– Даю тебе честное, – он хотел сказать «пионерское», – комиссарское слово – мы пойдем вместе слушать твоих заезжих звезд. Чтобы к девятнадцати ноль-ноль была в полном параде. И с аксельбантом.
Алина осталась строгой.
– Попробую поверить еще раз.
Новиков взял ее лицо в обе руки, посмотрел в глаза. На самом их донышке таяло недоверие.
– Ну… улыбнись, Алина свет Васильевна. Улыбнись. Тебе так идет улыбка.
– Не могу, Сережа. Хочу и не могу.
Он взял ее на руки и удивился ее легкости. Санька и тот, пожалуй, в весе обогнал мать. И в сердце с новой силой всколыхнулась нежность. Нет, без нее он пропадет на Севере, не сможет. Тоска сожрет его. Или ехать вместе, или не ехать вовсе.
– Я все понимаю, – говорила она, уткнувшись носом в его шею, – со всеми доводами согласна, а на душе камень. Будто в дураках остаюсь.
– Со мною остаешься. С Санькой. Разве этого мало для счастья?
– Если бы с тобою, – она снова вздохнула и крепче обняла его шею. – Одна буду обедать, одна в отпуск ездить, одна засыпать. Знаю, слава богу, твою службу. А с ними мне хоть думать об этом некогда. Знаешь, как они любят меня?
– Не будь жадной, лапушка. Ты знаешь, крепче и надежнее всех тебя любит один летчик. Между прочим, ас. – Он ходил по комнате и раскачивал ее на руках, как раскачивают ребенка, когда хотят, чтобы он скорее заснул. – Ты знаешь, небо для этого летчика – что жизнь. А для тебя ему и жизни не жалко.
– Знаю… Только ведь все равно обидно бросать начатое. Обидно до слез. Вспомню – и больно.
– Вон жена Волкова. Без всяких комплексов. Сказал муж «надо», она только и спросила, когда собирать вещи.
– Дом, семья – все ее заботы.
– Эта домохозяйка окончила Бауманское училище. Ее работы по дизайну отмечены медалями ВДНХ. Ей предлагали аспирантуру, а она…
– Сереженька… Дело в характере, в субъективном отношении. Может быть, ее такое положение больше устраивает, чем аспирантура, чем… Стать тенью мужа – разве в этом счастье?
– Если тенью – нет… У Волкова на плечах такой груз, что десятерым впору нести.
– А у тебя?
– У меня поменьше. Но не будь рядом тебя, давно бы ноги подкосились. Вы, наши жены, служите, как и мы. На самом ответственном посту. На защите Родины. И медали, которые нам дают за безупречную службу, принадлежат вам в равной степени. А ты говоришь – тенью.
– Отпусти меня, ты же устал, – наконец улыбнулась Алина. – Давай я тебя блинами накормлю.
– Ты прекрасно знаешь, что я могу тебя всю жизнь носить на руках.
– Была в Ленинграде, – вспомнила она, – заходила в институт к Ольге Алексеевне, жене Чижа. Ты бы видел, сколько в этой женщине величия, сколько достоинства. Личность!
– И тебе показалось: вот счастливый человек!
– Думаешь, нет?
– Спросила бы ее… – Он посадил Алину на диван, сам лег, положив ей голову на колени. – Счастье, когда я могу вот так полежать.
– Как ребенок.
Новиков засмеялся. Посмотрел украдкой на часы.
– Мы только думаем, что с годами становимся мудрее и опытнее. Ничего подобного. Каждый возраст требует своего опыта.
– А любовь?
– Любовь, лапушка, приходит и уходит по своим законам. Если двое не могут друг без друга – это начало. А если могут – то все, близок конец. Так что самый счастливый человек – это ты. И я, само собой.
Он встал, поправил галстук.
– Все. Пора. Целуй аса.
– Уже? Пяти минут не побыл.
– Не хмурься, Алина свет Васильевна. Жизнь прекрасна, уверяю тебя. Остальное – дым.
Алина взяла его под руку, склонила голову на плечо, проводила до порога.
– Я знаю, что счастливее меня нет на свете женщины, – сказала она. – Но мне все равно хочется плакать. Они мне не простят предательства.
– Мы живем в такое время, лапушка, когда все желания исполняются. – Он уже открыл дверь. – Есть желание поплакать? Поплачь. Но лучше – улыбнись. – Он сразу стал серьезным. – У меня полет, и мне нужна твоя улыбка.
– Иди, – улыбнулась Алина. – С тобой невозможно говорить о серьезных вещах. Иди.
– Не забудь нарядиться к девятнадцати ноль-ноль…
Ворота на сигнал водителя лишь приоткрылись и, дернувшись, замерли.
– Автоматика – на грани фантастики, – сказал Новиков выбежавшему навстречу солдату и выпрыгнул из машины.
– Никак нет, – возразил тот. – Тут к вам приехала какая-то гражданка. Сидит в комнате для свиданий.
– Ко мне лично?
– Говорит, ей нужен замполит.
Новиков быстренько перебрал в памяти возможных посетительниц и, решив, что наверняка мать какого-нибудь солдата, попросил пригласить ее на свежий воздух, под липу. Здесь стояла удобная для бесед скамья.
Женщина представилась Евдокией Андреевной, крепко пожала руку Новикова, осторожно села на скамью. Ей было около пятидесяти.
– Я вас слушаю, Евдокия Андреевна, – сказал Новиков после затянувшегося молчания.
Женщина вздохнула, облизала пересохшие губы.
– Федька Ефимов служит у вас. Наш, Озерный. С дочкой моей женихался, когда учились в школе. Кто же в их возрасте не влюбляется? Ну, потом Ниночка вышла замуж. Только подумайте: такой человек ей попался – в сказке не встретишь. Любит-то ее как, в Леночке души не чает. Не пьет, не гуляет. А умница какой! И пошутит, и серьезно поговорит. Кандидат наук, доктором скоро будет. Нинке моей все подружки завидуют. Да и то – живет как у бога за пазухой.
Она раскрыла сумочку, достала платок и вытерла без того сухие узкие губы, промокнула навернувшиеся на глаза слезы.
– Я почему все вам рассказываю? Отыскал ее Федька. Уж не знаю как. И начал сманивать к себе, бобыль проклятый. Мало ему незамужних девок. В партии, наверное, состоит. Нинке бы моей погнать его метлой поганой, так и она туда же: люблю его и весь сказ. Семью-то хорошую создать не просто. Вот разрушить – это легко. Ужель он не понимает? Поговорите с ним, приструните. Я мать. Сердце мое не на месте. Чую – не к добру он ее разыскал. Пусть откажется от затеянного. Всем будет легче. И ему, и Нинке, и Леночке. Она же без отца не сможет. Любит его больше, чем маму. Девочка будет ненавидеть его всю жизнь – неужели Федька этого не понимает? Мы с вами больше их прожили. Хорошо знаем, что любовь – это как грипп: полихорадит-полихорадит, да и отпустит. Поговорите с ним. Убедите. Нельзя же создавать счастье на чужом несчастье. Девочку без отца оставят, Олегу жизнь загубят, да и сама она будет потом локти кусать. – Евдокия Андреевна помолчала и глубоко вздохнула. – Кто мог подумать, что беда придет, откуда ее меньше всего ждали?
Новиков не знал, что сказать этой пожилой женщине. Она мать. И всеми доступными ей средствами спасает свое дитя. От чего спасает и нужно ли спасать – это вопрос другой. Нина счастливо сделала выбор, сложилась отличная семья, дружная, благополучная. И вдруг появляется зловещая тень в образе летчика-красавца, которому наплевать на эту семью, на ребенка, только бы устроить свое счастье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201