– А что стало бы со всеми людьми, которые лишились крова после наводнения, если бы их не приютили монастыри? – спросил Эмиас. – Как вы можете говорить, что их дни сочтены?!
– Я согласен, что в северных землях монастыри могут быть еще полезны. Но что касается бездомных, то после наводнения им гораздо больше помогли местные богатые семьи, а уж сейчас-то им монахи точно не помогают – это было только временное убежище. А, например, аббатство Св. Марии вообще не приняло никого, тамошние монахи предпочитают развлекать богачей и аристократов.
– Вы оба слепы и не видите истины, – упрекнул их Эмиас, – на ваших глазах будут уничтожены святые обители, а вы будете продолжать твердить, что так и надо. Правда же в том, что их богатства нужны королю, чтобы пополнить казну – золото, ритуальная утварь, земли. Вот подлинная причина уничтожения, что бы вы там ни говорили.
Сказав это, он повернулся и вышел, оставив Джона и Пола в неловком молчании. Наконец Джон проговорил:
– Он прав. Но и мы тоже правы. Если бы дело было только в богатстве монастырей, его могли отнять у них и сотню лет назад. Но мир меняется, и люди тоже, и дни монастырей сочтены. Мы с тобой, Пол, оставим, когда уйдем, совсем другой мир, чем тот, в котором появились на свет.
Этой осенью снова собрали плохой урожай, даже хуже, чем в прошлом году, так как сказалась двухлетняя засуха и весной было посеяно слабое, порченое зерно прошлогоднего урожая. По всей стране люди с отчаянием ожидали наступления очередной голодной зимы, и все, конечно, роптали, считая это наказанием Господним. Но удивительно, что теперь люди видели причину не в королеве, а в короле – они считали, что это его действия, его политика навлекли на них бедствия.
Папа продолжал выступать против политики короля и, вопреки его желанию, послал кардинальскую шапочку епископу Фишеру, до сих пор томящемуся в Тауэре с Томасом Мором. Это был прямой вызов королю – он решил, что настало время заставить обоих принести присягу принцессе Елизавете. Они отказались, и король приказал казнить обоих, с еще девятью монахами, также отказавшимися принять присягу. Папа объявил, что собирается отлучить короля от церкви, что нисколько не огорчило последнего, но означало, что те из его подданных, которые считают себя до сих пор подданными и папы, могут более не подчиняться ему. Кромвель предложил разумный компромисс – объявить наследницей принцессу Марию, а герцог Норфолк строил планы женить своего сына на Марии, чтобы они стали наследной парой. В глазах многих Норфолк имел больше прав на английский престол, чем сам король.
В довершение всего, иностранные послы были откровенно грубы с королевой и называли принцессу Елизавету «незаконнорожденной», а также оказывали принцессе Марии королевские почести. Казалось, королева находится на краю гибели, так как король держался с ней холодно и отчужденно уже несколько недель. Но не зря Анна была наделена такой силой воли и упорством: в середине июня она устроила грандиозный пир, вместе с театральным представлением и прочими развлечениями, так нравившимися королю. Генрих снова вспомнил, как он любит ее, что никто не может сравниться с ней, – и к концу месяца королева опять была беременна.
Те, кто любил ее, с замиранием духа ждали результата. В конце сентября беременность благополучно достигла трехмесячного срока, и король развлекался охотой в Уилтшире с другом Джека Морлэнда, сэром Джоном Сен-Мором, или, как чаще писали теперь, Сеймуром. Анна его не сопровождала, но зато, когда в октябре король вернулся, они провели месяц, всюду появляясь вдвоем, и сообщалось, что они в прекрасных отношениях, охотятся, пируют и танцуют вместе. В ноябре они вернулись в Лондон, так как подходил второй опасный срок – пошел шестой месяц беременности и ей нужен был покой. Анна благополучно его миновала, и в декабре прекрасное настроение не покидало ее, она чувствовала себя великолепно, так что двор с воодушевлением ожидал рождественских праздников.
Король стремился всячески угодить ей и даже уволил своего любимого шута, Уилла Сомерса, из-за того, что он отпускал грубые шуточки относительно добродетели королевы и законнорожденности принцессы. Он приблизил ко двору старшую дочь сэра Джона Сеймура, так как Анна служила с ней еще при дворе королевы Екатерины и их отцы дружили. На самом деле, хотя Анна была рада видеть ее в числе своих ближайших фрейлин, она не слишком-то заботилась о ней.
– Она – не наша, – призналась она как-то Нанетте. – Она такая ханжа, не может ни петь, ни играть, ни читать, ни писать, и вообще из нее не выжмешь ни слова.
– Тогда зачем ты сделала ее фрейлиной? – поинтересовалась Нанетта, отрываясь от шитья – они готовили новый гардероб для принцессы, которой исполнялось уже два года, и пора было одевать ее во взрослую одежду вместо детской. Необходимы были рубашки, платья с буфами, отороченными мехом рукавами, капюшоны и чепцы, бархатные туфли. Анна очень тщательно подобрала ткани для своей единственной дочери. Конечно, не было недостатка в портных, но Анна хотела, чтобы в гардеробе были вещи, сшитые ею самой, и теперь она с Нанеттой были заняты нашиванием кружев на новые рубашки Елизаветы. «Екатерина сама шила рубашки Генриху, и я не собираюсь копировать ее, но мне хочется, чтобы Елизавета носила что-нибудь, сделанное моими руками», – объясняла она.
– Я назначила ее фрейлиной, чтобы доставить удовольствие королю и моему отцу, – ответила Анна на вопрос Нанетты относительно новой фигуры при дворе. – И кроме того, это приятно жене Джорджа – они так похожи, эти две Джейн. Для меня будет благодеянием все, что помешает Джейн Рочфорд шпионить за мной.
– А мне они не кажутся близкими по духу, – с сомнением заметила Нанетта. – Джейн Рочфорд действительно злюка, и нрав у нее дурной, а Джейн Сеймур вроде бы добрая, но просто скучная.
– Она может казаться такой, но уж поверь мне, что она столь же коварна и такая же интриганка, как моя драгоценная невестка. Просто принято считать, что некрасивые люди добры, а я полагаю, у человека, что снаружи, то и внутри. А уж в этой-то точно затаилась злобная ханжа.
– Но, мадам, – ужаснулась Нанетта, – если это так, то почему нужно было принимать ее на службу? Нам совершенно ни к чему новые враги вокруг!
Анна рассмеялась и похлопала себя по животу:
– Когда родится ребенок, не о чем будет беспокоиться. Мать сына короля будет недоступна для козней врагов. И поверь мне, Нанетта, на этот раз так и будет. Я так хорошо себя чувствую!
– Ты хорошо выглядишь, – горячо согласилась с ней Нанетта.
Анна была одета в бархатное платье гвоздичного оттенка, с большими рукавами, отороченными черно-бурой лисицей, и складки изящно прикрывали выпуклость ее живота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136