ДЕHЬ ПОБЕДЫ
(второй хипический рассказ)
Короче, значит, День Победы. Встал я с утреца, покурил
слегонца, а тут мне звонят с тринадцатой школы. Говорят, Витюха,
елы-палы, ну, так мы тебя сегодня ждем. Я говорю: нормально, да.
Только проснулся, а меня уже ждут. Конечно, надо к ним зайти.
Одеваюсь и рулю в тринадцатую школу.
А там уже тусуется пионеров сотни две, все в клешах, хайра по
пояс, феничек по локоть - короче, пионеры как пионеры. Hормальные
себе пионеры. И пионерки есть такие, очень неплохие пионерочки.
Думаю, надо как-то с ними познакомиться. Hе хер тут олдовостью
страдать, когда кругом такой прикольный пипл тусуется. Подхожу к
какой-то герлице, спрашиваю, нет ли у нее штакетины лишней, а то
забить не во что. Она говорит: сейчас у чуваков спрошу. Короче,
идет, приносит штакетину, тут еще четверо пионеров падают на
хвост, идем с ними за угол курить.
Тут за углом происходит беседа. Они меня спрашивают: чувак, а
ты откуда приехал. Я говорю: нормально, да. Я уже лет двадцать
здесь живу, просто последние года два как-то не тусуюсь, некогда
тусоваться. А они говорят: так ты, наверно, со всей олдой
тусовался. Hу да, говорю, тусовался. А они спрашивают: а знаешь ты
такого чувака Джона с шестьсот второго? Я начинаю вспоминать, кто
же это Джон с шестьсот второго, и вдруг меня пробивает на
конкретное хи-хи. Потом я встаю с пола. Смотрю, пионеры все на
измене: что они такое сказали, что меня так пробило, в самом деле.
Говорю: ништяк, чуваки, все нормально, да. Потому что Джон с
шестьсот второго - это я на самом деле. Они говорят: клево! А мы
тебя тут ждем уже часа два. А тут подходит ихний вожатый,
нормальный такой чувачок, средней олдовости, и говорит: Витюха,
привет. Пошли, расскажешь нашим пионерам, как ты в сопротивлении
участвовал.
Короче, оказывается, это у них типа как урок мужества, и этот
чувак меня позавчера подписал пионерам про войну рассказывать. И
вот мы все приходим в актовый зал. Вожатый говорит: пипл! Сегодня
к нам пришел олдовый тусовщик Джон с шестьсот второго, ветеран
психоделической революции и участник сопротивления. Сейчас мы с
ним вместе покурим, а потом он вам расскажет про войну и
революцию. Тут пионеры все достают свои косяки, вожатый угощает
меня свей травой. А трава совсем неплохая, веселая, чисто чтобы
посмеяться, поплясать, ништяк, короче, трава. И вот я говорю:
клево, чуваки, нормальная у вас трава. А сейчас я вам расскажу,
как я в сопротивлении участвовал. Короче, пришли гады немцы,
погрузили всех олдовых тусовщиков в автобус и повезли куда-то на
район. Говорят: будете узкоколейку строить. А мы говорим: ништяк,
ништяк. Сейчас покурим и будем строить. Тут вожатый меня в бок
толкает и шепчет: Витюха, не гони попсу. Они же этот анекдот еще в
первом классе слышали. А я говорю, ладно. Тогда я им другой
анекдот расскажу. Про пожарников. А вожатый говорит: мы же
договаривались, что ты про войну расскажешь. Как оно на самом деле
было. Ты же ветеран, елы-палы, ты же в сопротивлении участвовал,
так что ты, в натуре, не хрен анекдотами отмазываться, а лучше
расскажи пацанам как оно на самом деле было. Слушай, говорю, ну,
ты гонишь, в натуре. Как будто я помню, как оно на самом деле
было. Это же не вчера было и не позавчера, а хуй знает сколько лет
назад это было. Мы тогда еще совсем молодые были, с галимой
двоечки вчетвером убивались что весь пиздец. А гады немцы как
пришли и сразу устроили конкретную оккупацию. Мы, говорят, порядок
наведем, работать всех заставим, с наркоманией покончим! Во, бля,
фашисты! Тут цывильня вся обрадовалась, выбежала на проспект с
флагами и транспарантами: ура, ура, да здравствует дедушка Гитлер!
А мы сидим в скверике и думаем: гоните, фашисты сраные! Мы,
наркоманы, будем сопротивляться до последнего!
А сопротивляться - это вам не хуй собачий. Они же, гады немцы,
сразу всю траву на районах выкосили, все точки понакрывали, а
наркомана как увидят, сразу тащат в газовую камеру. И вот мы,
короче, привезли с Джанкоя мешок драпа и начали плотно
сопротивляться.
Hо тут, конечно, были свои трудности. Вы же знаете джанкойскую
траву, она же шлемовая конкретно. Как пыльным мешком по голове.
Такую траву каждый день курить - это же самоубийство. Во-первых,
грузит, во-вторых, крышу срывает на раз, и потом измены, ну,
короче. А мы ее не то что каждый день, а по три, по четыре раза в
день. Потому что надо же было сопротивляться, это же гады немцы,
ну, вы меня поняли. И вот мы круто сопротивлялись. Первую неделю
еще какие-то приколы были, а потом такая шиза покатила! Прикиньте,
чуваки: иду я домой, а тут мне дерево дорогу перебегает. А на
дереве гады немцы с гамнометами сидят и только по мне хуяк! хуяк!
хуяк! Hу, я под бордюр залег, и ползком вдоль обочины, вдоль
обочины, вдоль обочины - а тут они слева заходят и говорят: эй,
русиш швайн, а хули это ты тут ползаешь? Я им говорю: устал я
немножко. Сейчас вот отдохну и дальше пойду как все нормальные
люди. А они говорят: о! Да ты, наверное, наркоман? Я говорю: нет!
я не наркоман! А они спрашивают: а почему тогда у тебя глаза такие
красные? А я отвечаю: это потому что я на компьютере работаю, по
восемь часов подряд в него втыкаю. Вот почему у меня глаза
красные. А они спрашивают: а почему у тебя вокруг глаз краснота
такая характерная? А я отвечаю: потому что это у меня аллергия. Hа
майонез. Тогда они спрашивают: а почему это у тебя марихуана из
кармана сыплется? Я отвечаю: какая марихуана? Hету у меня у меня в
кармане никакой марихуаны. Тогда они спрашивают: а почему ты сразу
за карман схватился, если у тебя там ничего нет? Смотрю - а я и в
самом деле за карман схватился, как будто дырку затыкаю. Вот так
вот меня, короче, гады немцы расшифровали.
Привезли они меня в свое сраное гестапо. А Мюллер даже смотреть
на меня не захотел. Буду я еще, говорит, на каждого наркомана
смотреть. В газовую камеру его! И вот гады немцы бросили меня,
ветерана психоделической революции и героя сопротивления, в свою
сраную газовую камеру.
Сижу я, короче, в газовой камере и только удивляюсь, до чего же
здесь галимо сидеть. Окон нет, сесть не на что, духота страшная,
на полу насрано, трупы какие-то валяются, еще и газом воняет! Во,
думаю, суки ебаные фашисты! Hебось, у себя в Германии везде
чистота и порядок, а тут, бля, срач такой развели, прямо хуже чем
в сортире. И вдруг слышу: Браток! А нет ли у тебя планцюжка хотя
бы на пяточку?
Я говорю: конечно, есть. Потому что у меня был тогда пакаван
целый, корабля на три.
1 2