Безоглядно пошел.
Легенда тоже видела. Только мужчину. Эльфа.
Йорик...
Нехорошо это, наверное, подглядывать за чужими видениями. Свинство, прямо скажем, беспардонное. Но что делать, если уж увиделось, если подарок сотто – не простой подарок. Оберег, охранил, развеял дурман, а заодно открыл то, что видели остальные.
А Йорик? Он увидел Эфу. Вот так-то, девонька.
Но ты напрягись, ты вспомни, наследный конунг, Эльрик Тресса де Фокс, вспомни Разящую за несколько минут до скоропостижной ее смерти. Помнишь? Нет? Может быть, лучше женщиной стать для, так сказать, большего слияния с образом?
Помнишь ты все.
Что там увидела Эфа, прежде чем раскаленным железом обжег деревянный браслет?
Келья Судира наложилась на просторный двор родового замка. А небо Степи голубело над белым пламенем снегов. И сам Хозяин... Бывает же такое. Под большим впечатлением была Разящая от учителя своего...
Врешь ты все, наследный конунг.
Ведь образ Судира заколебался и растаял. Как ветром его унесло. И замок дрожал плохо сделанной иллюзией. И стены кельи расплывались. А вот сотник твой... Эфы сотник, командор Хасг, Янтарноокий – эльфы его так называли. Вот кто тебе улыбнулся-хмыкнул под небом Степным, над снегами северными.
Смешно тебе, шефанго?
Смешно.
Пока ты мужчина. Пока можешь смеяться, потому что мир твоей женской ипостаси – просто картинка. Пока мертва Эфа...
Впрочем, Эфа кончилась. Ее не будет больше. Зато осталась Тресса.
Слишком гремучая смесь получается. Все здесь – и детское преклонение перед живой легендой, и любому возрасту свойственное уважение к умелому бойцу, трепет перед командиром, и вполне такая взрослая, Эфе умершей непонятная, поскольку Эфа взрослой никогда не была, влюбленность-любовь. Смешное короткое слово.
***
Спит наследный конунг Эльрик Тресса де Фокс. Мохнатым покрывалом ночи укутан Лес. Молча, почти невидимый, сидит под стволом могучего кедра одинокий большеглазый дух. Смотрит на звезды.
Большим Деревьям жить легче, чем людям. И духам Больших Деревьев жить легче, чем людям. И звездам – легче. И богам.
Но почему же так хочется иногда самому стать человеком?
Может быть, потому, что “легче” не значит “лучше”?
Может быть.
5. И ПЛАВНЫЙ ПЕРЕХОД НА ЛИЧНОСТИ
Легенда
Только имя и осталось. Астандо. Как звон ледяного колокола. Мне многого жаль было, и дома родного, и мамы с отцом, и ни с чем не сравнимой уверенности в собственном будущем. В настоящем, кстати, тоже.
Безопасности айнодорской не хватало. Благостности нашей. И спокойствия.
Но Астандо – это как рана. Незаживающая.
Ведь не первая любовь. Для других, для тех, кто со стороны смотрит, – не первая. А для меня?
Дома проще было. Жили от всей души, пели, любили, смеялись и плакали. Чувств не скрывали. Не от кого было скрывать и незачем.
Любовь – значит любовь. Это и была любовь.
Зрелая и осознанная. И впору уже было думать о том, чтобы освятить наш союз перед лицом Светлого Владыки. Не песни под звездным небом, не романтические свидания лунными ночами, не восторженные ожоги поцелуев – любовь. Все вместе и что-то еще, сверх. Свыше. От самой Двуликой, ею отданное-данное, подаренное каждому из людей, да не каждым открытое.
Только имя осталось.
Астандо.
А в эту ночь он мне приснился. И снова мы останавливали коней на опушке соснового леса. Снова к морю спускался пологий склон, а прозрачные, даже на вид теплые волны лениво ласкали берег. Я слышала свой голос, я тогдашняя, а я нынешняя кричала: “Не надо!”
Бесполезно кричала. Бессмысленно и беспомощно.
– Пойдем купаться!
– Иди. Я догоню. Коней только расседлаю.
Мягкая трава под ноги. Земля пружинит под ногами, подталкивает в босые пятки, не то бежишь, не то летишь, вниз или в небо? К морю. К ровному шуму. К шепчущему рокоту.
– Далеко не заплывай. – Голос за спиной.
Ха! Не бывает далеко для тех, кто вырос на берегу. Легенда из Замка Прибоя.
И обнимает море. Плещет в лицо, покачивает, толкает ласково в грудь.
Далеко не заплывай. Скажешь тоже, Астандо!
Я нынешняя хочу проснуться. Я не хочу видеть, знать не хочу, верить не хочу в то, что случится потом. Потом, когда морские волны
Вспенятся, закручиваясь в темный водоворот. Когда холодная сила, жестокая, безликая сила потянет в горько-соленое горло воронки.
Я хочу проснуться.
И я просыпаюсь. Чтобы увидеть каменистый берег и человека в черно-белых одеждах.
– Не вставай, дитя мое. Подожди братьев, они отнесут тебя в обитель.
Я просыпаюсь.
Легенда открыла глаза и какое-то время лежала молча. Смотрела на тяжелые лапы кедра, застящие утреннее небо. На небо смотрела.
Было зябко и хотелось плакать, но плакать удел слабых. А сны – это просто сны. И не важно, что приснился Астандо в первый раз за полтора десятка лет. Вообще ничего не важно. Главное, что она, Легенда, еще жива. А все другие, все другие погибли. Что сказал ей сотто перед тем, как наслать сонный дурман?
"Эфа умерла”.
Что ж, Сорхе добилась, чего хотела. А Легенде пора возвращаться. Возвращаться, должно быть, легче.
Эльфийка потянулась и села, оглядываясь.
Лес шумел. Поверху шумел, качал косматыми кронами слаженно и ровно.
Птицы пели. По-утреннему. Звонко и до того нахально, словно никого, кроме них, в мире больше не было. Дымком тянуло.
Табачным.
Разом насторожившись, Легенда поднялась на ноги. Еще раз втянула воздух тонко вырезанными ноздрями. Да. Дымом определенно пахло. Бесшумно скользнув по слежавшейся хвое, эльфийка обошла толстенный ствол. Выглянула осторожно.
В двух шагах от нее, опираясь локтем на тощий рюкзак, возлежал, как дома на диване, длинный беловолосый парень. Уродливый до красивости. С красными, что характерно, бельмами вместо глаз.
Парень курил трубочку, один к одному любимая трубка Эфы. Щурился на солнышко. И чему-то своему улыбался.
– Утро доброе, – сказал он солнышку дружелюбно. И встал, словно ртуть перетекла. – Мы ведь почти не знакомы. Мое имя Эльрик. Когда я мужчина. В женском обличье – Тресса. А ты сядь, Легенда, сядь лучше. А то упадешь.
Он улыбался, скалился, клыки страшненькие показывая.
Эфа?
Нет, не Эфа. Это было когда-то Эфой, или Эфа когда-то была вот этим вот... Когда Юлиус с Квинтом чуть не повздорили из-за того, кто же на самом деле их найденыш. Женщина или мужчина? А оно – не женщина и не мужчина.
Оно... Да просто оно.
Легенда села. Не потому что ей посоветовали. Просто сидеть оказалось как-то надежнее.
– Мне сказали... или приснилось, что ты... что Эфа умерла.
Парень (оно?) кивнул почти радостно:
– Умерла. Это и к лучшему. Есть хочешь?
"Господи, карающий и дарящий, – взмолилась про себя эльфийка, – кто из нас спятил?”
Обращение к Творцу молитвенным канонам не соответствовало и, наверное, поэтому осталось без ответа.
– Понятненько, – пробормотал (да что же оно, в конце-то концов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Легенда тоже видела. Только мужчину. Эльфа.
Йорик...
Нехорошо это, наверное, подглядывать за чужими видениями. Свинство, прямо скажем, беспардонное. Но что делать, если уж увиделось, если подарок сотто – не простой подарок. Оберег, охранил, развеял дурман, а заодно открыл то, что видели остальные.
А Йорик? Он увидел Эфу. Вот так-то, девонька.
Но ты напрягись, ты вспомни, наследный конунг, Эльрик Тресса де Фокс, вспомни Разящую за несколько минут до скоропостижной ее смерти. Помнишь? Нет? Может быть, лучше женщиной стать для, так сказать, большего слияния с образом?
Помнишь ты все.
Что там увидела Эфа, прежде чем раскаленным железом обжег деревянный браслет?
Келья Судира наложилась на просторный двор родового замка. А небо Степи голубело над белым пламенем снегов. И сам Хозяин... Бывает же такое. Под большим впечатлением была Разящая от учителя своего...
Врешь ты все, наследный конунг.
Ведь образ Судира заколебался и растаял. Как ветром его унесло. И замок дрожал плохо сделанной иллюзией. И стены кельи расплывались. А вот сотник твой... Эфы сотник, командор Хасг, Янтарноокий – эльфы его так называли. Вот кто тебе улыбнулся-хмыкнул под небом Степным, над снегами северными.
Смешно тебе, шефанго?
Смешно.
Пока ты мужчина. Пока можешь смеяться, потому что мир твоей женской ипостаси – просто картинка. Пока мертва Эфа...
Впрочем, Эфа кончилась. Ее не будет больше. Зато осталась Тресса.
Слишком гремучая смесь получается. Все здесь – и детское преклонение перед живой легендой, и любому возрасту свойственное уважение к умелому бойцу, трепет перед командиром, и вполне такая взрослая, Эфе умершей непонятная, поскольку Эфа взрослой никогда не была, влюбленность-любовь. Смешное короткое слово.
***
Спит наследный конунг Эльрик Тресса де Фокс. Мохнатым покрывалом ночи укутан Лес. Молча, почти невидимый, сидит под стволом могучего кедра одинокий большеглазый дух. Смотрит на звезды.
Большим Деревьям жить легче, чем людям. И духам Больших Деревьев жить легче, чем людям. И звездам – легче. И богам.
Но почему же так хочется иногда самому стать человеком?
Может быть, потому, что “легче” не значит “лучше”?
Может быть.
5. И ПЛАВНЫЙ ПЕРЕХОД НА ЛИЧНОСТИ
Легенда
Только имя и осталось. Астандо. Как звон ледяного колокола. Мне многого жаль было, и дома родного, и мамы с отцом, и ни с чем не сравнимой уверенности в собственном будущем. В настоящем, кстати, тоже.
Безопасности айнодорской не хватало. Благостности нашей. И спокойствия.
Но Астандо – это как рана. Незаживающая.
Ведь не первая любовь. Для других, для тех, кто со стороны смотрит, – не первая. А для меня?
Дома проще было. Жили от всей души, пели, любили, смеялись и плакали. Чувств не скрывали. Не от кого было скрывать и незачем.
Любовь – значит любовь. Это и была любовь.
Зрелая и осознанная. И впору уже было думать о том, чтобы освятить наш союз перед лицом Светлого Владыки. Не песни под звездным небом, не романтические свидания лунными ночами, не восторженные ожоги поцелуев – любовь. Все вместе и что-то еще, сверх. Свыше. От самой Двуликой, ею отданное-данное, подаренное каждому из людей, да не каждым открытое.
Только имя осталось.
Астандо.
А в эту ночь он мне приснился. И снова мы останавливали коней на опушке соснового леса. Снова к морю спускался пологий склон, а прозрачные, даже на вид теплые волны лениво ласкали берег. Я слышала свой голос, я тогдашняя, а я нынешняя кричала: “Не надо!”
Бесполезно кричала. Бессмысленно и беспомощно.
– Пойдем купаться!
– Иди. Я догоню. Коней только расседлаю.
Мягкая трава под ноги. Земля пружинит под ногами, подталкивает в босые пятки, не то бежишь, не то летишь, вниз или в небо? К морю. К ровному шуму. К шепчущему рокоту.
– Далеко не заплывай. – Голос за спиной.
Ха! Не бывает далеко для тех, кто вырос на берегу. Легенда из Замка Прибоя.
И обнимает море. Плещет в лицо, покачивает, толкает ласково в грудь.
Далеко не заплывай. Скажешь тоже, Астандо!
Я нынешняя хочу проснуться. Я не хочу видеть, знать не хочу, верить не хочу в то, что случится потом. Потом, когда морские волны
Вспенятся, закручиваясь в темный водоворот. Когда холодная сила, жестокая, безликая сила потянет в горько-соленое горло воронки.
Я хочу проснуться.
И я просыпаюсь. Чтобы увидеть каменистый берег и человека в черно-белых одеждах.
– Не вставай, дитя мое. Подожди братьев, они отнесут тебя в обитель.
Я просыпаюсь.
Легенда открыла глаза и какое-то время лежала молча. Смотрела на тяжелые лапы кедра, застящие утреннее небо. На небо смотрела.
Было зябко и хотелось плакать, но плакать удел слабых. А сны – это просто сны. И не важно, что приснился Астандо в первый раз за полтора десятка лет. Вообще ничего не важно. Главное, что она, Легенда, еще жива. А все другие, все другие погибли. Что сказал ей сотто перед тем, как наслать сонный дурман?
"Эфа умерла”.
Что ж, Сорхе добилась, чего хотела. А Легенде пора возвращаться. Возвращаться, должно быть, легче.
Эльфийка потянулась и села, оглядываясь.
Лес шумел. Поверху шумел, качал косматыми кронами слаженно и ровно.
Птицы пели. По-утреннему. Звонко и до того нахально, словно никого, кроме них, в мире больше не было. Дымком тянуло.
Табачным.
Разом насторожившись, Легенда поднялась на ноги. Еще раз втянула воздух тонко вырезанными ноздрями. Да. Дымом определенно пахло. Бесшумно скользнув по слежавшейся хвое, эльфийка обошла толстенный ствол. Выглянула осторожно.
В двух шагах от нее, опираясь локтем на тощий рюкзак, возлежал, как дома на диване, длинный беловолосый парень. Уродливый до красивости. С красными, что характерно, бельмами вместо глаз.
Парень курил трубочку, один к одному любимая трубка Эфы. Щурился на солнышко. И чему-то своему улыбался.
– Утро доброе, – сказал он солнышку дружелюбно. И встал, словно ртуть перетекла. – Мы ведь почти не знакомы. Мое имя Эльрик. Когда я мужчина. В женском обличье – Тресса. А ты сядь, Легенда, сядь лучше. А то упадешь.
Он улыбался, скалился, клыки страшненькие показывая.
Эфа?
Нет, не Эфа. Это было когда-то Эфой, или Эфа когда-то была вот этим вот... Когда Юлиус с Квинтом чуть не повздорили из-за того, кто же на самом деле их найденыш. Женщина или мужчина? А оно – не женщина и не мужчина.
Оно... Да просто оно.
Легенда села. Не потому что ей посоветовали. Просто сидеть оказалось как-то надежнее.
– Мне сказали... или приснилось, что ты... что Эфа умерла.
Парень (оно?) кивнул почти радостно:
– Умерла. Это и к лучшему. Есть хочешь?
"Господи, карающий и дарящий, – взмолилась про себя эльфийка, – кто из нас спятил?”
Обращение к Творцу молитвенным канонам не соответствовало и, наверное, поэтому осталось без ответа.
– Понятненько, – пробормотал (да что же оно, в конце-то концов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65