– Извините, если не оправдал ваших ожиданий. – В голосе Виктора звучала веселая ирония, и он этого не скрывал.
– Подержать можно?
– Естественно.
Лебедев осторожно, как хрупкую стеклянную вещь, взял корону двумя руками и поднял перед собой.
– А что я должен сказать? – спросил он.
– Вам решать, – спокойно ответил Виктор. – Это же вы меня коронуете, а не я вас.
* * *
Умолк оркестр, и во внезапно наступившей тишине прошла короткая волна тихого шелеста и приглушенного гула.
«Идут! Идут. Идут…»
«Идут, – согласился с гостями Виктор. – Так и было задумано».
Собравшиеся поворачивали головы туда, откуда должны были появиться Выборные.
«А вот и мы!!»
Чувство времени не обмануло его и на этот раз. Коротко и торжественно пропели трубы, речитативом откликнулась барабанная дробь, и во вновь наступившей тишине медленно и торжественно раскрылись огромные двери, и на красную ковровую дорожку, рассекавшую зал пополам, вступил Президент России Лебедев, несущий на вытянутых руках корону Российской империи. Павел Аркадьевич, однако, смог Виктора удивить. По-хорошему удивить. Виктор даже головой покачал – мысленно, разумеется, – когда увидел, что вместо костюма на Лебедеве надет генеральский мундир, но должен был признать, что что-то в этом есть. Мундир генерала армии был Лебедеву, что называется, к лицу. В мундире его крупная, несколько медвежья, фигура смотрелась особенно внушительно, а блеск двух золотых звезд Героя России – за Афган и Осетию – придавал Лебедеву ту степень значительности, которая была при коронации просто необходима.
А вот председатель Государственной думы Рыков и Главный Раввин России Шер были одеты в черные костюмы-тройки, только раввин был без галстука, но зато в ермолке. Патриарх и Муфтий были одеты, как им и полагается, и вся группа в целом выглядела живописно и необычно, не буднично. В полной тишине – приглашенные, кажется, даже дышать перестали – Выборные медленно и торжественно шли через зал к возвышению, на котором в одиночестве стояли Виктор и Виктория.
Отсюда, с высоты подиума, Виктор видел сейчас весь зал, всех гостей и Лебедева с другими Выборными, идущих к нему с короной в руках. Протокол, а, главное, прямой эфир, не позволяли Виктору не то что голову повернуть, но даже глазами двигать. Ему должно было изображать «статую», и он ее изображал. Но технику «рябь на воде» никто ведь не отменял, и микродвижения зрачков телекамеры засечь были не в состоянии. Поэтому кое-что он все же видел. Мог, например, взглянуть – быстро – на королевскую ложу, где в компании немногочисленных европейских монархов и японской принцессы находился сейчас и царь Израиля Давид. Рядом с Давидом Вторым стояли его супруга Лея и дочь Береника. Лица у всех – даже у юной красавицы Бери – были серьезны и выражали понимание исторической важности события, при котором они присутствуют. Впрочем, Виктор не удивился, разглядев смех, плескавшийся в зеленых глазах «царицы Леи» и в серых глазах Макса. Эти двое наслаждались вовсю, смакуя его коронацию, как редкое изысканное блюдо. Деликатес, так сказать.
«Ну что ж, кушать подано, дамы и господа! Приятного аппетита!»
А вот госсекретарь Роджерс был, очевидно, не в духе. Этот четырехзвездный генерал в отставке скрывать свои эмоции не умел, а, возможно, и даже скорее всего, считал необязательным. Эмоции его были понятны и даже извинительны – не каждый день Соединенные Штаты Америки получают такой удар, – но Виктор, глядя на него, думал не о престиже Америки и не о своих личных обидах, а о тех тысячах жизней, которыми пришлось заплатить за то, чтобы Роджерс стоял сейчас здесь. Понять Америку было можно. Нетрудно было понять озабоченность ее элиты процессами, которые происходили в последние годы в уже, казалось бы, давно и надежно вышедшей из гонки за мировое лидерство России. Это ведь ясно и по-человечески понятно, что неожиданный и непрогнозируемый рывок бывшего врага может вызвать страх и даже панику. Промышленный рост, новые невиданные технологии и император этот сраный еще им на голову. Понять можно, а простить не получается, хотя и придется. Не воевать же в самом деле! Но вот о том, что сейчас и здесь стоит именно госсекретарь, а не сам президент Уоккер, он им напомнит. Не сегодня, разумеется, но, когда придет время, он не забудет напомнить кое-кому там, за океаном, об этой малости.
Взгляд Виктора стремительно, но незаметно для окружающих, перемещался по рядам приглашенных на коронацию людей, переходя с лица на лицо, от человека к человеку. Здесь были представлены сейчас обе элиты России – старая и новая – и значительная часть элиты мировой, так что Виктору было на кого посмотреть и о чем подумать. Единственная вещь, о которой он по-настоящему жалел, это невозможность нормально – по-человечески – поглядеть на Вику. Периферическим зрением он ее, конечно, видел – она стояла слева от него – но он хотел, просто изнемогал от желания полюбоваться на будущую – минута-две, и все! – императрицу Викторию. Высокую, царственно-красивую, в жемчужного цвета длинном платье, жемчугами же и бриллиантами украшенном. Просто полюбоваться. Но, увы, для этого он должен был повернуться к ней лицом, а делать это протокол запрещал категорически.
Виктор усмехнулся мысленно, выцелив сладкую парочку в третьем ряду слева. Там, плечом к плечу – словно братья или друзья – стояли лютые враги: лидер коммунистов Татьяничев и президент Второго Коммерческого банка Левин. Не зная их в лицо, понять, кто из этих наряженных в костюмы от Армани мужиков коммунист, а кто буржуй, было невозможно. В нескольких метрах от них группировался – вокруг министра обороны Зуева – генералитет. А вот адмиралы почему-то оказались справа от прохода. Неизвестно, какой логикой руководствовались распорядители коронации, но интересно, что на лицах моряков было написано воодушевление, тогда как многие генералы находились не в лучшем расположении духа. Оно и понятно, аресты продолжались уже вторую неделю, так что пущенные людьми Кержака слухи о новом тридцать седьмом годе имели под собой весьма серьезные основания.
Сам Кержак отыскался в восемнадцатом ряду справа. Он был в штатском, как и его жена. Баронесса Кээр была бледна, возможно, все еще не оправившись окончательно от ранения, но бледность была ей, что называется, к лицу.
«Надо же, как Кержак вписался! – подумал Виктор мимолетно. – И, что характерно, тоже теперь Ликин подданный. Вот и думай».
Между тем Выборные достигли, наконец, подиума, поднялись на него и оказались прямо перед Виктором.
Тишина стала ощутимой.
Виктор посмотрел в глаза Лебедеву и встретил твердый уверенный взгляд президента.
«Ну и какие же слова вы мне скажете, Павел Аркадьевич?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163