ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Куваев О
Берег принцессы Люськи
О. Куваев
Берег принцессы Люськи
Утром я просыпаюсь от Лехиных чертыха.ний. В палатке темно, и я могу разглядеть только белый глазок лампочки на рации и скрюченную фигуру возле нее. Рация у нас старенькая, еще военных лет. Я знаю, что надо лежать тихо-тихо, иначе Леха будет здорово злиться.
Дробь ключа кончилась, белый глазок потух. Можно закурить. Сейчас Леха передаст мне директивы начальства и всякие экспедиционные сплетни и новости. - Ну как?
- Питание совсем село, - устало отвечает Леха. - Мыши и то громчешебуршат. Кое-как одну телеграмму принял.
Он протягивает мне листок. Я вылезаю из палатки и с трудом разбираю торопливые каракули: "Вывезите поселка направленного вам специалиста-ботаника точка Князев". Князев - это начальник. Спросонок ничего не понимаю. - А зачем нам этот ботаник?
Леха пожимает плечами. Он сидит у входа в палатку в одних трусах и дрожит.
- Кстати, могу сообщить, что это девица. Симпатичная. Базовский радист отстучал по секрету.
- На это у вашего брата питания хватает, - машинально ехидничаю я.
В самом деле, непонятно. У нас крохотный отрядик из трех человек и ясная задача, далекая от ботаники так же, как, скажем, от балета. Мы мотаемся на вельботе вдоль берега Чукотского моря и занимаемся своим делом стратиграфией морских четвертичных отложений. Можно, конечно, протянуть мысль о всеобщей связи наук, но...
Я смотрю на Леху. В волосах у Лехи запутались пучки оленьей шерсти от спального мешка, он совсем посинел от холода и терпеливо ждет результата размышлений. Такому только и не хватает женского общества.
- Да-а, загадки эфира. Может, ты перепутал, может, не нам ботаника? - с надеждой спрашиваю я. - Да уберись ты в палатку, посинел весь, как утопленник!
"Ей-богу, удар судьбы, - думаю я. - У нас железный мужской коллектив. Зачем нам -четвертый лишний? Тем более симпатичная девица. Дуэли устраивать? "
Погода явно портится. На западе, над губой Нольде, небо в рваных переходах от темного к совершенно белому. Северо-западный ветер несет влажный холод, запах йода и тоскливые крики чаек. Я думаю о Мишке Бороде. Его нет уже третий день. В одиночку бродит он по августовской тундре, спотыкается на кочках, обходит ржавые и плоские, как блин, тундровые озера. Отчаянные вопли гагар будят его по ночам. А ведь здесь даже медведи есть. Кто знает, к чему может привести мрачный медвежий юмор?
Тем временем Леха успел сготовить уху. Сегодня его очередь. Уха съедена. Мы лежим на спинах. Ветер уносит сладковатый махорочный дым.
- Нельзя ехать в поселок, пока Борода не вернулся.
- О величайший из геологических начальников! - Леха щекочет мне живот травинкой.
- Мы и так технику безопасности не соблюдаем. Нешто можно ходить в маршрут в одиночку?..
- О великий мандарин тундры, - вкрадчиво гнусит Леха. - Шейх Чукотского моря, Иван Шалды-Баба.
- Сам ты Шалды-Баба. Можешь не подлизываться. Спирта не будет. Осталось по стопке на Мишкин день рождения.
- Ну что ты, шейх? - в голосе Лехи искреннее негодование. - Поедем в поселок. Несчастная девушка ждет нас. Она сидит на катерном причале и смотрит в море. Она ждет нашу шхуну с черными парусами. Я же думаю только о Мишкином счастье. - При чем тут Мишка?
- А вот при том, о великий... - Леха вдруг начинает неудержимо смеяться.
Глядя на него, я тоже не могу не улыбнуться, Из кустика рядом с палаткой вылетает знакомая птаха и начинает возбужденно прыгать по веткам. "Что случилось, что случилось?" - озабоченно чирикает птаха.
С трудом я узнаю, в чем дело. Оказывается, Леха все же дурачил меня. Он кое-что знает о ботаничке.
Этой весной в бухте Провидения параллельно с нами базировалась партия Академии наук. В кино Мишка познакомился с девушкой из этой партии. Она собирала типовой гербарий северной Чукотки и сильно интересовалась морским побережьем. Мишка шутя пригласил ее к нам и растолковал, как приехать, наобещал при этом сорок коробов, наболтал о помощи, удобствах, о тесном содружестве геологии и ботаники. А через день мы отправились к месту нашей работы. В общем, сплошная глупость. Только такое великовозрастное дитятко, как наш Миша, может отмачивать подобные шутки.
Перед тем как уйти в маршрут, он по секрету предупредил Леху. И уж конечно, просил его подлизаться ко мне.
"Плыть или не плыть? Своей работы хватает. Только вчера вернулись из маршрута", - думаю я.
- Никудышный руководитель! - в голосе у Лехи негодующий пафос. - Ты не думаешь о личном счастье своих подчиненных. Может, этот ботаник для Мишки та самая, которая единственная, которая с первого взгляда... Леха умолкает. Театрально вытирает пот с лица. Нам бы отдохнуть до обеда, потом обработать записи. Страшно важно, что принесет Борода. Он должен добраться до холмов Нгаунако. Холмы за нашей территорией, но только там мы можем окончательно убедиться, что в четвертичное время трансгрессия не заходила значительно на юг. По рисункам, по отшлифованным галькам, по окаменевшей ряби древних волн мы лепим хронологию былых времен, и где-то в ее середине пройдет драгоценная полоса золотоносных отложений. Нам нельзя ошибаться, нам нельзя поместить ее ни раньше, ни позднее, потому что по нашей схеме будут искать другие.
"Что случилось, что случилось?" - по-прежнему заботится птаха. Милое пернатое чудо! Ну как я тебе растолкую про этих двух двадцатипятилетних балбесов? Я не знаю, как будет правильно, но плыть надо. Черт его знает, может, это на самом деле для нашего Бороды "та самая единственная"?
Голос Лехи гремит репродуктором: шейх Чукотского моря и его верный друг Леха совершат прогулку на собственной яхте и заодно сделают благородное дело.
Наша "прогулочная яхта" - это десятки раз латаный и перелатаный вельбот.
У мотора загадочное зарубежное происхождение. Ребята говорят, что зверь-двигатель шведский, я же, чтобы не быть беспринципной амебой, утверждаю его южноамериканское происхождение. Во всяком слу-чае, он старше всех нас троих, вместе взятых. Мы очень любим наш мотор, любим боевые шрамы на корпусе, расхлябанный джазовый стук его цилиндров, самодельный винт и задорный медный блеск головок.
Бороде оставляем записку. Темная стоячая вода реки Ионивеем, в устье которой мы стоим, выводит нас в море. Холодно, светлые солнечные брызги взлетают над носом. Вельбот танцует вместе с темными накатами волн, вой мотора отмечает ритм танца. А может быть, мы стоим на месте, а танцуют низкие, уходящие от нас берега? Нахалюги чайки борются с ветром, а сами косят глазом: чем бы поживиться. Две нерпы всплывают вблизи. У нерп грустные, загадочные глаза. Наверное, они очень много знают о чайках, о рыбах, о том, что раньше было в Чукотском море, но не могут рассказать нам. От этого им грустно.
1 2 3 4