Черт с ним, с Синим Шиханом! Пусть там Тарас Суханов песок моет. Иногда можно и наезжать самому, чтобы Ивашке кулаком пригрозить. Пусть не забывает, кто нашел золото, да не вздумает мошенничать…»
– А то, дурак, землю продал и двести рублев прикарманить хотел, идиёт! – меряя шагами комнату, вслух выругался Митька.
Возбуждение продолжало расти, усилилась злоба и на брата, и в особенности на вздорную, курносую свояченицу. Но неприятен и тягостен был и свой поступок. Точно вор, сломал замок и увез бочонки.
– Все буду делать вам назло, шалопутные… И дом куплю, и на Липке женюсь, – успокаивал себя Митька. – Я еще вам покажу, язви вас в душу!
Вошел коридорный и предложил самовар.
– Пшел к чертям! Чего лезешь, когда тебя не спрашивали! – сердито крикнул Митька и ощетинился, как рыжий кот. Коридорный, пятясь задом, бесшумно исчез. Степанов подошел к окну и отдернул штору. По улице, поднимая пыль, протрусили два киргиза на мохноногих, саврасых лошадках, промчался рысак, запряженный в черную лакированную коляску. Неподалеку в саду заиграл духовой оркестр. Медные трубы гудели протяжно и нудно. Они нагнали на Митьку тоску. На тротуаре, прямо напротив окна номера, раздался густой, хрипловатый бас, громкое чертыхание и звонкий женский смех. Митька высунулся из окна. Мимо окон медленно шла высокая в белом платье девушка в соломенной широкополой шляпе, со свернутым в руках зонтиком. На шаг позади грузно двигались двое мужчин: один – чернобородый, в длинном коричневом пиджаке, другой – огромного роста, с отвислым животом под широкой чесучовой пижамой с массивной позолоченной палкой, которой он яростно размахивал в воздухе. Часто он, останавливаясь, стучал по тротуару и кого-то бранил. Белокурая миловидная девушка оборачивалась, лукаво щуря чистые голубые глаза, закидывая назад красивую голову, весело и задорно смеялась.
Толстый мужчина был Авдей Иннокентьевич Доменов, чернобородый – Роман Шерстобитов, а девушка, привлекшая Митькино внимание своим беззаботным весельем, – дочь Авдея Иннокентьевича Марфа.
– Супостат этот всех наших приисковых модниц с ума свел… А потом вижу, сукин сын…
– Папа! – предупреждающе крикнула девушка и топнула ножкой в синем башмаке.
– А ты ступай вперед и не слушай, – отмахнулся Доменов. – Вижу, лиходей на Марфушку взгляд кидает, в дом зачастил. Тэ-экс, думаю… Рожа-то у тебя смазливая, на фортепьянах брянчишь, а вот как ты работать, не знаю, будешь… Проследил, вижу, парень дошлый… Ну, а ежели бабенки на него зарятся, так это не в диковинку, усики там и прочее… Мужчина казовый… Наблюдаю за ним дальше, специальных людишек поставил. Знаю, что инженер наш в меняльную лавку захаживает, золотишком промышляет… Хотел его выпороть да в дальнюю дорожку на Бодайбо направить, смотрю, дочь заступается, другие тоже… Ну взял да и прогнал…
«О ком это они?» – подумал Митька.
Выйдя из гостиницы, Шпак столкнулся на улице с Доменовым. Хотел было перебежать на другую сторону, но Доменов его окликнул. Пришлось остановиться и выслушивать от этого самодура разные дерзости. Особенно неприятно Шпаку было встречаться с его дочерью, на которой Шпак едва не женился. Начитавшись романов, впечатлительная Марфа с первой же встречи заинтересовалась им. Петр Эммануилович только того и хотел. Невеста была красивая и богатая… Но ему не повезло. Выгнал его тогда Авдей Иннокентьевич с позором. Хорошо, что Хевурд заступился. Сейчас Доменов, остановив Шпака, как ни в чем не бывало поздоровался, играя заплывшими глазками, спросил:
– Чем теперь, Петр Эммануилович, промышляете?
– Пока ничем, Авдей Иннокентьевич, – сдержанно кланяясь поодаль стоявшей Марфе, ответил Шпак.
Девушка наклонила головку и торопливо стала застегивать у зонтика замок. Роман Шерстобитов, покуривая длинную папиросу, что-то тихо ей говорил и на Шпака, с которым почти не был знаком, не обращал внимания.
– Значит, не у дел? Тэ-экс, – разглаживая расчесанную на обе стороны пышную бороду, сказал Доменов. – А где Степанов с Шихана? У кого он остановился?
– Кажется, на постоялом дворе, – замялся Шпак.
Ему вовсе не хотелось, чтобы Митька встретился с этим степным владыкой. Доменов не только занимался добычей золота, но и торговал скотом и имел винокуренный и конный заводы.
– Не финти, Петр Эммануилович, – грубо отрезал Доменов. Помолчав, решительно добавил: – Разыщи его и приведи ко мне. Ежели обиду помнишь, так сам виноват… Больно тогда скоро чужую шапку начал на свою голову напяливать, а башка-то мала оказалась… Подрасти малость. Умен будешь, мешать не стану… Иди, да просьбу мою не забудь, – почти с угрозой закончил Доменов.
От этих слов Шпака даже в пот бросило. Надо было поторопиться и обо всем доложить Хевурду. Он знал, что в это время управляющий всегда находится у себя в кабинете, просматривает многочисленные газеты и журналы. Это был его предвечерний отдых. Шпак зашел в управление и позвонил по телефону. Выслушав его, Хевурд охотно согласился немедленно принять владельца Синешиханского прииска.
Через несколько минут Шпак подвел Митьку к чугунной решетке. Задержавшись у калитки, дал несколько советов и наставлений, как называть хозяина и как вести себя. Однако о Доменове пока умолчал.
– А вы разве не пойдете? – спросил Митька.
– Нежелательно видеть этого господина. Он на меня немножко обижен… Я только недавно отказался от службы в их компании…
– Отчего же?
– Так, знаете… Условия неподходящие…
– Приезжайте к нам на Синий Шихан, все условия предоставим. Мне управляющий говорил про инженеров… Нужны они нам будут.
– Признаться, я уже думал об этом. Надеюсь, после беседы с господином Хевурдом вы не откажетесь от совместного ужина?
– Там видно будет, – не задумываясь, ответил Митька и быстро зашагал к парадному подъезду.
Если номер, который занимал инженер Шпак, произвел на казака впечатление, то обстановка в комнатах Хевурда его просто ошеломила. Мягкие ковры, бронзовые люстры на потолках, массивная кожаная мебель, кресла и диваны с высокими спинками, тяжелые драпировки на дверях и окнах – все это просто давило на него своей внушительностью.
Хевурд встретил его посредине большой, застланной ковром комнаты и с улыбкой протянул ему длинные, жесткие руки.
– О-о! Вы не можете себе представить, дорогой коллега, – кажется, Дмитрий Александрович? – как мне приятно в лице вас приветствовать такого знаменитого человека! Русская империя никогда не забудет вашего замечательного открытия!
– Мы о вас тоже наслышаны, господин Хеворд, – перемогая хрипоту, ответил Митька, проваливаясь в мягкое, удобное кресло.
Услышав искажение своей фамилии, хозяин повел седой бровью.
– Что о нас говорить, мистер Степанов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
– А то, дурак, землю продал и двести рублев прикарманить хотел, идиёт! – меряя шагами комнату, вслух выругался Митька.
Возбуждение продолжало расти, усилилась злоба и на брата, и в особенности на вздорную, курносую свояченицу. Но неприятен и тягостен был и свой поступок. Точно вор, сломал замок и увез бочонки.
– Все буду делать вам назло, шалопутные… И дом куплю, и на Липке женюсь, – успокаивал себя Митька. – Я еще вам покажу, язви вас в душу!
Вошел коридорный и предложил самовар.
– Пшел к чертям! Чего лезешь, когда тебя не спрашивали! – сердито крикнул Митька и ощетинился, как рыжий кот. Коридорный, пятясь задом, бесшумно исчез. Степанов подошел к окну и отдернул штору. По улице, поднимая пыль, протрусили два киргиза на мохноногих, саврасых лошадках, промчался рысак, запряженный в черную лакированную коляску. Неподалеку в саду заиграл духовой оркестр. Медные трубы гудели протяжно и нудно. Они нагнали на Митьку тоску. На тротуаре, прямо напротив окна номера, раздался густой, хрипловатый бас, громкое чертыхание и звонкий женский смех. Митька высунулся из окна. Мимо окон медленно шла высокая в белом платье девушка в соломенной широкополой шляпе, со свернутым в руках зонтиком. На шаг позади грузно двигались двое мужчин: один – чернобородый, в длинном коричневом пиджаке, другой – огромного роста, с отвислым животом под широкой чесучовой пижамой с массивной позолоченной палкой, которой он яростно размахивал в воздухе. Часто он, останавливаясь, стучал по тротуару и кого-то бранил. Белокурая миловидная девушка оборачивалась, лукаво щуря чистые голубые глаза, закидывая назад красивую голову, весело и задорно смеялась.
Толстый мужчина был Авдей Иннокентьевич Доменов, чернобородый – Роман Шерстобитов, а девушка, привлекшая Митькино внимание своим беззаботным весельем, – дочь Авдея Иннокентьевича Марфа.
– Супостат этот всех наших приисковых модниц с ума свел… А потом вижу, сукин сын…
– Папа! – предупреждающе крикнула девушка и топнула ножкой в синем башмаке.
– А ты ступай вперед и не слушай, – отмахнулся Доменов. – Вижу, лиходей на Марфушку взгляд кидает, в дом зачастил. Тэ-экс, думаю… Рожа-то у тебя смазливая, на фортепьянах брянчишь, а вот как ты работать, не знаю, будешь… Проследил, вижу, парень дошлый… Ну, а ежели бабенки на него зарятся, так это не в диковинку, усики там и прочее… Мужчина казовый… Наблюдаю за ним дальше, специальных людишек поставил. Знаю, что инженер наш в меняльную лавку захаживает, золотишком промышляет… Хотел его выпороть да в дальнюю дорожку на Бодайбо направить, смотрю, дочь заступается, другие тоже… Ну взял да и прогнал…
«О ком это они?» – подумал Митька.
Выйдя из гостиницы, Шпак столкнулся на улице с Доменовым. Хотел было перебежать на другую сторону, но Доменов его окликнул. Пришлось остановиться и выслушивать от этого самодура разные дерзости. Особенно неприятно Шпаку было встречаться с его дочерью, на которой Шпак едва не женился. Начитавшись романов, впечатлительная Марфа с первой же встречи заинтересовалась им. Петр Эммануилович только того и хотел. Невеста была красивая и богатая… Но ему не повезло. Выгнал его тогда Авдей Иннокентьевич с позором. Хорошо, что Хевурд заступился. Сейчас Доменов, остановив Шпака, как ни в чем не бывало поздоровался, играя заплывшими глазками, спросил:
– Чем теперь, Петр Эммануилович, промышляете?
– Пока ничем, Авдей Иннокентьевич, – сдержанно кланяясь поодаль стоявшей Марфе, ответил Шпак.
Девушка наклонила головку и торопливо стала застегивать у зонтика замок. Роман Шерстобитов, покуривая длинную папиросу, что-то тихо ей говорил и на Шпака, с которым почти не был знаком, не обращал внимания.
– Значит, не у дел? Тэ-экс, – разглаживая расчесанную на обе стороны пышную бороду, сказал Доменов. – А где Степанов с Шихана? У кого он остановился?
– Кажется, на постоялом дворе, – замялся Шпак.
Ему вовсе не хотелось, чтобы Митька встретился с этим степным владыкой. Доменов не только занимался добычей золота, но и торговал скотом и имел винокуренный и конный заводы.
– Не финти, Петр Эммануилович, – грубо отрезал Доменов. Помолчав, решительно добавил: – Разыщи его и приведи ко мне. Ежели обиду помнишь, так сам виноват… Больно тогда скоро чужую шапку начал на свою голову напяливать, а башка-то мала оказалась… Подрасти малость. Умен будешь, мешать не стану… Иди, да просьбу мою не забудь, – почти с угрозой закончил Доменов.
От этих слов Шпака даже в пот бросило. Надо было поторопиться и обо всем доложить Хевурду. Он знал, что в это время управляющий всегда находится у себя в кабинете, просматривает многочисленные газеты и журналы. Это был его предвечерний отдых. Шпак зашел в управление и позвонил по телефону. Выслушав его, Хевурд охотно согласился немедленно принять владельца Синешиханского прииска.
Через несколько минут Шпак подвел Митьку к чугунной решетке. Задержавшись у калитки, дал несколько советов и наставлений, как называть хозяина и как вести себя. Однако о Доменове пока умолчал.
– А вы разве не пойдете? – спросил Митька.
– Нежелательно видеть этого господина. Он на меня немножко обижен… Я только недавно отказался от службы в их компании…
– Отчего же?
– Так, знаете… Условия неподходящие…
– Приезжайте к нам на Синий Шихан, все условия предоставим. Мне управляющий говорил про инженеров… Нужны они нам будут.
– Признаться, я уже думал об этом. Надеюсь, после беседы с господином Хевурдом вы не откажетесь от совместного ужина?
– Там видно будет, – не задумываясь, ответил Митька и быстро зашагал к парадному подъезду.
Если номер, который занимал инженер Шпак, произвел на казака впечатление, то обстановка в комнатах Хевурда его просто ошеломила. Мягкие ковры, бронзовые люстры на потолках, массивная кожаная мебель, кресла и диваны с высокими спинками, тяжелые драпировки на дверях и окнах – все это просто давило на него своей внушительностью.
Хевурд встретил его посредине большой, застланной ковром комнаты и с улыбкой протянул ему длинные, жесткие руки.
– О-о! Вы не можете себе представить, дорогой коллега, – кажется, Дмитрий Александрович? – как мне приятно в лице вас приветствовать такого знаменитого человека! Русская империя никогда не забудет вашего замечательного открытия!
– Мы о вас тоже наслышаны, господин Хеворд, – перемогая хрипоту, ответил Митька, проваливаясь в мягкое, удобное кресло.
Услышав искажение своей фамилии, хозяин повел седой бровью.
– Что о нас говорить, мистер Степанов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122