С детства знакомый народ, что под конец твоего обхода начинает спешить на работу. Опять же людям полезен. Вот здесь, в этой толстой, криво сшитой из кожзаменителя, сумке на ремне, газеты, журналы и письма – главное письма, которые отправили совсем незнакомые люди другим незнакомым людям, отослав вместе со строками часть себя – хорошую или плохую, поделившись надеждой, счастьем, тяжелыми предчувствием.
А ты работаешь перевозчиком – переносишь чужие эмоции тщательно скрытые от посторонних глаз белыми бумажными конвертами, и может быть поэтому, чувствуешь себя нужным. Это очень важно – чувство долга, чувство полезности. Тебе доверяют, а значит, изволь выполнять свою миссию качественно. И пусть в твоей сумке не секретный план военного наступления, а всего лишь вечный пересуды старушек, треп домохозяек, да воркование влюбленных парочек разлученных случаем, все равно – они на тебя надеяться, и вполне возможно, расстроятся, не получив желанного послания. У них будет испорчен день или даже сломана жизнь – на почте ведь не читают того, что пишется в письмах. Не позволяет им давно сформулировавшееся подобие кодекса чести.
И Константин Поляков не хотел никого расстраивать, а уж ломать жизнь и подавно – он был добрым и мягким по натуре, так что имелось у него одно правило: письма доставлять всегда. Даже если это требует лишних затрат времени и сил. В конце концов эти самые затраты не идут не в какое сравнение с чувством морального удовлетворения и гордости за себя после каждого такого внепланового акта доставки.
Воистину, немного народу может позволить себе такую гармонию. Полякову было чем гордиться. В итоге он был одним из немногих оставшихся настоящих энтузиастов своего дела. А таким людям смешки посторонних и даже язвительные замечания коллег по работе совершенно без разницы.
Вот и этим сумрачным утром самого конца декабря, Поляков вышел на обход в приподнятом настроении. Пускай сверху идет мокрый снег, а тучи так низко приникли к земле, что, того и гляди, породнятся с туманом, пускай серая холодная завесь скрывает яркую предновогоднюю мишуру. Пускай, ноги скользят и путаются в грязной, полужидкой каше.
Наплевать, когда в сумке лежат свежие письма, а где-то дальше – в городе, люди ждут их, с нетерпением или хотя бы с легкой заинтересованностью, что уже хорошо.
Константин топал вдоль улицы, сумка хлопала его по боку, он кивал дворникам и те хмуро зыркали на него в ответ, улыбался мусорщикам и они лишь глянув на него, обрушивали очередной мусорный водопад в недра своих машин, он даже приветливо кивал оборванным, вышедшим на дневное собирательство опустившимся бомжам и шутливо отдавал честь занявшим рыбные места милиционерам. Те ухмылялись скабрезно и тыкали в него пальцами – вот, мол, придурок пошел! Но Поляков на них не обижался – они явно не любили свою работу.
Утренние сонные фонари проплывали у него над головой оранжевые и синие, добрые и злые, теплые и холодные. Тени от него множились, дробились и играли в какую то свою игру, а со всех сторон, словно дыхание могучего многоглавого зверя доносился шум просыпающегося города, нехотя готовившегося встретить новый день.
Вот и первый дом – подъезд, почтовые ящики как соты приклеенные к стене. Ворох рекламных проспектов наверху и пара истоптанных листков под ногами.
– Вот и я, – сказал Константин, опуская первую порцию печатного слова в тонкую прорезь.
Сюда пара газет, сюда письмо, а сюда яркую цветастую открытку пестреющую еловыми лапами – их будет все больше, этих поздравлений с новым годом, официальных и не очень.
Толстый глянцевый журнал в пластиковой упаковке – яркий, модный и бессмысленный.
Пара писем – их становится все меньше, надо признать – народ все охотнее осваивает электронную почту, гонится за высокими технологиями. Придет день, и они совсем исчезнут, конверты из плотной бумаги с синими завитками букв внутри. Полякова это слегка печалило, он видел, что день этот уже не за горами. А жаль – есть что-то романтичное в написанных живой рукой строчках.
Он обошел еще один подъезд, и еще, и в каждом оставлял что-то от себя, словно странный сеятель, что вместо зерен рассыпает хрустящие белые листы бумаги.
Константин довольно давно работал почтальоном – он знал свой участок, и почти знал людей, что живут на нем. Он давно выучил их пристрастия. Каждый из этих, живущих за закрытыми дверями людей заказывал себе что-то свое, отражающее его вкусы и пристрастия.
Вот, например, есть здесь автомобилист – большой любитель четырехколесных повозок, и к нему приходит сразу три или четыре журнала, с ярких обложек которых глядят футуристические мордашки современных автомобилей. Зачастую одних и тех же.
Или вот любитель ТВ – наверняка это его спутниковая антенна торчит из абсолютно плоской стены одного из домов – у него там десяток каналов, и к каждому требуется программа, что он и выписывает. Опять же стопка журналов.
Путешественник – наверное, богат, раз может позволить посетить напечатанные на гладких страницах экзотические пейзажи. А может, напротив, беден и потому посещает их только в мечтах, тоскливо вздыхая над раскрытым журналом.
Компьютерщик – вот этому точно никогда уже не придет бумажного конверта, давно уже перешел на электронную связь. Зато к нему придет журнал о софте и железе и игровое издание с блистающим спрятанной радугой компакт диском. Аккуратно опускаем его в ящик, радуются, виртуальный ты человек!
Вот тут самое интересное – два тонких научных издания. Совсем блеклые, без картинок и кричащих цветов, да и печатаны у нас. Если их открыть то найдешь множество ровных черных строчек научного текста, да похожие на диковинных насекомых хитросплетения формул. Кому это? Поляков представлял, что это профессор – маленький старичок в толстых очках. Лауреат каких ни будь незнакомых премий, владелец патентов на ничего не говорящие обычному обывателю изобретения. С тихим шелестом отправляются в ящик эти порождения науки.
А вот тут у нас совсем другой пример – журнал легкой эротики, журнал о бодибилдинге и глупейшее молодежное издание. Кому это? Да мы, в общем то, знаем – наверняка восемнадцатилетнее дитятко страдающее одновременно инфантилизмом, скрытыми комплексами и надежно остановившееся в своем развитии еще несколько лет назад.
Поляков отправил в ящик и этот набор, потом улыбнулся собственным мыслям – вполне возможно, что все совсем наоборот. И этот неполовозрелый печатный набор выписывает как раз старичок, каждый месяц с вожделением и потными подрагивающими руками вынимает его из ящика.
Все может быть. Все бывает.
Вот так шел он, Константин Поляков, рассыпая щедрой рукой журналы и газеты, письма и открытки и пакеты плотной бумаги, в которой находилось неизвестно что, и чувствовали себя вполне счастливым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
А ты работаешь перевозчиком – переносишь чужие эмоции тщательно скрытые от посторонних глаз белыми бумажными конвертами, и может быть поэтому, чувствуешь себя нужным. Это очень важно – чувство долга, чувство полезности. Тебе доверяют, а значит, изволь выполнять свою миссию качественно. И пусть в твоей сумке не секретный план военного наступления, а всего лишь вечный пересуды старушек, треп домохозяек, да воркование влюбленных парочек разлученных случаем, все равно – они на тебя надеяться, и вполне возможно, расстроятся, не получив желанного послания. У них будет испорчен день или даже сломана жизнь – на почте ведь не читают того, что пишется в письмах. Не позволяет им давно сформулировавшееся подобие кодекса чести.
И Константин Поляков не хотел никого расстраивать, а уж ломать жизнь и подавно – он был добрым и мягким по натуре, так что имелось у него одно правило: письма доставлять всегда. Даже если это требует лишних затрат времени и сил. В конце концов эти самые затраты не идут не в какое сравнение с чувством морального удовлетворения и гордости за себя после каждого такого внепланового акта доставки.
Воистину, немного народу может позволить себе такую гармонию. Полякову было чем гордиться. В итоге он был одним из немногих оставшихся настоящих энтузиастов своего дела. А таким людям смешки посторонних и даже язвительные замечания коллег по работе совершенно без разницы.
Вот и этим сумрачным утром самого конца декабря, Поляков вышел на обход в приподнятом настроении. Пускай сверху идет мокрый снег, а тучи так низко приникли к земле, что, того и гляди, породнятся с туманом, пускай серая холодная завесь скрывает яркую предновогоднюю мишуру. Пускай, ноги скользят и путаются в грязной, полужидкой каше.
Наплевать, когда в сумке лежат свежие письма, а где-то дальше – в городе, люди ждут их, с нетерпением или хотя бы с легкой заинтересованностью, что уже хорошо.
Константин топал вдоль улицы, сумка хлопала его по боку, он кивал дворникам и те хмуро зыркали на него в ответ, улыбался мусорщикам и они лишь глянув на него, обрушивали очередной мусорный водопад в недра своих машин, он даже приветливо кивал оборванным, вышедшим на дневное собирательство опустившимся бомжам и шутливо отдавал честь занявшим рыбные места милиционерам. Те ухмылялись скабрезно и тыкали в него пальцами – вот, мол, придурок пошел! Но Поляков на них не обижался – они явно не любили свою работу.
Утренние сонные фонари проплывали у него над головой оранжевые и синие, добрые и злые, теплые и холодные. Тени от него множились, дробились и играли в какую то свою игру, а со всех сторон, словно дыхание могучего многоглавого зверя доносился шум просыпающегося города, нехотя готовившегося встретить новый день.
Вот и первый дом – подъезд, почтовые ящики как соты приклеенные к стене. Ворох рекламных проспектов наверху и пара истоптанных листков под ногами.
– Вот и я, – сказал Константин, опуская первую порцию печатного слова в тонкую прорезь.
Сюда пара газет, сюда письмо, а сюда яркую цветастую открытку пестреющую еловыми лапами – их будет все больше, этих поздравлений с новым годом, официальных и не очень.
Толстый глянцевый журнал в пластиковой упаковке – яркий, модный и бессмысленный.
Пара писем – их становится все меньше, надо признать – народ все охотнее осваивает электронную почту, гонится за высокими технологиями. Придет день, и они совсем исчезнут, конверты из плотной бумаги с синими завитками букв внутри. Полякова это слегка печалило, он видел, что день этот уже не за горами. А жаль – есть что-то романтичное в написанных живой рукой строчках.
Он обошел еще один подъезд, и еще, и в каждом оставлял что-то от себя, словно странный сеятель, что вместо зерен рассыпает хрустящие белые листы бумаги.
Константин довольно давно работал почтальоном – он знал свой участок, и почти знал людей, что живут на нем. Он давно выучил их пристрастия. Каждый из этих, живущих за закрытыми дверями людей заказывал себе что-то свое, отражающее его вкусы и пристрастия.
Вот, например, есть здесь автомобилист – большой любитель четырехколесных повозок, и к нему приходит сразу три или четыре журнала, с ярких обложек которых глядят футуристические мордашки современных автомобилей. Зачастую одних и тех же.
Или вот любитель ТВ – наверняка это его спутниковая антенна торчит из абсолютно плоской стены одного из домов – у него там десяток каналов, и к каждому требуется программа, что он и выписывает. Опять же стопка журналов.
Путешественник – наверное, богат, раз может позволить посетить напечатанные на гладких страницах экзотические пейзажи. А может, напротив, беден и потому посещает их только в мечтах, тоскливо вздыхая над раскрытым журналом.
Компьютерщик – вот этому точно никогда уже не придет бумажного конверта, давно уже перешел на электронную связь. Зато к нему придет журнал о софте и железе и игровое издание с блистающим спрятанной радугой компакт диском. Аккуратно опускаем его в ящик, радуются, виртуальный ты человек!
Вот тут самое интересное – два тонких научных издания. Совсем блеклые, без картинок и кричащих цветов, да и печатаны у нас. Если их открыть то найдешь множество ровных черных строчек научного текста, да похожие на диковинных насекомых хитросплетения формул. Кому это? Поляков представлял, что это профессор – маленький старичок в толстых очках. Лауреат каких ни будь незнакомых премий, владелец патентов на ничего не говорящие обычному обывателю изобретения. С тихим шелестом отправляются в ящик эти порождения науки.
А вот тут у нас совсем другой пример – журнал легкой эротики, журнал о бодибилдинге и глупейшее молодежное издание. Кому это? Да мы, в общем то, знаем – наверняка восемнадцатилетнее дитятко страдающее одновременно инфантилизмом, скрытыми комплексами и надежно остановившееся в своем развитии еще несколько лет назад.
Поляков отправил в ящик и этот набор, потом улыбнулся собственным мыслям – вполне возможно, что все совсем наоборот. И этот неполовозрелый печатный набор выписывает как раз старичок, каждый месяц с вожделением и потными подрагивающими руками вынимает его из ящика.
Все может быть. Все бывает.
Вот так шел он, Константин Поляков, рассыпая щедрой рукой журналы и газеты, письма и открытки и пакеты плотной бумаги, в которой находилось неизвестно что, и чувствовали себя вполне счастливым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164