– спросил он.
– Ковер? – Я невинно захлопала ресницами, думая о том, что более глупого вопроса он мне еще не задавал.
– Я знаю, что это ковер. Вот это что? – Он сунул ковер мне под нос и обвиняюще указал на десяток, или около того, подпалин.
Я уставилась на них.
– Подпалины?
– Подпалины от брошенных спичек, мисс Лейн? Спичек, которые могли быть брошены во время вашего кокетничанья с этим пагубным Фейри, мисс Лейн? Вы хоть представляете себе ценность этого ковра?
Я не думала, что ноздри Бэрронса могут так раздуваться. В его глазах плясал темный огонь.
– Пагубным? Жуть какая. Английский – это твой второй язык? Третий? – Использовать такое слово мог лишь человек, учивший английский по словарю.
– Пятый, – проворчал он. – Отвечайте.
– Не дороже моей жизни, Бэрронс. Нет ничего дороже моей жизни.
Он уставился на меня. Я вздернула подбородок и уставилась на него в ответ.
У нас с Бэрронсом уже выработался особый способ общения. Мы вели короткие молчаливые диалоги, и все, что мы не произносили вслух, мы говорили взглядами, прекрасно при этом понимая друг друга.
Я не произнесла: «Ты мерзкий зануда консерватор».
А он не сказал: «Если вы еще раз прожжете мой ковер за четверть миллиона долларов, я сдеру с вас шкуру, не поинтересовавшись: "Милая, зачем же ты?"».
И он не сказал: «Мисс Лейн, вам пора повзрослеть, поскольку я не сплю с маленькими девочками», а я промолчала в ответ и не заявила, что в его постель я не заберусь даже в том случае, если это будет единственное место во всем Дублине, где до меня не доберется Гроссмейстер.
– Однажды вы можете передумать. – Голос Бэрронса был низким, глубоким, практически гортанным.
Я открыла рот:
– Насчет чего?
Внутренний этикет наших бессловесных перепалок не позволял озвучивать обсуждаемую тему. И это было единственным условием, которое устраивало нас обоих.
Он холодно улыбнулся мне:
– Насчет того, мисс Лейн, что в этом мире нет ничего дороже вашей жизни. Есть кое-что дороже. И не стоит себя переоценивать. Чтобы потом не пришлось сожалеть.
Бэрронс повернулся и зашагал прочь, все еще волоча за собой ковер.
А я пошла спать.
На следующее утро я проснулась, заставила заткнуться свой невыносимо противный будильник, открыла дверь и обнаружила маленький телевизор со встроенным видеомагнитофоном и DVD-проигрывателем, который поджидал меня прямо под дверью.
Манна небесная! Вчера я думала, что раз уж Фиона ушла, то мне удастся стащить ее телевизор, стоящий за конторкой. Теперь не придется мучиться.
В комплекте шла кассета.
Я затащила телевизор в комнату, устроила его у стены, вставила кассету и включила плеер. Оказалось, он уже настроен на нужный режим.
Я взглянула на экран и быстро выключила плеер. После чего с чувством пнула стул.
Каждый раз, стоило мне подумать, будто я поумнела, тут же оказывалось, что я сотворила какую-то глупость. Папа говорит, что в этом мире есть лишь три типа людей: те, кто чего-то не знают и не знают, что они не знают; те, кто не знают, но знают, что они чего-то не знают, и те, кто знают что-то и при этом помнят, сколького они еще не знают.
Это сложно, я понимаю. Думаю, я наконец перешла из категории «не знаю и не знаю» в категорию «знаю, что не знаю».
У Бэрронса в гараже установлены камеры слежения. И он только что дал мне запись моих «гаражных» похождений.
5
Я перевернула табличку, на которой бледно-розовым фломастером было написано ""Книги и сувениры Бэрронса". Летние часы работы 11.00–19.00, с понедельника по пятницу", – и закрыла входную дверь, весьма довольная собой.
Только что закончился мой первый день на новой работе.
До сих пор я могла похвастаться лишь навыками бармена, но сегодня мои перспективы на рынке труда расширились, и я смело могу добавлять в резюме «работник книжного магазина». Раз уж появилась возможность подзаработать немного денег, то глупо было бы упустить свой шанс. Вчера вечером Бэрронс фактически предложил мне работу. Если только вы не возьметесь за обязанности кассира, мисс Лейн, сказал он.
Но через день я поняла, что эта работа требует куда больших навыков, чем звяканье кассовым аппаратом и отсчитывание сдачи. Нужно было заботиться об уйме вещей – о выполнении специальных заказов, об учете поступления продукции, о том, чтобы покупатели остались довольны, и о впихивании им не только того, что они хотят, но и того, что им вовсе не нужно.
В магазине было полно самых интересных вещей, но кое-что здесь следовало бы изменить. Некоторые журналы нужно исключить из ассортимента: я не собиралась тратить свое драгоценное время на попытки отогнать подростков от стеллажей с журналами для мужчин. А вот что касается журналов для женщин, то эта ниша, к сожалению, практически пустовала, и я собиралась добавить в нее порядочное количество высококачественных модных журналов, да и прочих вещичек, радующих взгляд, поскольку этому магазину не помешал бы более тщательный подбор аксессуаров. Розовый фломастер, которым была написана табличка, принадлежал мне. «Книги и сувениры Бэрронса» предлагал лишь обычные ручки, плюс несколько ханжеских наборов для письма, из тех, которыми это самое письмо практически невозможно написать, не замучившись. Бэрронс обычно не понимал современных сокращений – LMAO, IMHO, GFY – и воспринимал только обычные формулировки, а в мире беспроводной связи и высоких скоростей диал-ап не в чести.
Я взялась за эту работу по двум причинам: у меня практически закончились деньги на счете и рано или поздно там начал бы красоваться ноль, к тому же Гарда, если она продолжит свое расследование, могла принять эту работу как достаточное объяснение того, что я осталась в Дублине. Я могла бы им сказать, что учусь книжному делу и мечтаю открыть собственный магазин в Штатах.
Придуманные Фионой дополнительные часы работы были чепухой: я никоим образом не собиралась работать по одиннадцать часов в сутки. С тех пор как я стала заведовать здесь всеми делами, я приняла решение изменить часы работы – открывать магазин достаточно поздно, чтобы иметь возможность хорошо выспаться утром или же использовать утренние часы для личных дел. А насколько это противоречит нормам труда – это уже не мои проблемы.
Отомстить за мою сестру – единственного кровного родственника, насколько я знаю (но плавать в этой темной воде я хочу не больше, чем звонить сейчас домой), – вот моя главная и единственная цель. Ну и остаться в живых, конечно же.
Сегодня у меня было двадцать семь покупателей, не считая мальчишек, которых я прогнала, и я использовала свободное время для того, чтобы вклеить фотографии Алины, которые я нашла в доме Гроссмейстера, в свой новый дневник. На фотографиях Алина улыбалась мне с улиц Дублина и его окрестностей;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
– Ковер? – Я невинно захлопала ресницами, думая о том, что более глупого вопроса он мне еще не задавал.
– Я знаю, что это ковер. Вот это что? – Он сунул ковер мне под нос и обвиняюще указал на десяток, или около того, подпалин.
Я уставилась на них.
– Подпалины?
– Подпалины от брошенных спичек, мисс Лейн? Спичек, которые могли быть брошены во время вашего кокетничанья с этим пагубным Фейри, мисс Лейн? Вы хоть представляете себе ценность этого ковра?
Я не думала, что ноздри Бэрронса могут так раздуваться. В его глазах плясал темный огонь.
– Пагубным? Жуть какая. Английский – это твой второй язык? Третий? – Использовать такое слово мог лишь человек, учивший английский по словарю.
– Пятый, – проворчал он. – Отвечайте.
– Не дороже моей жизни, Бэрронс. Нет ничего дороже моей жизни.
Он уставился на меня. Я вздернула подбородок и уставилась на него в ответ.
У нас с Бэрронсом уже выработался особый способ общения. Мы вели короткие молчаливые диалоги, и все, что мы не произносили вслух, мы говорили взглядами, прекрасно при этом понимая друг друга.
Я не произнесла: «Ты мерзкий зануда консерватор».
А он не сказал: «Если вы еще раз прожжете мой ковер за четверть миллиона долларов, я сдеру с вас шкуру, не поинтересовавшись: "Милая, зачем же ты?"».
И он не сказал: «Мисс Лейн, вам пора повзрослеть, поскольку я не сплю с маленькими девочками», а я промолчала в ответ и не заявила, что в его постель я не заберусь даже в том случае, если это будет единственное место во всем Дублине, где до меня не доберется Гроссмейстер.
– Однажды вы можете передумать. – Голос Бэрронса был низким, глубоким, практически гортанным.
Я открыла рот:
– Насчет чего?
Внутренний этикет наших бессловесных перепалок не позволял озвучивать обсуждаемую тему. И это было единственным условием, которое устраивало нас обоих.
Он холодно улыбнулся мне:
– Насчет того, мисс Лейн, что в этом мире нет ничего дороже вашей жизни. Есть кое-что дороже. И не стоит себя переоценивать. Чтобы потом не пришлось сожалеть.
Бэрронс повернулся и зашагал прочь, все еще волоча за собой ковер.
А я пошла спать.
На следующее утро я проснулась, заставила заткнуться свой невыносимо противный будильник, открыла дверь и обнаружила маленький телевизор со встроенным видеомагнитофоном и DVD-проигрывателем, который поджидал меня прямо под дверью.
Манна небесная! Вчера я думала, что раз уж Фиона ушла, то мне удастся стащить ее телевизор, стоящий за конторкой. Теперь не придется мучиться.
В комплекте шла кассета.
Я затащила телевизор в комнату, устроила его у стены, вставила кассету и включила плеер. Оказалось, он уже настроен на нужный режим.
Я взглянула на экран и быстро выключила плеер. После чего с чувством пнула стул.
Каждый раз, стоило мне подумать, будто я поумнела, тут же оказывалось, что я сотворила какую-то глупость. Папа говорит, что в этом мире есть лишь три типа людей: те, кто чего-то не знают и не знают, что они не знают; те, кто не знают, но знают, что они чего-то не знают, и те, кто знают что-то и при этом помнят, сколького они еще не знают.
Это сложно, я понимаю. Думаю, я наконец перешла из категории «не знаю и не знаю» в категорию «знаю, что не знаю».
У Бэрронса в гараже установлены камеры слежения. И он только что дал мне запись моих «гаражных» похождений.
5
Я перевернула табличку, на которой бледно-розовым фломастером было написано ""Книги и сувениры Бэрронса". Летние часы работы 11.00–19.00, с понедельника по пятницу", – и закрыла входную дверь, весьма довольная собой.
Только что закончился мой первый день на новой работе.
До сих пор я могла похвастаться лишь навыками бармена, но сегодня мои перспективы на рынке труда расширились, и я смело могу добавлять в резюме «работник книжного магазина». Раз уж появилась возможность подзаработать немного денег, то глупо было бы упустить свой шанс. Вчера вечером Бэрронс фактически предложил мне работу. Если только вы не возьметесь за обязанности кассира, мисс Лейн, сказал он.
Но через день я поняла, что эта работа требует куда больших навыков, чем звяканье кассовым аппаратом и отсчитывание сдачи. Нужно было заботиться об уйме вещей – о выполнении специальных заказов, об учете поступления продукции, о том, чтобы покупатели остались довольны, и о впихивании им не только того, что они хотят, но и того, что им вовсе не нужно.
В магазине было полно самых интересных вещей, но кое-что здесь следовало бы изменить. Некоторые журналы нужно исключить из ассортимента: я не собиралась тратить свое драгоценное время на попытки отогнать подростков от стеллажей с журналами для мужчин. А вот что касается журналов для женщин, то эта ниша, к сожалению, практически пустовала, и я собиралась добавить в нее порядочное количество высококачественных модных журналов, да и прочих вещичек, радующих взгляд, поскольку этому магазину не помешал бы более тщательный подбор аксессуаров. Розовый фломастер, которым была написана табличка, принадлежал мне. «Книги и сувениры Бэрронса» предлагал лишь обычные ручки, плюс несколько ханжеских наборов для письма, из тех, которыми это самое письмо практически невозможно написать, не замучившись. Бэрронс обычно не понимал современных сокращений – LMAO, IMHO, GFY – и воспринимал только обычные формулировки, а в мире беспроводной связи и высоких скоростей диал-ап не в чести.
Я взялась за эту работу по двум причинам: у меня практически закончились деньги на счете и рано или поздно там начал бы красоваться ноль, к тому же Гарда, если она продолжит свое расследование, могла принять эту работу как достаточное объяснение того, что я осталась в Дублине. Я могла бы им сказать, что учусь книжному делу и мечтаю открыть собственный магазин в Штатах.
Придуманные Фионой дополнительные часы работы были чепухой: я никоим образом не собиралась работать по одиннадцать часов в сутки. С тех пор как я стала заведовать здесь всеми делами, я приняла решение изменить часы работы – открывать магазин достаточно поздно, чтобы иметь возможность хорошо выспаться утром или же использовать утренние часы для личных дел. А насколько это противоречит нормам труда – это уже не мои проблемы.
Отомстить за мою сестру – единственного кровного родственника, насколько я знаю (но плавать в этой темной воде я хочу не больше, чем звонить сейчас домой), – вот моя главная и единственная цель. Ну и остаться в живых, конечно же.
Сегодня у меня было двадцать семь покупателей, не считая мальчишек, которых я прогнала, и я использовала свободное время для того, чтобы вклеить фотографии Алины, которые я нашла в доме Гроссмейстера, в свой новый дневник. На фотографиях Алина улыбалась мне с улиц Дублина и его окрестностей;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82