаковый сосуд. На крышечке крепилась кисточка с бамбуковой рукояткой, мягкие щетинки блестели от впитавшейся черной туши. Она осторожно нанесла кисточкой тушь на порезы, наслаждаясь прохладной влажностью, успокаивающей боль. Заляпанным кровью поясом от халата Харумэ убрала с кожи лишнюю тушь и закрыла сосуд. Затем, отхлебнув еще саке, залюбовалась своей работой.
Теперь тайное место на ее теле украшала татуировка из черных линий размером с ноготь на большом пальце — неизгладимое свидетельство верности. Она надеялась, что до того, как лобок снова покроется волосами, ей удастся скрывать свою тайну от глаз других наложниц, дворцовых сановников, сёгуна. Но даже когда татуировка надежно зарастет, они оба будут знать, что знак на месте — их общее сокровище, символ свадьбы, которую они когда-нибудь отпразднуют. Харумэ налила себе еще чашку саке — тайный тост за вечную любовь.
Но не смогла проглотить напиток: саке пролилось изо рта, заструилось по подбородку. Губы и язык Харумэ странно защипало, горло, словно забитое ватой, разбухло и онемело. Стало холодно, и тело охватила слабость. Комната поплыла перед глазами, неестественно закружились яркие огни ламп. Она в страхе уронила чашку. Что с ней?
Харумэ затошнило. Она согнулась и прижата руки к животу. Горячая кислая масса забивала горло, вырывалась наружу через нос, заливая пол. Она икала и кашляла, не в силах вдохнуть. Испугавшись, Харумэ бросилась к двери. Но мышцы на ногах стали как ватные, она оступилась, сосуды с благовониями, бритва, нож и сосуд с тушью разлетелись по всему полу. Шатаясь, с трудом передвигая ноги и изо всех сил борясь с удушьем, Харумэ добралась до двери и распахнула ее. Хриплый крик сорвался с немеющих губ:
— Помогите!
Коридор был пуст. Вцепившись в горло, Харумэ на подгибающихся ногах двинулась в сторону голосов, которые звучали искаженно и словно издалека. Лампы на потолке горели, как солнца, слепя ей глаза. Она судорожно хваталась за стены и сквозь туман изматывающей тошноты вдруг увидела черные крылатые тени, преследовавшие ее. Когти нацелены в волосы. Громкий писк эхом отдавался в ушах.
Демоны!
Прислужницы поднесли саке матери Сано и судье Уэде, демонстрируя уважение к новым отношениям между двумя семьями, потом стали обносить чашками с вином всех собравшихся, которые хором скандировали: «Омэдэто гозаимасу — поздравляем!»
Сано видел счастливые лица, обращенные к нему и Рэйко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Сано, однако, надеялся, что служебные заботы помогут ему забыться. Сёгун даровал ему месячный отпуск. Через год после помолвки его ждала жизнь с нежной послушной женой, которая подарит ему тихую пристань, спрятанную от внешнего мира. Ему очень хотелось иметь детей, особенно сына, который будет носить его имя и унаследует должность. Эта церемония была не только ритуалом перехода на качественно новую общественную ступень, но и воротами, ведущими к осуществлению всех желаний.
Один из монахов взял несколько высоких протяжных нот на флейте, второй громко ударил в деревянный барабан. Наступал самый торжественный, священный момент свадебной церемонии. Музыка стихла. Прислужница налила освещенное саке в медный кувшин с длинной ручкой и поднесла его Сано и Рэйко. Другая поставила перед ними поднос с тремя плоскими деревянными чашками, расположенными по размеру и сдвинутыми вместе. Женщины наполнили из кувшина первую, самую маленькую чашку и передали ее невесте. Собравшиеся ждали в полной тишине.
* * *
Харумэ открыла лаковый ящик и вынула оттуда длинную прямую бритву с мерцающим стальным лезвием, нож с перламутровой рукояткой и маленький квадратный черный сосуд с ее именем, исполненным на крышке золотом. Расставляя эти предметы перед собой, Харумэ трепетала от страха. Она боялась боли, ненавидела кровь. А вдруг кто-нибудь прервет церемонию или, того хуже, узнает о ее тайной, запретной связи? Вся ее жизнь была полна опасных интриг, и многие мечтали увидеть ее опозоренной и изгнанной из замка. Но любовь требует жертв и связана с риском. Непослушными руками она налила саке в две чашки: одну для себя и ритуальную для своего отсутствующего любовника. Подняла чашку и проглотила ее содержимое. Глаза наполнились слезами, горло вспыхнуло огнем. Однако крепкий напиток вернул ей смелость и решимость. Она взяла в руки бритву.
Харумэ осторожно начала брить внизу живота, кидая срезанные черные волосы на пол. Потом отложила бритву и взяла нож.
* * *
Рэйко, ее лицо было по-прежнему скрыто под белым платком, подняла чашку с саке и выпила. Процесс был повторен трижды. Затем прислужницы снова наполнили чашку и подали ее Сано. Он тоже осушил чашку три раза, воображая, что чувствует на полированном дереве нежное тепло изящных пальцев невесты, ощущает сладость ее помады на краях чашки: их первое, хоть и опосредованное, прикосновение друг к другу.
Станет ли их брак, как он надеялся, союзом родственных душ, чувственно удовлетворяющих друг друга?
По залу пронесся общий вздох. Сан-сан-ку-до — обет «три раза по три глотка», скреплявший брачные узы, — неизменно трогал за живое. Глаза Сано наполнились слезами; интересно, разделяет ли Рэйко его надежды?
Прислужницы наполнили вторую чашку. На этот раз первым ее трижды осушал Сано, за ним Рэйко. После третьей, самой большой чашки, флейта и барабан снова ожили. Радость захлестнула Сано. Он и Рэйко соединены брачными узами. Скоро он снова увидит ее лицо...
* * *
Коснувшись острым лезвием ножа своей нежной кожи, Харумэ вздрогнула от холода стали. Сердце заныло, рука задрожала. Она отложила нож и выпила еще чашку саке. Потом, закрыв глаза, вызвала в воображении образ своего возлюбленного, вспомнила его ласки. Благовонный дым наполнил легкие ароматами жасмина. Страх отступил. Когда она вновь открыла глаза, ее тело было неподвижно, душа спокойна. Она снова взяла в руки нож и медленно сделала первый надрез на лобке, прямо над тайным средоточием женственности.
Заструилась алая кровь. Харумэ вскрикнула от боли, слезы затуманили глаза. Но она стерла кровь концом пояса, выпила еще саке и сделала следующий надрез. Снова боль и кровь. Еще одиннадцать надрезов, и Харумэ с облегчением вздохнула. Самое неприятное позади. Теперь она сделает то, что навеки свяжет ее с любимым.
Харумэ открыла лаковый сосуд. На крышечке крепилась кисточка с бамбуковой рукояткой, мягкие щетинки блестели от впитавшейся черной туши. Она осторожно нанесла кисточкой тушь на порезы, наслаждаясь прохладной влажностью, успокаивающей боль. Заляпанным кровью поясом от халата Харумэ убрала с кожи лишнюю тушь и закрыла сосуд. Затем, отхлебнув еще саке, залюбовалась своей работой.
Теперь тайное место на ее теле украшала татуировка из черных линий размером с ноготь на большом пальце — неизгладимое свидетельство верности. Она надеялась, что до того, как лобок снова покроется волосами, ей удастся скрывать свою тайну от глаз других наложниц, дворцовых сановников, сёгуна. Но даже когда татуировка надежно зарастет, они оба будут знать, что знак на месте — их общее сокровище, символ свадьбы, которую они когда-нибудь отпразднуют. Харумэ налила себе еще чашку саке — тайный тост за вечную любовь.
Но не смогла проглотить напиток: саке пролилось изо рта, заструилось по подбородку. Губы и язык Харумэ странно защипало, горло, словно забитое ватой, разбухло и онемело. Стало холодно, и тело охватила слабость. Комната поплыла перед глазами, неестественно закружились яркие огни ламп. Она в страхе уронила чашку. Что с ней?
Харумэ затошнило. Она согнулась и прижата руки к животу. Горячая кислая масса забивала горло, вырывалась наружу через нос, заливая пол. Она икала и кашляла, не в силах вдохнуть. Испугавшись, Харумэ бросилась к двери. Но мышцы на ногах стали как ватные, она оступилась, сосуды с благовониями, бритва, нож и сосуд с тушью разлетелись по всему полу. Шатаясь, с трудом передвигая ноги и изо всех сил борясь с удушьем, Харумэ добралась до двери и распахнула ее. Хриплый крик сорвался с немеющих губ:
— Помогите!
Коридор был пуст. Вцепившись в горло, Харумэ на подгибающихся ногах двинулась в сторону голосов, которые звучали искаженно и словно издалека. Лампы на потолке горели, как солнца, слепя ей глаза. Она судорожно хваталась за стены и сквозь туман изматывающей тошноты вдруг увидела черные крылатые тени, преследовавшие ее. Когти нацелены в волосы. Громкий писк эхом отдавался в ушах.
Демоны!
Прислужницы поднесли саке матери Сано и судье Уэде, демонстрируя уважение к новым отношениям между двумя семьями, потом стали обносить чашками с вином всех собравшихся, которые хором скандировали: «Омэдэто гозаимасу — поздравляем!»
Сано видел счастливые лица, обращенные к нему и Рэйко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100