Решено, завтра она скажет Колину всю правду насчет Шареб-эр-реха.
Или лучше сделать это прямо сейчас?
— Доктор? — шепотом окликнула девушка.
Ответа не последовало, он даже не шевельнулся.
Колин уснул наконец, и это было ее заслугой. Это она заставила уйти боль, она принесла ему облегчение, подарила сладостное забвение крепкого сна.
Как могла осторожнее Ариадна подтянула к себе дорожную куртку Колина и заботливо укрыла его. Потом, чувствуя комок в горле, склонилась ближе.
— Спи спокойно, добрый доктор, — с грустной улыбкой произнесла она.
Наклонилась совсем низко, закрыла глаза и, как мечтала, зарылась лицом в светлый лен волос. Они пахли солнцем, ветром, дождем и сеном. Чудесный запах.
Не открыв глаз, Ариадна поцеловала Колина в висок.
— Спи, мой дорогой друг!
Глава 9
Первым, что Колин осознал, проснувшись, был приглушенный, размеренный и уютный звук. Звук этот наполнил его радостью, потому что был не чем иным, как стуком капель по доскам корабельной палубы. Он всегда просыпался за пару минут до того, как сменившийся вахтенный приходил доложить координаты и курс корабля, силу и направление ветра. Но пока Колин ждал, он проснулся окончательно. Привычное уныние, близкое к отчаянию, охватило его. Он не был и не мог быть на борту «Тритона», военного корабля ее величества королевы Англии.
Его списали на берег до конца жизни, и дождь падал на крышу у него над головой.
Полежав, он задался вопросом: чего же ради проснулся в такую рань, задолго до рассвета? Что разбудило его? Воспоминания, горькие и дорогие? Если так, когда же они оставят его в покое? Когда он изживет тягу к морю?
Что-то шевельнулось совсем рядом в темноте, и Колин вдруг понял, где он и с кем.
Ариадна крепко спала (как спят все нормальные люди в четыре часа утра), доверчиво и интимно прислонившись спиной к его груди, улегшись щекой на его предплечье, и другая его рука обнимала ее за талию. Но и это было не все.
Ее близость возбудила его еще во сне, и теперь напряженная плоть прижималась к ягодицам Ариадны.
Ужас, охвативший Колина, только подстегнул возбуждение. Казалось, вся кровь бросилась ему в низ живота и вспыхнула пламенем. Тело покрылось такой обильной испариной, что капли заскользили со лба.
Затаив дыхание, он осторожно отстранился и отполз подальше, на земляной пол. Через полминуты он стоял, тяжело дыша и дрожа всем телом. Желание переливалось в крови тяжелой горячей ртутью, низ живота сводили судороги.
«Боже милосердный, — взмолился он, борясь с безумием. — Дай мне силы уйти!»
Сам не зная как, он добрался до двери, вышел под проливной дождь и подставил холодным струйкам горящее, как в лихорадке, лицо.
— Боже, я этого не выдержу… — бормотал он сквозь стиснутые зубы. — Я не смогу больше сопротивляться. Не каждому святому под силу вынести искушение, а я не святой!
Дождь продолжал струиться с темного неба, стекая по шее под одежду, постукивая по стиснутым векам, насквозь пропитывая волосы.
Некоторое время спустя Колин бросил через плечо взгляд на дверь и пошел прочь от конюшни куда глаза глядят. Он все еще был возбужден — настолько, что это мешало двигаться. Шорох за спиной заставил его круто повернуться, но то был всего лишь Штурвал, всегда готовый сопровождать хозяина на прогулке независимо от погоды. Кошка с шипением прянула прочь откуда-то из-за поленицы, и песик тотчас ринулся в погоню.
«Поброжу немного, и все пройдет. Когда я как следует промокну и замерзну, то стану думать о горячем чае, а не о ней. И правильно, потому что она не для меня. Леди из общества, обручена с другим. Такой ветер не назовешь попутным».
Колин шел, мало-помалу ускоряя шаг в надежде измотать себя ходьбой настолько, чтобы справиться с безумием.
Рубашка давно промокла, волосы сосульками прилипли к голове, по лицу текло. На сей раз он и не думал щадить больную ногу, наступая на нее с той же силой, что и на здоровую. Это порождало боль, но боль была благословением, потому что не шла ни в какое сравнение с болью душевной. Он проклинал день, час, минуту, когда отвел взгляд от своего мохнатого пациента, огляделся и увидел Ариадну верхом на ее проклятом жеребце. Без сомнения, то был заговор судьбы. Судьба безжалостно столкнула их на срок, достаточный для того, чтобы свести с ума, и готовилась хладнокровно разлучить в конце пути.
Сознание неотвратимости потери было мучительным.
Если бы совсем недавно кто-нибудь сказал Колину, что он будет так страдать, он расхохотался бы тому в лицо. Он никогда не верил во внезапную и роковую страсть.
В памяти всплыло имя Максвелл. Он сжал кулаки, с наслаждением представляя себе, как разрывает безликого соперника на части.
Болезненно-белый рассвет приближался. Дождь начал стихать, но Колин не замечал ничего, в том числе боль в ноге, занятый безрадостными размышлениями. Вот уже четверть часа он брел по мокрому лесу в сопровождении Штурвала. Песик обследовал каждый куст и наконец вспугнул зайца. Со счастливым тявканьем он погнался за ним, упустил и вернулся к Колину. Тот даже не взглянул на него. Он не слышал ни неуверенной трели первой проснувшейся птицы, ни свежего запаха ночной фиалки. Все это было в прекрасном подлунном мире, в то время как сам он пребывал в своем личном аду. Он не хотел вспоминать, но ничего не мог с этим поделать.
Довольным и счастливым уплыл он по волнам сна в ту ночь благодаря не слишком умелой, но своевременной помощи Ариадны, наслаждаясь ее прикосновениями, — только чтобы отблагодарить ее низменным плотским влечением!
Но сама она! Неужели не понимает, что с ним делает?
Или ей все равно?
Безразличный к окружающему, Колин вышел на окутанный туманом луг, куда хозяин уже выгнал пастись коров, и начал пересекать его под блеклым рассветным небом.
Одна из коров медленно последовала за ним, отделенная только изгородью. Остальные, как то свойственно этим животным, присоединились к товарке, помахивая хвостами и лишь время от времени склоняя голову, чтобы сощипнуть пучок травы.
Как и все остальное, это ускользнуло от внимания Колина. Он пытался осмыслить свое будущее, представить себе, как станет жить дальше, когда неожиданное приключение закончится и настанет пора возвращаться в Лондон, к своей практике. В этом городе живет множество женщин, думал он; неужели так трудно встретить такую, которая сумеет вызвать страсть сродни той, что вспыхнула в нем к Ариадне? В конце концов, если он способен на такие сильные чувства, значит, только затворничество и слишком напряженная работа мешали устроить свою личную жизнь. Он сам виноват, что пытался заменить одну карьеру другой, что все поставил на эту карту, так что не оставалось сил и времени на остальное. Пять лет он свято верил, что должен, обязан посвятить всего себя без остатка спасению животных, каждое из которых было кому-то дорого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86