Быть может, вы слышали или читали, что я падок на лесть. Враги обвиняли меня – когда-то в «молодом честолюбии», теперь в «старческом тщеславии». Обвиняли меня и в «самовлюбленности"… Я никогда не мог понять, зачем люди доискиваются недостатков в человеке. Каждого человека, все равно большого или маленького, надо судить не по худшему, а по лучшему что в нем есть.
ЛИНА (точно пораженная) : Боже, как это верно!
ЛАФАЙЕТТ (смеется) : Дитя мое, положительно вы решили подкупить меня лестью. Это совершенно не нужно. Мне вы и так очень нравитесь.
ЛИНА (подсаживается к нему ближе) : Правда, я вам нравлюсь? Чем? Ради Бога, скажите чем? Я так люблю когда меня хвалят! Особенно если это в присутствии моего мужа.
ЛАФАЙЕТТ (серьезно) : Ваш муж очень хороший человек.
ЛИНА: Чудный! Я так люблю его. Он умный, храбрый, серьезный. Он герой, он человек из этого… Из Платона, да?
ЛАФАЙЕТТ: Из Плутарха?
ЛИНА: Вот, вот, из Плутарха. Теперь он зол на правительство за то, что оно его уволило в отставку.
ЛАФАЙЕТТ: Не только за это: за то, что это скверное деспотическое правительство.
ЛИНА (поправляясь) : Конечно, это главное. Я обожаю своего мужа, но… Он не любит людей… Он на войне был несколько раз ранен. Теперь он часто говорит: «Вот как они меня вознаградили!» Бернар очень раздражен… Я говорю лишнее оттого, что я много выпила… И он ревнивец… Как зовут того негра, о котором Россини написал оперу?
ЛАФАЙЕТТ (с улыбкой) : Отелло.
ЛИНА: Да, Отелло. Мой муж – Отелло.
ЛАФАЙЕТТ: Я уверен, что вы не даете ему никаких оснований для ревности.
ЛИНА: Ни малейших. Другие мужчины для меня не существуют. А он все боится, что он для меня стар. (Со вздохом) . Он на двадцать пять лет старше меня. Но я его все-таки обожаю.
ЛАФАЙЕТТ: Вы очень милы, хотя у вас лукавые глазки, Лина… Кстати, Лина, это у нас довольно необычное имя.
ЛИНА: Я родилась в Париже, но происхождение у меня иностранное и сложное, скучно рассказывать. Вы однако не сказали мне, чем я вам нравлюсь.
ЛАФАЙЕТТ: Не сказал и не скажу. Я люблю говорить приятное людям: по-моему, к этому частью сводится настоящая житейская мудрость. Но все-таки зачем вас портить? Вот о ваших недостатках, если хотите, я могу сказать.
ЛИНА: О моих недостатках! Разве у меня есть недостатки?
ЛАФАЙЕТТ: Маленькие. Совсем маленькие.
ЛИНА: Тогда о них не стоит и говорить… Генерал, какой вы замечательный человек! Я так рада, что вы меня приняли в ваш орден, что я буду зашифровывать самые секретные письма. Я теперь изучаю ключи, это так интересно! У меня есть отличная мысль о ключе!
ЛАФАЙЕТТ: Дитя мое, будьте очень осторожны. Никому не говорите обо всем этом.
ЛИНА: Никому! Клянусь вам, я не скажу никому!.. Ведь правда, моя голова может полететь?
ЛАФАЙЕТТ: Не думаю, но гарантии вам не даю.
ЛИНА: Эшафот?.. Ну, что, эшафот? Зачем эшафот?.. Но я хотела бы сражаться на баррикадах, и чтобы со мной рядом сражались красивые умные мужчины. Вот как вы! Должно быть, вы когда-то имели сказочный успех у женщин?
ЛАФАЙЕТТ (смеясь) : Благодарю за это «когда-то».
ЛИНА: Ради Бога, извините меня! Я сегодня весь день говорю глупости. Может быть, оттого, что я много выпила… Один человек говорил мне, что со мной можно все сделать, если напоить меня шампанским. Но это гнусная клевета! Я всю жизнь буду верна Марселю!
ЛАФАЙЕТТ (очень серьезно) : Непременно… Вот кстати он идет.
ЛИНА. ЛАФАЙЕТТ. БЕРНАР.
БЕРНАР: Лина, ты отнимаешь время у генерала.
ЛАФАЙЕТТ (Весело) : Я очень люблю, когда у меня отнимают время.
ЛИНА: Марсель, люди, которые говорят, будто время деньги, бесстыдные лгуны. Если мне будут платить по 100 франков за день, я продаю три года своей жизни… Нет, три года много… Год. И мы говорили с генералом об очень серьезных предметах. Это вы все боитесь генерала, а я его нисколько не боюсь!
ЛАФАЙЕТТ: И не надо. Мы отлично ладим с вашей женой, полковник.
БЕРНАР: Ваша дочь сказала нам, что вы рано ложитесь и по вечерам пишете письма.
ЛАФАЙЕТТ: Да, письма, письма… Это мое несчастье. (Встает) .
ЛИНА: Если они будут зашифрованные, то я все прочту и изменю то, что мне покажется неподходящим.
ЛАФАЙЕТТ: Мы вас расстреляем по приговору военного суда. Доброй ночи, друзья мои. (Целует ей руку и уходит) .
ЛИНА. БЕРНАР.
БЕРНАР: Должен сказать, что ты приняла довольно странный тон с генералом Лафайеттом. Ты слишком много пила за обедом.
ЛИНА: Да… Я редко вижу шампанское.
БЕРНАР: Незачем так часто напоминать мне, что я не имею средств.
ЛИНА: Марсель, право это скучно!.. Я не виновата в том, что Наполеон умер.
БЕРНАР: Не могу сказать, чтобы это была очень уместная шутка!
ЛИНА: Но что же мне делать, когда ты в дурном настроении и придираешься?
БЕРНАР: Если б ты знала, как я за тебя тревожусь! Ты не создана для Парижа, здесь слишком много соблазнов. Как только день восстания будет назначен, мы уедем назад в Сомюр. (Молчание) . Где ты была после обеда?
ЛИНА: Гуляла с Джоном. Он просил тебе кланяться.
БЕРНАР: Очень ему благодарен. Думаю все-таки, что ты могла бы с ним любезничать поменьше. Не вижу, например, почему именно ты должна была его представлять генералу. Это мог сделать кто-либо другой. Например, я.
ЛИНА: Теперь все будут знать, что он мой любовник.
БЕРНАР (вспылив) : Перестань говорить глупости!
ЛИНА: Неужели тебе не стыдно ревновать меня к мальчику?
БЕРНАР: Он моложе тебя на год, а я старше тебя на двадцать пять лет.
ЛИНА: Это что-то из учебника арифметических задач.
БЕРНАР: Что мне делать, да, я ревную тебя. Ко всем!
ЛИНА: И к Лафайетту? (Смеется) . Он очень милый, но допотопный. Говорят, он был одним из главных деятелей революции, между тем он с головы до ног маркиз. И живут они так, точно никакой революции никогда нигде не было… Если он станет президентом республики, он должен назначить тебя военным министром.
БЕРНАР: Какой вздор!
ЛИНА: Почему вздор? Кого же они возьмут? Первого Разведчика? Что ж, если ты сам не честолюбив, твоя жена должна быть честолюбивой за тебя.
БЕРНАР: Я был честолюбив. Я мечтал о военной славе. Но… мне сорок пять лет, и я полковник в отставке. Теперь, мне кажется, я излечился от честолюбия (Лина смеется) . Ты не веришь? Клянусь тебе, у меня остались только две мысли: свобода и ты.
ЛИНА: Нет, я и свобода.
БЕРНАР: И мне так больно, так больно, что по моей бедности ты ведешь такую скучную серую жизнь.
ЛИНА: Опять!.. Дело не в бедности… Я не хочу сказать, что бедность хороша, ты мне и не поверил бы. Дело в чем-то другом, не знаю, как объяснить. Надо жить так, чтобы каждый день, каждый час чувствовать себя пьяной. Все равно от чего! От любви, это лучше всего. От заговора… (Обнимает его) . Марсель, когда же будет настоящая жизнь? Когда? Если ее не будет, я способна на все! Я по природе грешница!
БЕРНАР (горячо целует ее) : Ты ни на что дурное не способна!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155