Рассказы - 14
Евгений Дубровин
Ну доживи до понедельника
С Эльбруса тянуло замороженными фиалками; вокруг грязелечебницы имени Семашко цвели каштаны; целительные «Ессентуки №4» надежно заполняли желудок, не оставляя там места для
2. Библиотека «Огонек» № 25. 17
губительного «Портвейна-72»; шедшие навстречу женщины, освобожденные от домашних забот, несли в руках вместо авосек цветы, как это и положено женщинам.
В общем, жизнь была прекрасна. До полного счастья не хватало только услышать голоса родных. Но двадцатый век предоставил человеку и эту возможность. На углу стоял автомат, который мог всего за пятнадцать копеек перенести тебя за тысячу километров домой.
Я бросил монету, и почти тотчас же услышал голос сына.
– Да…
– Привет, сынок! Как дела?
– А… Это ты… Привет, старик… Какое давление?
– Сто тридцать на восемьдесят.
– Терпимо.
– Конечно! – Нехорошее предчувствие сжало мое сердце. – Так как дела?
– А пульс? – продолжал сын беспокоиться о моем здоровье.
– В норме… Хватанул двойку? – сделал я первое предположение.
Молчание. Только гул тысячекилометрового пространства да щелчки ненасытной утробы грабителя-автомата, глотавшего мои трудовые монеты.
– Две гребанул? Только честно. Я выдержу. Сейчас я в форме.
– Кардиограмму тебе давно делали?
– Только что.
– Хорошая?
– Приличная. Три? Не бойся. Меня тут здорово подлечили.
– Четыре… Две по английскому, две по географии. Бить будешь?
– А как ты сам считаешь?
– Думаю, что за четыре надо всыпать. Только не очень сильно.
Автомат сглотнул последний раз, секунду выжидающе подождал и, намертво сомкнув стальные челюсти, перестал дышать.
Я вышел из кабинки. Каштаны возле грязелечебницы имени Семашко были чахлыми и пыльными. Женщины выглядели озабоченными и несли цветы так, как будто это были авоськи. «Ессентуки № 4» вызывали отвращение,и хотелось «Портвейна-72».
Утром врач измерила давление, пощупала пульс и хмуро покачала головой:
– Меньше думайте, больше гуляйте и дышите.
Я едва смог дождаться вечера. Но квартира не отвечала. Жена на работе – это понятно, но куда девался сын? Я кругами ходил вокруг будки, словно прикованный цепью. Пять часов – никого нет, шесть, семь. Пришлось пропустить ужин.
Наконец, в семь тридцать четыре квартира отозвалась.
– Да, – послышался в трубке усталый голос сына. – А, это ты, старик? Здравствуй…
– Ты где был? – сказал я раздраженно. – Звоню три часа. Из-за тебя пропустил ужин!
– Был на собрании по поводу сбора макулатуры.
– Врешь?
– Честно.
– Наверно, мотался на речку!
– Не будем, старик, зря терять время, все равно ведь нельзя проверить.
Это была истинная правда.
– Как дела? – спросил я. – Исправил хоть одну?
– Тебе можно волноваться? У меня упало сердце.
– Опять?
– Да… По истории…
– Как же ты можешь? Даже по истории! Значит, ты просто-напросто не выучил? Это ведь не математика. Если два по истории – значит, не выучил!
– Ну, не выучил…
– А что говорит мама?
– Мама говорит, что сказывается твое отсутствие. Старик, не трать зря монеты. Приедешь – разберешься.
Сын положил трубку. Он был экономным человеком.
Я сбегал в магазин, наменял горсть пятнадцатикопеечных монет и позвонил на работу жене. Жена у меня очень занятый человек, она работает прокурором, но все же я рискнул оторвать ее от важных дел.
– Алле! Вас слушают, – ответила жена строгим голосом.
– Что у вас там происходит? – закричал я. – Почему вы гребете двойки лопатами? Почему ты не наведешь порядок?
– А… это ты… – облегченно вздохнула жена. – А я думала по поводу убийства на Лесной. Как твое здоровье?
– К черту здоровье! Какое может быть здоровье, если конец года, а у вас уже пять двоек!
– Сказывается твое отсутствие, – сказала жена. – Одну минуточку, у меня другой телефон… Кровь на плаще?… Но кровь еще ничего не доказывает! Нет, я не дам санкции! Позвоните попозже, я занята! Алле, извини, дела… Так что ты говоришь?
– Я говорю – пять двоек!
– Да… Это ужасно… Без тебя он стал совсем другим ребенком… Он рассеян, груб, оговаривается на каждое слово. Вчера не пошел на спектакль «Дождь в грозу», а у них это засчитывается как урок истории – и вот, пожалуйста, два по истории. Стала ему выговаривать – так накричал на меня! Мне, говорит, этот «Дождь в грозу» до лампочки!
– Так врежь ему как следует!
– Ты же знаешь… При моем служебном положении это невозможно… Вот когда ты приедешь… Одну минуточку… Я же вам сказала! Кровь на плаще ничего не доказывает! Может, он порезал палец! Сделайте сначала анализ крови! Если кровь окажется группы…
Горсть монет кончилась, автомат отключился, и я так и не узнал, какой группы может оказаться кровь на плаще.
К вечеру давление подскочило еще выше, сердце колотилось, грязелечебница имени Семашко вызывала у меня раздражение, а «Ессентуки № 4» казались самой отвратительной водой на свете. У меня исчезли сон и аппетит.
Поздно вечером, когда я уже лежал в кровати и, глядя в потолок, считал пульс, пришла сестра и сказала, что меня срочно приглашает к телефону междугородная.
Предчувствуя, что случилось что-то непоправимое, я трясущимися руками натянул брюки и в шлепанцах помчался к телефону. Трубка лежала на столе дежурной, зловеще поджидая меня.
– Алле! – крикнул я. – Алле!
– Виктор Степанович? – послышался холодный женский голос, не предвещавший ничего хорошего.
– Да… – прошептал я.
– Извините, что звоню так поздно… и прерываю ваш отдых… К вам невозможно дозвониться. Но обстоятельства сложились таким образом… Или, может быть, вам нельзя волноваться, тогда мы отложим разговор до вашего возвращения.
– Мне можно волноваться, – сказал я невнятным, спрессованным, как валенок, голосом.
– С вами говорят по поручению родительского комитета… Меня зовут Мария Степановна…
– Здравствуйте, Мария Степановна.
– Здравствуйте. Я буду коротка, чтобы не нарушать ваш режим. Сегодня случилась очень большая неприятность. Я звонила вашей жене, но ее срочно вызвали на осмотр какого-то трупа…
– Трупа…
– Нет, нет, труп не имеет, к счастью, к нашей истории никакого касательства.
– Слава богу! – вырвалось у меня.
– Не спешите радоваться, – оборвала меня Мария Степановна. – Дело очень неприятное. Сейчас им занимаются городские инстанции… Ваш сын устроил международный конфликт!
– Международный конфликт? – опешил я.
– Да! С Канадой!
– С Канадой? – Я пошатнулся и машинально опустился на стул, подставленный дежурной сестрой.
Представьте себе! Директор в ужасе… Доложили в роно и выше. Вы меня понимаете? Не знаю, что теперь будет.
– Могут разорваться дипломатические отношения? – На лбу у меня выступил холодный пот.
– Ну, до этого вряд ли дойдет, – несколько успокоила меня Мария Степановна.
1 2 3