У Артура – любимый срок. Шесть постных дней, четыре – нормальных и два воскресенья. А не все ли равно, когда старший вернется, если домой он и не заглянет? Опять в «Звездне» остановится или в казармах.
– Ты расстроился? – спросила Рыжая, присаживаясь рядышком. – Из-за меня?
– Из-за Артура, – поморщился Альберт. – Рыцарь – это не человек, считай. Не может он жить по-человечески.
– Не человек, – подтвердила Ветка, – ты только не сердись, но… я все еще боюсь его. Боюсь того, что он делает с тобой. Он хороший. Если ты так говоришь, значит, так оно и есть, но он помыкает тобой, как собачонкой. Он старший, ты – младший, он главный, ты – его прирученный маг. Нет-нет, – она помотала головой, – я знаю, что это не так. Я просто говорю то, что вижу, понимаешь? Он велит, ты – делаешь. Разве нет?
– Не знаю, – Альберт пожал плечами, – я над этим не задумывался.
День Гнева
… Святые братья, настоящие, а не самозваные, обнаружились довольно скоро. И они сами нуждались в помощи. Во всяком случае, техническое и медицинское оснащение лагеря Красного Креста оказалось востребованным полностью. Пострадавших хватало. Перемещение не прошло бесследно, и дело не ограничилось одним лишь разрушением испытательного корпуса.
Были землетрясения. Пожары. Извержения невесть откуда взявшихся вулканов и наводнения, когда маленькие ручейки в одночасье становились широченными озерами. Лился с неба огненный дождь, разверзалась под ногами земля, долго кружил в небе серый, жирный пепел…
День Гнева. Падкий на романтические названия средневековый люд назвал катастрофу именно так.
Да, Средневековье. Не успевшие или не пожелавшие своевременно эвакуироваться сотрудники института любезно объяснили, что гипотезы о перемещении с помощью «прыжковых» двигателей не только в пространстве, но и во времени выдвигались давно. Теперь же они подтвердились. Правда, довольно трагическим образом. На куске земли площадью в сотни тысяч квадратных километров оказались перемешаны представители самых разных времен, вырванные из привычной жизни вместе со своими городами, деревнями, лесами и пашнями. Кто-то из них продолжал воевать с турками. Кто-то давно смирился с властью мусульман. Кто-то ожидал монгольского нашествия, а кто-то с напряжением следил за войнами Реформации. Понять опасность этой мозаики удалось далеко не сразу. Сначала же выходцы из третьего тысячелетия приятно удивлялись тому, как легко удалось найти общий язык с правителями из других времен. Кое-кто даже взялся рассуждать о несомненном влиянии общих корней на достижение взаимопонимания. Что же до храмовников, так они и вовсе без удивления восприняли новости о том, что орден их живет и процветает уже почти тысячелетие.
Мастиф не взялся бы судить об общих корнях – в институте исследований космоса работал коллектив не то что интернациональный, а просто-таки интергалактический, выходцы с самых разных планет оказались на Земле в момент катастрофы. Но Мастиф мог бы сказать, что зачастую людей объединяет общая беда, а вот когда она проходит, о единстве забывается очень быстро…
Галеш ехал с обозом: четверо сержантов, двое послушников и он, менестрель. Славная компания. Спелись они, во всех смыслах, за первые же полчаса пути, а сейчас блажили на все Пустоши так, что встретить чудищ Артур уже и не рассчитывал.
Какие чудища? Все, что есть, в норы попрятались и выглянуть боятся.
Долина пламенем объята,
Кругом враги, куда ни глянь.
А жить так хочется, ребята,
Но, прямо скажем, дело дрянь!
– А неплохо поют, – заметил сэр Герман, покачиваясь в седле и улыбаясь легкому ветерку.
– М-да, – неопределенно сказал Артур.
У командора музыкальный слух отсутствовал, видимо, чтобы осталось место для голоса. Голос, да, голос был о-го-го какой. Начальственный. Оборотни, наверное, и сэра Германа Карнаем назвали бы: карнай – это рог такой, в бою сигналы подавать. А слух, ну, что слух? Зато вот нравятся сэру Герману жуткие вопли, доносящиеся от обоза. А если брату Артуру эти вопли о грешниках в аду напоминают, так это только брата Артура головная боль.
– Нас ночью эльфы окружили, – старательно выводили семь глоток, – Приходит час последний наш. Но трупы нелюдей поганых Украсят утренний пейзаж.
Что ж, в конце концов Артур и не рассчитывал на рифмы. В размере певцы удерживались, и то ладно.
– Значит, говоришь, Поповище? – уточнил командор.
– Да.
– И ты полагаешь, что там их гнездо? А может, Ирма твоя в Поповище живет просто?
– Нет.
– Почему?
– Там не дом, там часовня.
– Откуда ты знаешь? – с недоверием спросил сэр Герман. – Сам же сказал – точность плюс-минус километр.
«Мне эти ваши километры»… Артур вздохнул:
– Был я там.
– Когда успел? Ах, ну да, ты ж у нас на тулпаре, – командор, хмыкнув, покосился на Серко, – на белом пегасе.
– На сером, – безнадежно поправил Артур. – До Поповищa час всего ехать.
– Три.
Артур молча полез за трубкой. Продолжать беседу в таком ключе он не собирался. Если сэру командору угодно ехидничать, сэр командор может заниматься этим сам с собой. Серко – серый, а не белый. Белых лошадей не бывает. Бывают альбиносы, нежизнеспособные и годные только на колбасу. До Поповищa ехать – час. Три часа добираются туда те, у кого либо лошади дохлые, либо геморрой. И про километры он ничего не говорил, просто обвел место на карте. И…
Над нами вороны кружатся,
Да стрелы сыплются из тьмы.
И песни сложат, может статься,
О том, как в битве пали мы.
Да уж. Сложили песню. Такую песню – до самых печенок продирает. Жа-алостливая.
– Часовня большая? – спросил сэр Герман.
– Подвал в ней есть, – Артур тряхнул головой: от песни звенело в ушах, – и источник. Правда, слабый совсем.
– Ты рядом был? Магию чуял?
– Жемчужину только.
– А источник?
– Храмы всегда стоят на источниках.
Он закурил, и командор недовольно поморщился:
– Бросал бы ты это дело.
– М-м?
– Гробишь здоровье. Да и грех это, сам ведь знаешь.
– М-м, – с удовольствием кивнул Артур, выдохнул дым, – надо и мне как-то грешить.
– Уверен, что братишка твой насчет Ирмы не понял?
– У него, что не интересно, в голове не держится.
– Да я не про Поповище, – досадливо объяснил сэр Герман. – Я спрашиваю: понял ли он, для чего ты за ней следишь?
– Нет. Он думает, я влюбился.
Сэр Герман одобрительно хмыкнул:
– Хорошо придумал. А он, что же, поверил, что ты, и вдруг – в ведьму?
– Это он придумал, – прохладно ответил Артур, – я спорить не стал.
И снова молчание. А из обоза песня дикая на всю округу. И то сказать, чего бы не поорать, если душа просит?
Пусть все слышат: братья-храмовники погулять вышли.
И этот крик из наших глоток,
Быть может, наш предсмертный вой…
– Очень может статься, – пробормотал Артур.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
– Ты расстроился? – спросила Рыжая, присаживаясь рядышком. – Из-за меня?
– Из-за Артура, – поморщился Альберт. – Рыцарь – это не человек, считай. Не может он жить по-человечески.
– Не человек, – подтвердила Ветка, – ты только не сердись, но… я все еще боюсь его. Боюсь того, что он делает с тобой. Он хороший. Если ты так говоришь, значит, так оно и есть, но он помыкает тобой, как собачонкой. Он старший, ты – младший, он главный, ты – его прирученный маг. Нет-нет, – она помотала головой, – я знаю, что это не так. Я просто говорю то, что вижу, понимаешь? Он велит, ты – делаешь. Разве нет?
– Не знаю, – Альберт пожал плечами, – я над этим не задумывался.
День Гнева
… Святые братья, настоящие, а не самозваные, обнаружились довольно скоро. И они сами нуждались в помощи. Во всяком случае, техническое и медицинское оснащение лагеря Красного Креста оказалось востребованным полностью. Пострадавших хватало. Перемещение не прошло бесследно, и дело не ограничилось одним лишь разрушением испытательного корпуса.
Были землетрясения. Пожары. Извержения невесть откуда взявшихся вулканов и наводнения, когда маленькие ручейки в одночасье становились широченными озерами. Лился с неба огненный дождь, разверзалась под ногами земля, долго кружил в небе серый, жирный пепел…
День Гнева. Падкий на романтические названия средневековый люд назвал катастрофу именно так.
Да, Средневековье. Не успевшие или не пожелавшие своевременно эвакуироваться сотрудники института любезно объяснили, что гипотезы о перемещении с помощью «прыжковых» двигателей не только в пространстве, но и во времени выдвигались давно. Теперь же они подтвердились. Правда, довольно трагическим образом. На куске земли площадью в сотни тысяч квадратных километров оказались перемешаны представители самых разных времен, вырванные из привычной жизни вместе со своими городами, деревнями, лесами и пашнями. Кто-то из них продолжал воевать с турками. Кто-то давно смирился с властью мусульман. Кто-то ожидал монгольского нашествия, а кто-то с напряжением следил за войнами Реформации. Понять опасность этой мозаики удалось далеко не сразу. Сначала же выходцы из третьего тысячелетия приятно удивлялись тому, как легко удалось найти общий язык с правителями из других времен. Кое-кто даже взялся рассуждать о несомненном влиянии общих корней на достижение взаимопонимания. Что же до храмовников, так они и вовсе без удивления восприняли новости о том, что орден их живет и процветает уже почти тысячелетие.
Мастиф не взялся бы судить об общих корнях – в институте исследований космоса работал коллектив не то что интернациональный, а просто-таки интергалактический, выходцы с самых разных планет оказались на Земле в момент катастрофы. Но Мастиф мог бы сказать, что зачастую людей объединяет общая беда, а вот когда она проходит, о единстве забывается очень быстро…
Галеш ехал с обозом: четверо сержантов, двое послушников и он, менестрель. Славная компания. Спелись они, во всех смыслах, за первые же полчаса пути, а сейчас блажили на все Пустоши так, что встретить чудищ Артур уже и не рассчитывал.
Какие чудища? Все, что есть, в норы попрятались и выглянуть боятся.
Долина пламенем объята,
Кругом враги, куда ни глянь.
А жить так хочется, ребята,
Но, прямо скажем, дело дрянь!
– А неплохо поют, – заметил сэр Герман, покачиваясь в седле и улыбаясь легкому ветерку.
– М-да, – неопределенно сказал Артур.
У командора музыкальный слух отсутствовал, видимо, чтобы осталось место для голоса. Голос, да, голос был о-го-го какой. Начальственный. Оборотни, наверное, и сэра Германа Карнаем назвали бы: карнай – это рог такой, в бою сигналы подавать. А слух, ну, что слух? Зато вот нравятся сэру Герману жуткие вопли, доносящиеся от обоза. А если брату Артуру эти вопли о грешниках в аду напоминают, так это только брата Артура головная боль.
– Нас ночью эльфы окружили, – старательно выводили семь глоток, – Приходит час последний наш. Но трупы нелюдей поганых Украсят утренний пейзаж.
Что ж, в конце концов Артур и не рассчитывал на рифмы. В размере певцы удерживались, и то ладно.
– Значит, говоришь, Поповище? – уточнил командор.
– Да.
– И ты полагаешь, что там их гнездо? А может, Ирма твоя в Поповище живет просто?
– Нет.
– Почему?
– Там не дом, там часовня.
– Откуда ты знаешь? – с недоверием спросил сэр Герман. – Сам же сказал – точность плюс-минус километр.
«Мне эти ваши километры»… Артур вздохнул:
– Был я там.
– Когда успел? Ах, ну да, ты ж у нас на тулпаре, – командор, хмыкнув, покосился на Серко, – на белом пегасе.
– На сером, – безнадежно поправил Артур. – До Поповищa час всего ехать.
– Три.
Артур молча полез за трубкой. Продолжать беседу в таком ключе он не собирался. Если сэру командору угодно ехидничать, сэр командор может заниматься этим сам с собой. Серко – серый, а не белый. Белых лошадей не бывает. Бывают альбиносы, нежизнеспособные и годные только на колбасу. До Поповищa ехать – час. Три часа добираются туда те, у кого либо лошади дохлые, либо геморрой. И про километры он ничего не говорил, просто обвел место на карте. И…
Над нами вороны кружатся,
Да стрелы сыплются из тьмы.
И песни сложат, может статься,
О том, как в битве пали мы.
Да уж. Сложили песню. Такую песню – до самых печенок продирает. Жа-алостливая.
– Часовня большая? – спросил сэр Герман.
– Подвал в ней есть, – Артур тряхнул головой: от песни звенело в ушах, – и источник. Правда, слабый совсем.
– Ты рядом был? Магию чуял?
– Жемчужину только.
– А источник?
– Храмы всегда стоят на источниках.
Он закурил, и командор недовольно поморщился:
– Бросал бы ты это дело.
– М-м?
– Гробишь здоровье. Да и грех это, сам ведь знаешь.
– М-м, – с удовольствием кивнул Артур, выдохнул дым, – надо и мне как-то грешить.
– Уверен, что братишка твой насчет Ирмы не понял?
– У него, что не интересно, в голове не держится.
– Да я не про Поповище, – досадливо объяснил сэр Герман. – Я спрашиваю: понял ли он, для чего ты за ней следишь?
– Нет. Он думает, я влюбился.
Сэр Герман одобрительно хмыкнул:
– Хорошо придумал. А он, что же, поверил, что ты, и вдруг – в ведьму?
– Это он придумал, – прохладно ответил Артур, – я спорить не стал.
И снова молчание. А из обоза песня дикая на всю округу. И то сказать, чего бы не поорать, если душа просит?
Пусть все слышат: братья-храмовники погулять вышли.
И этот крик из наших глоток,
Быть может, наш предсмертный вой…
– Очень может статься, – пробормотал Артур.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156