ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 

Беру гитару, наигрываю известную мелодию, которую пели калеки, слепые, нищие в электричках после войны. Через два часа куплеты были сочинены.
Вот некоторые из них:
Послушайте, граждане, дамы, мужчины,
Мы лить здесь не будем елей.
За что? Почему? По какой же причине
Устроили сей юбилей?
Был смолоду Мишка смышленый парнишка,
Парижскую книжку извлек,
У Ромма у Мишки хватило умишки:
Он сдобную пышку испек.
А как юбиляр поступил с Кузьминою,
Пусть знает советский народ.
Он сделал артистку своею женою,
Все делают наоборот.
Художник меняет любовные фазы
От переполнения чувств,
А он с Кузьминой не развелся ни разу,
Какой он работник искусств?!
И только однажды всю силу таланта
Он в кинокартину вложил,
Когда с Козаковым на улице Данте
Убийство одно совершил.
В картине своей полудокументальной,
Где в общем-то есть артистизм,
Он всем показал нам довольно банальный
И обыкновенный фашизм.
Естественно, Ромм все покроет банкетом
На тысячу новых рублей,
Но так как мы правду пропели в куплетах,
То нам не сидеть средь гостей.
Пойдем же к буфету и а ля фуршетом
Отметим его юбилей.
Семидесятилетие Михаила Ромма отмечали на уровне всего лишь заместителя министра кинематографии, так как незадолго до этого будущий юбиляр вместе с Твардовским и Тендряковым подписал письмо в защиту Жореса Медведева, посаженного в психушку.
Сцена Дома кино, где чествовали юбиляра, была завалена дерматиновыми папками, не более. Когда же мы втроем – Гердт, Рязанов и я – пели эти куплеты, в зале стоял несмолкаемый хохот. Кузьмина, вытирая слезы, жестами просила дать передышку, так что нам приходилось после каждого куплета останавливаться.
Что-то подобное Гердт когда-то сочинил к юбилею Леонида Утесова. Запомнился мне лишь один куплет:
…другие мальчишки играли в картишки,
Рогаткою целились в глаз,
А этот пацанчик стучал в барабанчик,
Хотел Государственный джаз.
Мы с Зямой идем мимо вереницы свободных такси (невероятное зрелище по тем временам)! Помните, километр проезда в такси стоил аж десять копеек! И вдруг повышение – двадцать копеек! И вот москвичи, не сговариваясь, два-три дня игнорировали такси – небывалое единение. В городе полно свободных такси!
Ну вот. Идем мы с Зямой мимо вереницы свободных машин. Шофер одной из них кричит Гердту: «Хозяин, поехали?!» Гердт, не останавливаясь, с ходу: «Нет-нет! Я – в парк!»
Как-то захожу к нему на дачу, вижу, сидит Зяма во дворе за столиком под тентом, а на столе толстенная, немножко уже потрепанная книга. «Что читаешь?» – спрашиваю. Гердт взглянул на меня и, словно оправдываясь, говорит: «Пушкина».
Пушкина, которого он мог читать наизусть от корки до корки! И вот сидит восьмидесятилетний человек и читает Александра Сергеевича.
Я думаю, разбуди Гердта в три часа ночи и спроси: «Ну-ка, Зяма, седьмая строка из поэмы Давида Самойлова „Снегопад“?» И можете не сомневаться – он тут же начнет с седьмой строки.
Это был замечательный человек, великий актер, великий знаток и ценитель российской словесности, широкой души, умница и талантище.
Прошло уже почти пять лет, как тебя нет, но ты, Зяма, и сейчас живее всех живых. Помнишь, я тебе сочинил к семидесятилетию:
Зяма, ты непотухший Фудзияма,
Зяма, тебе творить и долго жить,
Зяма, твой предок явно обезьяма,
Спасибо, Зяма, как хорошо с тобой дружить!
Спасибо тебе за все хорошее!

Об Эльдаре Рязанове
Очень странная вещь: оказалось, что рассказывать о близких людях (знаменитых и нет), с которыми продолжаешь общаться повседневно, гораздо сложнее, чем о тех, с кем видишься редко, или о тех, с кем, к несчастью, не увидишься никогда.
Поэтому в помощь себе приведу слова Гердта об Элике, написанные им в 1987 году в статье «По поводу одного „По поводу…“»: «Детскость, абсолютное неумение врать, не деланная, а природная раскованность, натуральный демократизм и многое прочее из таких же категорий…»
И ещё: «Дело в той необъяснимой вещице с названием „Дар“. Поразительное, редкостное человеческое свойство, отданное носителем всему обществу и, таким образом, становящееся национальным достоянием…»
Характеристика чрезвычайно высокая, но замечательно то, что она необыкновенно справедлива.
Какой Элик товарищ!
Вообще кто такой – товарищ? Я думаю, что это действующий друг. То есть не просто расположенный, любящий тебя человек, а человек, с совершенной естественностью принимающий участие в твоей жизни. Его не надо просить.
Он товарищ и в семье. Я знаю всех его жен. Все они замечательные женщины. После долгой супружеской жизни с Зоей, с которой соединился еще в юности, Элик так достойно расстался с ней, что они до конца дней (к сожалению, не так давно Зои не стало) были друзьями. А второй своей жене, Нине, редкостной любви, отслужил с нежностью и преданностью так, что нам, завидуя, следует этому учиться. Ничуть не умаляя и не предавая памяти покойной Нины, ни с кем не советуясь, будучи верен только внутреннему своему чувству, Элик женился на удивительной Эммочке. Внешне шумная и решительная, Эмма Валериановна на самом деле человек чрезвычайно тихий и тонко чувствующий. Так что не только талантливый, но умный и добрый Эльдар Александрович опять правильно влюбился и привел в круг друзей настоящего товарища.
Элик не может быть без дела. Несмотря на полную неразбериху и смещенность понятий в нашей сегодняшней жизни, у него есть позиция – творчество. Не важно, что это – кино, стихи, проза. Поэтому он оптимист и рядом с ним легче дышишь и крепче стоишь. Уверена, так будет до конца. Дай Бог ему и всем нам.
Эльдар Рязанов
«ТЫ ЗНАЕШЬ, МЫ БЫЛИ ВПОЛНЕ ПОРЯДОЧНЫЕ ЛЮДИ…»
Зямочка, Зяма, Зиновий Ефимович. Одним словом – Гердт.
Мы подружились году эдак в 1967-м, когда они с Таней купили дачу на Пахре и мы стали соседствовать.
Я Зяме очень обязан тем, что он открыл мне Бориса Пастернака, приобщил к его стихам.
Вообще стихи были, пожалуй, одной из главных точек нашего соприкосновения. Мы даже сочиняли вместе всякие дурацкие вирши, в основном для юбилеев наших замечательных, любимых нами деятелей искусства, хотя всерьез этим никогда не занимались.
Помню, во время «пражской весны», летом 1968 года, мы гуляли по пахринским аллеям и валяли дурака:
Епишев и Гречко
вышли на крылечко,
завели гуманный разговор:
мол, что это за субчик
Александр Дубчек?..
И что-то дальше в этом роде… Нам казалось тогда, что чехам удастся выскочить из соцлагеря. Но когда наши танки обрушились на Чехословакию, мы смолкли. Стало не до шуток. Было горько и стыдно осознавать свою принадлежность к стране палачей…
В 1969 году мы оба бросили курить, поддерживали друг друга в этом, но Зяма оказался слабаком, а я удержался и держусь до сих пор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82