д., ибо должно быть так, а не иначе.
В возмещение за его труды герцог Сфорца-Чезарини обязуется уплатить ему сумму в размере четырехсот римских скуди по истечении трех первых представлений, которыми он должен дирижировать за чембало…»
Неужели герцог хотел унизить Джоаккино этим документом? Ничуть не бывало. Просто так было принято. Как же скованы становились итальянские композиторы строгими контрактами, как же трудно им было творить! И каким же мощным талантом надо обладать, чтобы сквозь сковывающую паутину договоров подарить миру шедевр, подобный «Севильскому цирюльнику».
Еще сразу по приезде в Рим Россини постарался обеспечить себя хотя бы минимальными удобствами. Он пригласил цирюльника, который оказался прелюбезным малым. Однажды после бритья, совершенного, как всегда, с большой тщательностью, парень попросту пожал Джоаккино руку и радушно сказал: «До встречи». – «Как?» – спросил удивленный Россини. – «Да, мы скоро увидимся в театре». – «В театре?» – воскликнул маэстро, пораженный еще больше. – «Без сомнения. Я первый кларнет в оркестре». Вот это открытие!… Как рассказывали современники, Россини «был очень строг на репетициях своих опер; одна фальшивая нота, неверный ритм приводили его в гнев: он кричал, ругался и возмущался, что видит плоды своего прекрасного вдохновения изуродованными и измененными до неузнаваемости, не щадил никого, даже самых уважаемых артистов». И Россини, конечно, знал свою несдержанность. Мысль о том, что он может приобрести врага в человеке, который каждый день манипулирует острым предметом перед его лицом, была бы не очень приятна любому, даже большому храбрецу. Ведь даек благороден, только когда он оправдан. А стать жертвой простого раздражения как-то не хотелось. Поэтому на репетиции бедняге Джоаккино пришлось призвать на помощь все свое самообладание и не обрушивать свое возмущение на кларнетиста-брадобрея. Однако на следующий день после бритья он все-таки указал кларнетисту на его ошибки, чем тот был очень польщен и уж постарался угодить своему знаменитому клиенту.
Вот какие оркестранты были в итальянских театрах! Их музыкальная профессия не могла обеспечить существование, поэтому приходилось подрабатывать другими способами. Где уж тут говорить о качестве исполнения! А в театре «Балле» оркестр оказался еще и малочисленным. Поэтому не приходится удивляться, что в «Торвальдо и Дорлиске» композитор не мог сделать роскошной инструментовки, такой, какая получилась в «Елизавете».
26 декабря 1815 года состоялась премьера «Торвальдо и Дорлиски». Опера встретила холодный прием у публики. Недостатки проявились во всем: плохи и сюжет, и либретто, и исполнение, и инструментовка, и драматургия оперы. Что ж, еще один провал. И к синьоре Анне Россини летит письмо с нарисованным на нем маленьким кувшином для вина – маленькое фиаско…
Римская пресса дала суровую, но, нельзя отрицать, справедливую оценку этому произведению. Газета «Новости дня» от 18 января 1816 года писала: «Появление оперы-семисериа, называющейся „Торвальдо и Дорлиска“, новой музыки синьора маэстро Россини, не оправдало надежд, которые справедливо на него возлагались. Согласимся, что сюжет драмы, очень мрачный и малоинтересный, не разбудил бы Гомера от его сна; только в интродукции и начале терцета там вспоминается знаменитый автор „Танкреда“, „Пробного камня“ и др…»
Но Россини было совершенно некогда предаваться горьким раздумьям. Впереди ждала новая работа. Ведь контракт с театром «Ди Toppe Арджентина» уже подписан! Теперь предстояло выбрать тему будущей оперы. Ох, уж эти итальянские театральные порядки! В договоре оговаривалась масса мелочей, а такой важный вопрос остался открытым. Приоритет здесь, конечно, принадлежал синьору импресарио. Герцог Сфорца-Чезарини решил обратиться к знаменитому либреттисту Якопо Ферретти. Но представленное им либретто оказалось настолько скучным, что от него пришлось отказаться. Кого же пригласить для сочинения либретто? Может, Чезаре Стербини? Но ведь созданная им с Россини опера только что провалилась. И немалая вина в этом была того самого никому не известного «стиходея». Все же Чезарини решил рискнуть: сочинять поэтический текст будущей оперы попросили Стербини. А сюжет – из комедии Бомарше – предложил сам Россини. «Севильский цирюльник»! И пламенное вдохновение повлекло молодого композитора к созданию шедевра, восхитившего весь мир.
Известие о сочиняющейся к карнавальному сезону опере быстро покинуло пределы театра «Серебряной Башни». Оно стремительно разлетелось по городу со скоростью, вполне пристойной и соответствующей распространению слухов, сплетен и догадок. «Как можно! – возмущались солидные римляне. – Юнец Россини собрался соперничать с достопочтенным маэстро Паизиелло!» Музыкальные круги Рима буквально кипели от негодования, порицания и… любопытства. Вскоре полетела весть, что молодой композитор якобы написал Паизиелло письмо, в котором извинялся перед маститым автором за то, что осмелился взяться за сюжет, получивший столь блистательное музыкальное воплощение у этого уважаемого мастера. Говорили, что старый Паизиелло отечески благословил дерзкого юношу… В общем, выдумывали много и чрезвычайно активно, а Россини даже в голову не приходило ничего подобного. Ну и что, что на сюжет «Цирюльника» уже написана опера знаменитого Паизиелло? А сколько было «Альцест» или «Орфеев»? Ведь каждый композитор дает свое понимание сюжета!
Сюжет же был просто великолепен! «Севильский цирюльник» замечательного французского комедиографа Пьера Огюстена Бомарше (1732 – 1799) появился на свет в преддверии Великой французской революции. В 1775 году он был поставлен в одном из ведущих театров Парижа – «Комеди Франсез». Здоровый, бодрый дух обновления пронизывает произведение. Ведь именно в то время третье сословие ощутило себя истинной опорой нации, подлинным творцом ее материального и духовного богатства. И это осознание явилось духовной подготовкой грядущего низвержения отжившей феодальной системы. Протест против ханжества и рутины, против всего косного, прозвучавший в комедии, нашел живой отклик в сердцах французских зрителей.
Многие современники говорили Бомарше, что комедия великолепно подошла бы для оперного либретто. Впрочем, автор комедии и сам, будучи отличным знатоком сцены, понимал, сколько благодатных возможностей для музыкального воплощения таит в себе его детище. Но разве можно отдать на оперную сцену эту искрящуюся радость и легкую кокетливую грусть, веселую шутку и ядовитую сатиру? Нет, нет и нет! Средства современной оперы уничтожат рее это, убьют живость и непосредственность пьесы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
В возмещение за его труды герцог Сфорца-Чезарини обязуется уплатить ему сумму в размере четырехсот римских скуди по истечении трех первых представлений, которыми он должен дирижировать за чембало…»
Неужели герцог хотел унизить Джоаккино этим документом? Ничуть не бывало. Просто так было принято. Как же скованы становились итальянские композиторы строгими контрактами, как же трудно им было творить! И каким же мощным талантом надо обладать, чтобы сквозь сковывающую паутину договоров подарить миру шедевр, подобный «Севильскому цирюльнику».
Еще сразу по приезде в Рим Россини постарался обеспечить себя хотя бы минимальными удобствами. Он пригласил цирюльника, который оказался прелюбезным малым. Однажды после бритья, совершенного, как всегда, с большой тщательностью, парень попросту пожал Джоаккино руку и радушно сказал: «До встречи». – «Как?» – спросил удивленный Россини. – «Да, мы скоро увидимся в театре». – «В театре?» – воскликнул маэстро, пораженный еще больше. – «Без сомнения. Я первый кларнет в оркестре». Вот это открытие!… Как рассказывали современники, Россини «был очень строг на репетициях своих опер; одна фальшивая нота, неверный ритм приводили его в гнев: он кричал, ругался и возмущался, что видит плоды своего прекрасного вдохновения изуродованными и измененными до неузнаваемости, не щадил никого, даже самых уважаемых артистов». И Россини, конечно, знал свою несдержанность. Мысль о том, что он может приобрести врага в человеке, который каждый день манипулирует острым предметом перед его лицом, была бы не очень приятна любому, даже большому храбрецу. Ведь даек благороден, только когда он оправдан. А стать жертвой простого раздражения как-то не хотелось. Поэтому на репетиции бедняге Джоаккино пришлось призвать на помощь все свое самообладание и не обрушивать свое возмущение на кларнетиста-брадобрея. Однако на следующий день после бритья он все-таки указал кларнетисту на его ошибки, чем тот был очень польщен и уж постарался угодить своему знаменитому клиенту.
Вот какие оркестранты были в итальянских театрах! Их музыкальная профессия не могла обеспечить существование, поэтому приходилось подрабатывать другими способами. Где уж тут говорить о качестве исполнения! А в театре «Балле» оркестр оказался еще и малочисленным. Поэтому не приходится удивляться, что в «Торвальдо и Дорлиске» композитор не мог сделать роскошной инструментовки, такой, какая получилась в «Елизавете».
26 декабря 1815 года состоялась премьера «Торвальдо и Дорлиски». Опера встретила холодный прием у публики. Недостатки проявились во всем: плохи и сюжет, и либретто, и исполнение, и инструментовка, и драматургия оперы. Что ж, еще один провал. И к синьоре Анне Россини летит письмо с нарисованным на нем маленьким кувшином для вина – маленькое фиаско…
Римская пресса дала суровую, но, нельзя отрицать, справедливую оценку этому произведению. Газета «Новости дня» от 18 января 1816 года писала: «Появление оперы-семисериа, называющейся „Торвальдо и Дорлиска“, новой музыки синьора маэстро Россини, не оправдало надежд, которые справедливо на него возлагались. Согласимся, что сюжет драмы, очень мрачный и малоинтересный, не разбудил бы Гомера от его сна; только в интродукции и начале терцета там вспоминается знаменитый автор „Танкреда“, „Пробного камня“ и др…»
Но Россини было совершенно некогда предаваться горьким раздумьям. Впереди ждала новая работа. Ведь контракт с театром «Ди Toppe Арджентина» уже подписан! Теперь предстояло выбрать тему будущей оперы. Ох, уж эти итальянские театральные порядки! В договоре оговаривалась масса мелочей, а такой важный вопрос остался открытым. Приоритет здесь, конечно, принадлежал синьору импресарио. Герцог Сфорца-Чезарини решил обратиться к знаменитому либреттисту Якопо Ферретти. Но представленное им либретто оказалось настолько скучным, что от него пришлось отказаться. Кого же пригласить для сочинения либретто? Может, Чезаре Стербини? Но ведь созданная им с Россини опера только что провалилась. И немалая вина в этом была того самого никому не известного «стиходея». Все же Чезарини решил рискнуть: сочинять поэтический текст будущей оперы попросили Стербини. А сюжет – из комедии Бомарше – предложил сам Россини. «Севильский цирюльник»! И пламенное вдохновение повлекло молодого композитора к созданию шедевра, восхитившего весь мир.
Известие о сочиняющейся к карнавальному сезону опере быстро покинуло пределы театра «Серебряной Башни». Оно стремительно разлетелось по городу со скоростью, вполне пристойной и соответствующей распространению слухов, сплетен и догадок. «Как можно! – возмущались солидные римляне. – Юнец Россини собрался соперничать с достопочтенным маэстро Паизиелло!» Музыкальные круги Рима буквально кипели от негодования, порицания и… любопытства. Вскоре полетела весть, что молодой композитор якобы написал Паизиелло письмо, в котором извинялся перед маститым автором за то, что осмелился взяться за сюжет, получивший столь блистательное музыкальное воплощение у этого уважаемого мастера. Говорили, что старый Паизиелло отечески благословил дерзкого юношу… В общем, выдумывали много и чрезвычайно активно, а Россини даже в голову не приходило ничего подобного. Ну и что, что на сюжет «Цирюльника» уже написана опера знаменитого Паизиелло? А сколько было «Альцест» или «Орфеев»? Ведь каждый композитор дает свое понимание сюжета!
Сюжет же был просто великолепен! «Севильский цирюльник» замечательного французского комедиографа Пьера Огюстена Бомарше (1732 – 1799) появился на свет в преддверии Великой французской революции. В 1775 году он был поставлен в одном из ведущих театров Парижа – «Комеди Франсез». Здоровый, бодрый дух обновления пронизывает произведение. Ведь именно в то время третье сословие ощутило себя истинной опорой нации, подлинным творцом ее материального и духовного богатства. И это осознание явилось духовной подготовкой грядущего низвержения отжившей феодальной системы. Протест против ханжества и рутины, против всего косного, прозвучавший в комедии, нашел живой отклик в сердцах французских зрителей.
Многие современники говорили Бомарше, что комедия великолепно подошла бы для оперного либретто. Впрочем, автор комедии и сам, будучи отличным знатоком сцены, понимал, сколько благодатных возможностей для музыкального воплощения таит в себе его детище. Но разве можно отдать на оперную сцену эту искрящуюся радость и легкую кокетливую грусть, веселую шутку и ядовитую сатиру? Нет, нет и нет! Средства современной оперы уничтожат рее это, убьют живость и непосредственность пьесы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79