Поначалу они разложили костер. Они набрали веток – больших и маленьких – и разложили их соответственно размеру. Потом женщина, которая была еще далеко не старой, принесла несколько вязанок виноградных лоз и тонких ивовых прутьев. Альвы собрались вокруг заготовленного хвороста, переговариваясь шепотом; затем один из них стал постукивать друг о друга двумя палочками – как заметил Перкар, довольно ритмично, и запел песнь, состоящую из двух нот.
– Будь настороже, Перкар, – подтолкнул его локтем Апад, – возможно, нам грозит опасность.
Пальцы Апада возбужденно теребили рукоять меча.
– Что ты имеешь в виду?
– Неужто ты думаешь, что Нгангата и его родичи не отомстят тебе за схватку в пещере?
Перкар нахмурился, наблюдая, как малорослые альвы сооружали из ивовых прутьев нечто вроде башни.
Нижние концы прутьев они втыкали во влажную землю, а верхние связывали. Между ними они втыкали виноградную лозу. Ветви, крупные и мелкие, тоже пошли на это сооружение.
Один из альвов что-то быстро проговорил Нгангате, тот кивнул и подошел к Капаке. Вождь и Нгангата принялись совещаться, да так тихо, что нельзя было расслышать ни одного слова. Капака подошел к альвам и добавил несколько веточек к пирамиде.
Когда, наконец, альвы отошли от завершенного сооружения, ласково потянув прочь Капаку, оно было в высоту и ширину почти как человек. Переплетенные ветви, прикрепленные к верхушке, напоминали оленьи рога.
– Что-то мне это не нравится, – сказал Эрука, и Перкар молча кивнул в знак согласия.
Самая старая из альв все еще пела, но уже не две ноты, а три, и Перкар разбирал, хоть и не знал языка, что поет она слова, а не просто слоги. Теперь, как никогда, ему хотелось спросить Нгангату о том, что происходит, и он скрежетал зубами в отчаянии от собственного невежества.
Опавшие листья закружились – сначала медленно, а потом быстрее и быстрее – и, взвившись в воздух, закрутились вокруг пирамиды из веток, как будто в ней было средоточие вихря. Прутья начали колебаться. Бог приближается, подумал Перкар, – и в самом деле, очертания его в виде альвы появились за пирамидой.
Случилось это довольно неожиданно – так вдруг находишь внезапно то, что спрятано. У Перкара так случалось прежде: вдруг он замечал за стволами прячущегося оленя, который почти сливался с пятнистой листвой. Стоило его разглядеть – и казалось даже удивительным, как это его не удалось заметить раньше. Так вот и эта богиня явилась перед ними, и Перкар увидел, что она не одна – там, среди ветвей сплетенной альвами пирамиды.
Сложением она была похожа на альву высокого роста, но руки, ноги, туловище были густо покрыты черной шерстью. Лицо поросло грубыми волосами – черными, со слабой проседью. Голову ее гордо украшали рога. И все же Перкар заметил, что рога ее деревянные. Было очевидно, что это богиня – на ней не было одежды. Богиня улыбнулась загадочной улыбкой альвы.
– Приветствую тебя, Капака, повелитель среди людей, – сказала богиня. Голос у нее был гортанный, гулко разносящийся по округе.
– Благодарю тебя, богиня, – ответил Капака. – Я привез для тебя дары – для тебя и для Владыки Леса.
– Владыка Леса раздаст ваши дары, каковы бы они ни были, – сказала богиня. – Но я довольна тем обликом, в котором вы вызвали меня, – я редко воплощаюсь в таком виде, и он мне нравится.
– Мы с радостью приветствуем тебя, – сказал Капака. – И я предложу тебе кое-что, если ты проведешь нас к…
– Я отведу вас к нему, – сказала она, как будто довольная. – Не беспокойтесь. Альвы не напрасно вы звали меня, а не каких-нибудь слабых богов.
– Мне жаль, – заметил Капака, – что я не знаю ни твоего имени, ни песен в твою честь. Но я привез с собой певца.
Король указал на Эруку, который как будто съежился.
– Если ты его научишь, мы будем петь эту песнь в наших дамакутах в долгие зимние месяцы.
– Вы можете звать меня Пакер, – ответила богиня, и Перкар уловил оттенок насмешки в ее голосе. Толстые губы богини приоткрылись, и обнажился ряд острых, сверкающих зубов. – Можете звать меня также Ала, Бари, Нгати. Или Охотницей. Мне все равно.
– Это все разные имена Владыки Леса, – прошептал Эрука так тихо, чтобы один только Перкар мог услышать.
Но богиня заметила Перкара и улыбнулась еще шире.
– А это еще кто? – сказала она, приближаясь к юноше, отчего показалась ему еще огромнее. – Откуда этот запах?
Она протянула поросшую черной шерстью руку с длинными пальцами и легонько коснулась щеки Перкара.
– Ах ты, сладенький! – сказала она.
Но улыбка ее была плотоядной; богиня напоминала сейчас тигрицу, которая предвкушает свежее лакомство. Отойдя от Перкара, она словно потеряла нить разговора и только вертела туда-сюда головой, причем ее черные глаза отливали желтой и зеленой искрой.
– Идем, – сказала богиня.
Оставшийся путь прошел как во сне; Перкар запомнил только, что они стремительно шли через лес и переходили пропасти по мостам, сплетенным из веток; пропасти эти казались пустотами внутри земли, а не низинными местностями. Наконец они спустились еще ниже, в провал, напоминающий кубок, – это была как бы долина в долине. Стены были из крошащегося камня, и черные зевы пещер зияли угрожающе, когда путешественники проходили мимо.
– Здесь жилище Владыки Леса? – спросил Перкар.
Охотница пожала плечами:
– Да, временами он живет тут.
– Сырые, нездоровые края, – сказал вдруг кто-то.
Перкар, удивленный, обернулся и увидел ворона – огромного, размером с собаку.
Ворон сидел, улыбаясь, на нижней ветке, и глаза его поблескивали, как два драгоценных камня в черной воде.
– Охотница, кого ты привела для меня?
– Несколько забавных вещиц; ты поместишь их к себе в гнездо и покажешь богам, когда начнется пир.
Ворон взволнованно поднял одну лапу, сжал когти, а потом вновь уцепился за ветку.
– Не вижу я никаких забавных, интересных вещиц, – пожаловался он.
– Как хочешь, – сказала Охотница. – Тогда я с тобой прощаюсь.
– Погоди, – прокаркал Ворон. – Может быть, у них с собой есть что-нибудь забавное.
Охотница вздохнула и повернулась к Капаке:
– Лучше дать ему что-нибудь. Иногда он совсем впадает в детство.
Капака кивнул и развязал мешок с дарами, украшенный вышитыми облаками и перьями. Он порылся в мешке.
– Вот, – сказал он наконец. В руках он держал переливающуюся брошь – серебряную, с кровавого оттенка гранатом.
– Милая вещица, – признал Ворон. – Очень милая.
– Я тебя знаю, – вмешался Эрука.
Ворон, казалось, находился в затруднении – он попытался скосить глаз на Эруку, хотя ему не хотелось отрываться от созерцания броши.
– Ты меня знаешь? – спросил Ворон.
– Да, – ответил Эрука.
Прокашлявшись, он запел:
Я – Ворон, тот, кто однажды взлетел на небо
И солнце сглотнул, точно ломоть теплого хлеба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105