ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 



Олег Куваев
Тройной полярный сюжет
I. УПРЯМЫЙ КАПИТАН РОСС
КАТАСТРОФА
На заснеженном горном склоне, который под мартовским солнцем был так ослепителен, что временами казался черным, шли горнолыжные соревнования. Фанерная доска с фамилиями участников, номерами и секундами против них извещала, что шел третий и последний пункт горнолыжной программы – скоростной спуск.
Трасса была прорублена в соснах. Могучие горные сосны в торжественной зелени и бронзе стволов придавали происходящему почти ритуальный оттенок. Выше по склону сосны исчезали, и вдали, совсем уж торжественно четкие, выступали снеговые вершины и пики.
Внизу была суета. Цветными пятнами разместились здесь кучки болельщиков: коричневых от солнца парней и девиц в немыслимой расцветки свитерах, невероятных фасонов темных очках, горными лыжами, украшенными всей геральдикой мира,– околоспортивная публика.
И совсем одиноко на фоне горных вершив стоял при двух костылях и одной лыже, ибо другая нога была в гипсе сожженный солнцем до черноты, сухопарый ас горнолыжников.
Далеко вверху, где трасса исчезала в поднебесье, показывалась облачной мошкой летящая мимо фигурка. Сжимая костыли, ас смотрел па фигурку, бормотал с акцентом: Идош, да?
Фигурка исчезала па мгновение и вылетала из-за склона: поджатые руки и колени, шлем, темные очки и воздушный свист– человек уносился вниз, в расплывчатые цветные пятна. Ас снова смотрел вверх, где следующий уже мчался в смертельную неизвестность и чего сегодня был лишен он, корифеи скоростного спуска.
…На вершине горы, где был старт, уже не стояли торжественные сосны. Среди темных скал здесь посвистывала поземка.
Лыжники с номерами на груди и спине, их осталось немного, нервно разминались, ждали своей минуты. По четкому интервалу старта, но тому, что не было затяжек и перебоев, все знали, что пока никто еще не «гремел», что значит трасса в порядке. Но… всякое может быть за три стремительных и бесконечно длинных минуты спуска.
Помер сорок семь. Ивакин. РСФСР,– сказал в телефонную трубку помощник арбитра. В шубе, валенках, лохматой шапке, выглядел он странно среди обожженных высотным солнцем, затянутых в «эластик» парней.
Сашка Ивакин в это время говорил о чем-то с тренером, как и все кругом, демонстрируя беззаботность. Это ему почти удавалось, так как спорт еще не успел огрубить мальчишескую мягкость его лица.
– После средины «плечо», за плечом – «пупок», – тренер машинально присел, спружинил ногами.
– Знаю. Все знаю, Никодимыч,– сказал Сашка.
Он нагнулся и одну за другой защелкнул на ботинках сверкающие «лягушки». Вначале суеверно на правом, потом на левом. В щиколотках сразу возникла уверенная тяжесть, лыжи стали продолжением ног.
– Эй, Русь! – поторопил судья.
Сашка подмигнул тренеру. В тот же миг лицо как бы стянулось на жестких пружинах, морщины легли в углах рта. Когда он выкатил к старту, было уже не лицо – рубленная топором маска. Сашка надвинул шлем, очки и преобразился еще раз – не человек, механизм для смертельного испытания.
– Пшел! – судья сделал отмашку красным флажком. Сашка толкнулся палками, еще толкнулся, чтобы набрать скорость, сдвинул лыжи, согнул колесом спину, вынес руки с палками под подбородок, и стремительно засвистела трасса, мягко начали пофыркивать лыжи.
В бешеном вираже, окутавшись облаком снежной пыли, Сашка прошел поворот трассы, но тут правая Сашкина лыжа на что-то наткнулась, он сбился, выровнялся, и в это время резко исчез под ногами склон, и он с нелепо задранной лыжей так и летел в воздухе. Голова, шлем, лыжи, руки, снежная пыль – катился Сашка Ивакин по склону и, наконец замер, врезавшись в могучий сосновый ствол.
Взвыла на дальней дороге сирена «скорой помощи». Тревожно вздохнула и заговорила толпа разноцветных болельщиков.
Прокатилась к финишу одинокая лыжа, сорванная с ноги Сашки Ивакина, и толпа расступалась перед ней.
Ловко балансируя костылями, скатился к нему на одной лыже покалеченный ас.
– Друга, а? Живой, а?– выпрямил спину и загадочно гаркнул вниз.– Тоббоган!
Какие-то бодрые юноши уже тащили алюминиевое корыто с красным крестом: санитарные нарты тоббоганьего типа.
Разноцветная толпа облепила сосну, и метеором врезался в толпу примчавшийся сверху седоголовый тренер.
Сашка лежал у сосны. Ремень шлема лопнул под подбородком, шлем сбился набок, струйки крови текла по лицу.
Озбоченно протиснулся врач и открыл коробку с сверкающими инструментами.
Сашкин взгляд был бездумно светел, бездумно прост. И отражались в нем цветные пятна, сосны, горы и снег.
…Втыкая каблуки горных ботинок в склон, тренер сам спускал Сашку Ивакина. Шапку он где-то потерял, и солнце безжалостно высвечивало и седину, и рваный шрам поперек лица, и мертвый безжизненный глаз. Живой тренерский глаз неотрывно смотрел на Сашку.
– Саш! Саша! – тихо позвал тренер. Но бездумен по-прежнему был взгляд Сашки Ивакина. Бездумен и прост.
Утверждают, что в критические минуты перед глазами человека проходит «вся его жизнь». Автор не встречал людей, сказавших бы «со мной это было». Но он встречал тех, которым в смертный миг приходили в голову посторонние мысли.
Взбаламученный мозг Сашки Ивакина занят был не горькими мыслями, не мог он осознать и свое положение. Перед его глазами, вроде бы как в кино, плыли цветные картинки давней мечты, вставили люди, которых он никогда не видел, но знал лучше многих, живущих рядом.
КАБАЧОК «ПЬЮЩИЙ КИТ». ЛОНДОН 1818
Май в Лондоне 1818 года был ветреным и холодным. Туман закрывал стены домов, булыжник на узкой припортовой улочке был мокр, и сквозь этот туман еле мерцал фонарь, укрепленный над вывеской кабачка «Пьющий кит». На вывеске был изображен кит с кружкой.
Кабачок этот был темен, пуст. В голых своих стонах, при голых столах и за пустой стойкой стоял молчаливый хозяин, вперив и пространство ничего не выражающий взор.
В этом мрачноватом заведении нельзя было пить в одиночку. Посетителей же было трое: толстяк в вязаном жилете – явно рыботорговец; обветренный малый с бедовыми, видавшими виды глазами, в матросской суконной куртке, и еще одного рассмотреть было нельзя, потому что он не то спал, положи и голову на руки, не то просто задумался о безысходности бытия. Все трое сидели за одним столом.
– Император Карл Пятый и ко-ро-лева…– торжественно подняв палец, говорил рыботорговец.
При слове «королева» человек поднял голову. Был он горбонос, смугл, не здешнего, южного облика.
– …И ко-ро-ле-ва Венгерская,– покосившись, продолжил рыботорговец,-…посетили могильный камень фламандца Вильгельма Бинкельса. Чем заслужил такую честь этот фламандец? Тем, что изобрел новый и прекрасный способ засолки сельди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27