Все утро и весь день жители близлежащих ферм приходили, чтобы отдать Дуоде денежную дань и дань уважения.
В середине дня Алан собрался уходить. Он преклонил колени перед тетей Белой и произнес обрядовые слова:
— Необходимо поступающему бодрствовать у ворот, тетя, чтобы доказать свою решимость вступить на стезю Наших Господа и Владычицы.
— Иди с миром, дитя, и с благословением твоего отца. — Она поцеловала его в лоб.
Алан поднялся и попрощался с остальным семейством. Трое тетиных детей уже обзавелись собственными детьми, так что вздохов и прощаний было много. Последним он поцеловал младенца, обнял напоследок тетю и, понурившись, пошел.
Поднялся ветер. Двери стучали. Моросил дождь. Он обернулся и увидел, как Дуода вошла в большой дом, чтобы доделать начатое.
Дождь лил как из ведра, когда он вышел за деревенскую ограду и твердо зашагал к монастырю.
Шквал ветра настиг его, когда он поднимался по тропе к хребту. Грязь пенилась, облепив промокшие мягкие кожаные туфли. Небольшой груз за спиной только и удерживал от падения. Он остался один. Позади затерялись лесные холмы и деревня. За изгибом тропы монастырь видно не было. Алан пригнулся к земле, чтобы двигаться. Застигнутый бурей, он вспомнил о корабле: успел ли тот укрыться в островной бухте? Юноша поднял голову, с трудом дыша. Природа неистово бушевала. Такого шторма он никогда не видел. Море скрылось из вида за пеленой тумана. Огромное темное облако и густой туман неслись за Аланом, скрывая все на своем пути. Он мог видеть, но только на три шага вперед. Ветер рычал. Древний хребет и окаменевший дракон из легенды словно ожили. Алан упал на землю и с силой прижался к ней, чтобы уберечься. Кружили черные облака, поток дождя и мокрая одежда сжимали его тело. Но как только он подумал, что в этом дожде есть что-то неестественное, поток ливня прекратился. Ветер не утих.
Да, это было испытание, наказание Божье за то, что он не хотел идти в монастырь.
Он поднялся и пустился в путь. Наперекор собственному нежеланию. Теперь он знал, что не опозорит отца и тетю. Ветер трепал его волосы, бил в глаза, губы пересохли.
Туман немного рассеялся. Неземной свет горел прямо на дороге, ведущей по Драконьему Хребту, он приближался и становился ярче, разгоняя туман… вокруг себя. Шторм утих, когда свет приблизился. Алан чувствовал запах весенних цветов и… свежей крови.
Неожиданно Алан увидел всадницу в сияющей кольчуге. Не замечая ветра, воительница направила лошадь прямо к нему. Хотелось убежать, но он не мог отвести глаз от прекрасной белой лошади и восседавшей на ней женщины. Он даже не пытался двинуться. Она подошла ближе. Женщина средних лет в грязных сапогах, в изношенной, заплатанной кольчуге, с мечом в кожаных ножнах, с избитым круглым щитом, привязанным к седлу, нагнулась, чтобы рассмотреть его. Оба оцепенели, не замечая бесновавшегося рядом урагана. От ее отстраненного, но пронзительного взгляда сердце Алана похолодело от страха.
— Сколько тебе заплатить, чтобы ты пошел на войну? — спросила она. Ее голос, глубокий и низкий, как церковный колокол, отзывался в его голове стальным звоном.
Он упал на колени. Не отрывая от нее глаз, произнес:
— Госпожа! — Охрипший голос его не слушался. Он попытался вновь: — Я отдан церкви.
— Не по своей воле, — сказала она. Затем обнажила меч. Вопреки его ожиданию, он не засверкал на свету. Он вообще не блестел. Это был тусклый металл. Тяжелый, надежный металл, выкованный, чтобы убивать. Она описала мечом над головой широкий круг и сунула его в ножны.
Воздух вдруг поредел там, где они находились. Внизу за длинной просекой взору неожиданно открылся монастырь, как нечто нереальное. Четкий порядок зданий, хорошо сохранившаяся древняя стена. Отсюда, с высоты, ему казалось, будто он различает то, что находится сейчас под монастырем, что-то древнее и угрожающее.
Взгляд уводил ниже, к морю, пока он не увидел две лодки на берегу и существ, выбирающихся из них. Похожие на людей, они ими не были: странные, заостренные лица бронзового цвета. Обнаженные до пояса тела их были украшены белыми полосами и яркими красками. Они были вооружены топорами, копьями, луками и стрелами с каменными наконечниками. У некоторых были когти пугающей длины. Рядом с существами бежала стая огромных уродливых псов, не менее беспощадных, чем их хозяева.
Они все жгли на своем пути, закидывая факелы на соломенные крыши домов. Беспощадно убивали монахов. Каким-то образом он видел то, что происходит внутри церкви. Видел брата Гиллеса, коленопреклоненного перед алтарем, седого и слабого, прижимающего к груди свою любимую книгу. Главную святыню монастыря — золоченую Книгу Единства. Беловолосый варвар пронзил его и выдернул книгу из рук, сорвал золотой оклад книги, украшенный драгоценными камнями, раскидав листы со священным текстом, залитые кровью брата Гиллеса
— Ты еще не принес своего монашеского обета, — сказала женщина. Алан судорожно осознал вдруг, что он не — в монастыре, а на вершине горы.
— Я должен идти! — крикнул он. Он рванулся в отчаянном порыве, стремясь спасти брата Гиллеса.
Меч преградил ему путь.
— Слишком поздно. Лучше смотри. — И она указала мечом на деревню.
Пляска огней. Намокшие красные вымпелы на крышах. Все дома, кроме тетушкиного, надежно заперты. Бела стояла в дверях, с надеждой и печалью глядя на дорогу, по которой он ушел. В доме Стэнси играла в шахматы со своей младшей сестрой, маленькой Агнесс. Она сделала ход и белым драконом съела черную ладью. Другие дети играли у камина, а младенец спал в колыбели.
На глаза Алана навернулись горячие слезы. Он был возвращен к действительности порывом холодного ветра. Со стороны моря причалила длинная и узкая барка. О Господи! Это тоже были они! Они высаживались, свирепые, раскрашенные и вооруженные.
В глазах потемнело, но он сумел удержаться на ногах. Слезы текли по лицу. «Слишком поздно». Он повернулся к женщине, похожей на ангела смерти.
— Зачем ты мне это показываешь?
Она улыбнулась. Ее красота и лицо, изможденное лишениями и дикими, привычными ей бешеными битвами, пугали.
— Служи мне, — сказала она, — служи мне, Алан, сын Генриха, и я пощажу деревню.
— Как? — Он задохнулся, вспомнив пронзенного брата Гиллеса, монастырь в огне, видя диких существ, бегущих по пляжу в сторону дома его родных и соседей.
— Служи мне, — сказала она.
Алан упал на колени. Что за устрашающий звук послышался вдруг ему: порыв ветра или предсмертный крик ребенка?
— Клянусь!
— Встань.
Он встал. Клинок коснулся его правого плеча, левого, и наконец дьявольски холодная, готовая забрать все его тепло и одновременно сжечь сталь клинка легла на его голову.
— Кто ты? — едва сумел выдохнуть юноша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135