Студии верили ему… а главное, он сам верил в себя.
Пришло время отойти от стола. Майк Уэйн оказался вне игры. Как быстро изменились правила! Он выглядел неизменно, думал по-прежнему. Возможно, в этом все дело. Он не пошел на поводу у моды, не принял наготу, спектакли и фильмы без сюжета, новомодную бесполость. Что ж, ему уже пятьдесят два. Он знал неплохие времена. Мог идти по Бродвею, не опасаясь грабителей. Помнил Нью-Йорк ночных клубов и красивых девушек, вместо которых появились порнофильмы и массажные салоны. Но сильнее всего Майка печалило то, что Дженюари возвращалась в этот мир.
Он сидел в зале для особо важных лиц и смотрел на серое небо. Она летит домой сквозь эту свинцовую мерзость. Он всегда обещал ей яркий сверкающий мир. Черт возьми, он сдержит свои обещания.
Улыбающаяся дежурная вернулась. Она объявила о прибытии самолета. Майк организовал торжественную встречу для дочери. Официальный представитель аэропорта проведет ее через таможню. Что может включить в декларацию ребенок, который три года провел в больнице? Майк вышел из зала ожидания, не заметив, как дежурная вскочила со своего стула, чтобы попрощаться с ним. Прежде он обязательно очаровал бы ее своей улыбкой, потому что женщина была симпатичной. Впервые в жизни Майк Уэйн испытывал страх.
Он заметил дочь в тот момент, когда она входила в здание аэропорта. Да, он не мог пропустить ее. Загорелое лицо, развевающиеся волосы — он обратил бы на нее внимание, даже если бы она не была его дочерью. Дженюари, казалось, не замечала, что мужчины оборачиваются, глядя на нее. Маленький человек едва поспевал за мчавшейся вперед девушкой. Она всматривалась в толпу встречающих. Наконец она увидела Майка. Объятия, поцелуи, смех, слезы на глазах.
— О, папочка, ты великолепно выглядишь! Мы не виделись с июня! Как замечательно снова оказаться дома… рядом с тобой.
— Ты тоже выглядишь отлично, детка.
— Это мистер Хиггинс.
Она повернулась, представляя маленького человека.
— Он очень любезен. Мне даже пришлось открыть сумку…
Майк пожал руку таможеннику, который нес сумку девушки.
— Я вам очень признателен, мистер Хиггинс. Он взял сумку.
— Теперь, если вы скажете мне, где находится остальной багаж моей дочери, я договорюсь, чтобы его доставили к машине.
— Это все, мистер Уэйн. Рад был помочь вам. И познакомиться с мисс Уэйн.
Он пожал им обоим руки и исчез в толпе. Майк поднял сумку.
— Это все?
— Да! Я надела свой лучший костюм… он тебе нравится?
Она отступила на шаг назад и повернулась на триста шестьдесят градусов.
— Я купила его в Цюрихе. Услышала, что тут все носят брючные костюмы. Он обошелся мне в триста долларов.
— Он превосходен. Но…
Майк посмотрел на небольшую сумку, которую держал в руке.
— Других нарядов нет? Она засмеялась.
— О, там полно одежды. Три пары джинсов, пара блузок, свитера, кроссовки… потрясающая ночная рубашка, которую я приобрела в Цюрихе. У меня кончились деньги, не то я бы еще купила платье. А вообще я полностью экипирована для любых мероприятий.
— Завтра мы займемся твоим гардеробом.
Она взяла Майка под руку, и они направились к выходу.
— В самолете я увидела на женщинах юбки различной длины. Майк, что теперь носят?
— Майк?
Он удивленно посмотрел на дочь.
— А почему не «папа»?
— О, ты слишком великолепен, чтобы называть тебя папой. Тебе известно, что ты — красавец. Мне нравятся твои баки… с проседью.
— Они уже белые, а я — солидный стареющий джентльмен.
— До этого еще далеко. Смотри, на той девушке индейский наряд. Она участвует в каком-то шоу? Лента на голове, косички…
— Знаешь, сейчас все сошли с ума, — сказал он.
— Откуда я могла об этом узнать? Все мои подруги ходили в халатах.
Он внезапно остановился и посмотрел на дочь.
— Господи, верно. У вас же не было ТВ?
— Нет.
Он подвел ее к машине.
— Сегодня все одеваются, точно они идут на маскарад. Ну, я имею в виду молодежь.
Но Дженюари не слушала его. Она уставилась на автомобиль. Тихо свистнула.
— Вот это да!
— Ты уже ездила на лимузинах.
— Я провела в них всю жизнь. Но это не просто лимузин — это нечто.
Она восторженно улыбнулась.
— Серебристый «роллс-ройс» — только в таком автомобиле и подобает ездить девушке, — сказал Майк. Дженюари села в машину и кивнула.
— Красота… форма водителя под цвет салона… телефон… бар… все для удобства пассажира, если он — Майк Уэйн.
Она обняла отца.
— Папочка… я так за тебя рада.
Девушка откинулась на спинку сиденья, — автомобиль устремился вперед. Она вздохнула.
— Как здорово вернуться домой. Если бы ты только знал, как часто я мечтала об этом моменте. Даже когда он казался мне несбыточным. Хотела снова оказаться в твоих объятиях, вернуться к тебе в Нью-Йорк. Мои мечты осуществились. Тут все по-прежнему.
— Ты ошибаешься. Многое изменилось. Особенно — Нью-Йорк.
Она указала на поток машин. Автомобиль выехал на скоростную полосу.
— Это не изменилось. Я люблю нью-йоркское движение, шум, толпу, даже смог. Здесь так здорово после стерильного швейцарского снега. Я не могу дождаться того момента, когда мы пойдем в театр. Хочу погулять по переулку Шуберта… увидеть грузовики, выезжающие из Таймс-билдинг… хочу набрать грязного городского воздуха в мои чистые легкие.
— Это сделать ты успеешь. Нам предстоит многое наверстать.
Она прильнула к нему.
— Конечно. Я хочу посидеть за нашим столом в «Сарди»… мне не терпится увидеть «Волосы»… пройтись по Пятой авеню… посмотреть новые наряды. Но сегодня я хочу остаться дома и исполнить наш ритуал с шампанским и икрой. Я знаю, сегодня — не день рождения. Но, согласись, повод для торжества немалый. А больше всего не свете я хочу услышать о твоей потрясающей картине.
— О моей потрясающей картине? Откуда у тебя такая информация?
— Ниоткуда. Но я тебя знаю. Когда я получила прошлым летом из Испании твои открытки с таинственными намеками на большой новый замысел… я поняла, что речь идет о фильме и что ты боишься сглазить проект рассказом о нем. Но сейчас… когда я увидела все это.
Она махнула рукой.
— Расскажи мне о нем.
Он посмотрел на дочь. На сей раз без улыбки.
— Лучше ты расскажи мне что-нибудь. Надеюсь, ты осталась самой стойкой и жизнерадостной девушкой на свете. Тебе предстоит увидеть, что здесь многое изменилось, и…
— Мы вместе, — сказала она. — Все прочее не имеет значения. Скажи мне — это фильм или спектакль? Я смогу работать с тобой? Я согласна играть роль без слов, печатать, выполнять мелкие поручения…
— Дженюари, тебе не приходило в голову, что в жизни есть вещи поважнее театра и общения с отцом?
— Назови.
— Ну, ты можешь встретить приличного молодого человека… выйти замуж… сделать меня счастливым дедушкой…
Она рассмеялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
Пришло время отойти от стола. Майк Уэйн оказался вне игры. Как быстро изменились правила! Он выглядел неизменно, думал по-прежнему. Возможно, в этом все дело. Он не пошел на поводу у моды, не принял наготу, спектакли и фильмы без сюжета, новомодную бесполость. Что ж, ему уже пятьдесят два. Он знал неплохие времена. Мог идти по Бродвею, не опасаясь грабителей. Помнил Нью-Йорк ночных клубов и красивых девушек, вместо которых появились порнофильмы и массажные салоны. Но сильнее всего Майка печалило то, что Дженюари возвращалась в этот мир.
Он сидел в зале для особо важных лиц и смотрел на серое небо. Она летит домой сквозь эту свинцовую мерзость. Он всегда обещал ей яркий сверкающий мир. Черт возьми, он сдержит свои обещания.
Улыбающаяся дежурная вернулась. Она объявила о прибытии самолета. Майк организовал торжественную встречу для дочери. Официальный представитель аэропорта проведет ее через таможню. Что может включить в декларацию ребенок, который три года провел в больнице? Майк вышел из зала ожидания, не заметив, как дежурная вскочила со своего стула, чтобы попрощаться с ним. Прежде он обязательно очаровал бы ее своей улыбкой, потому что женщина была симпатичной. Впервые в жизни Майк Уэйн испытывал страх.
Он заметил дочь в тот момент, когда она входила в здание аэропорта. Да, он не мог пропустить ее. Загорелое лицо, развевающиеся волосы — он обратил бы на нее внимание, даже если бы она не была его дочерью. Дженюари, казалось, не замечала, что мужчины оборачиваются, глядя на нее. Маленький человек едва поспевал за мчавшейся вперед девушкой. Она всматривалась в толпу встречающих. Наконец она увидела Майка. Объятия, поцелуи, смех, слезы на глазах.
— О, папочка, ты великолепно выглядишь! Мы не виделись с июня! Как замечательно снова оказаться дома… рядом с тобой.
— Ты тоже выглядишь отлично, детка.
— Это мистер Хиггинс.
Она повернулась, представляя маленького человека.
— Он очень любезен. Мне даже пришлось открыть сумку…
Майк пожал руку таможеннику, который нес сумку девушки.
— Я вам очень признателен, мистер Хиггинс. Он взял сумку.
— Теперь, если вы скажете мне, где находится остальной багаж моей дочери, я договорюсь, чтобы его доставили к машине.
— Это все, мистер Уэйн. Рад был помочь вам. И познакомиться с мисс Уэйн.
Он пожал им обоим руки и исчез в толпе. Майк поднял сумку.
— Это все?
— Да! Я надела свой лучший костюм… он тебе нравится?
Она отступила на шаг назад и повернулась на триста шестьдесят градусов.
— Я купила его в Цюрихе. Услышала, что тут все носят брючные костюмы. Он обошелся мне в триста долларов.
— Он превосходен. Но…
Майк посмотрел на небольшую сумку, которую держал в руке.
— Других нарядов нет? Она засмеялась.
— О, там полно одежды. Три пары джинсов, пара блузок, свитера, кроссовки… потрясающая ночная рубашка, которую я приобрела в Цюрихе. У меня кончились деньги, не то я бы еще купила платье. А вообще я полностью экипирована для любых мероприятий.
— Завтра мы займемся твоим гардеробом.
Она взяла Майка под руку, и они направились к выходу.
— В самолете я увидела на женщинах юбки различной длины. Майк, что теперь носят?
— Майк?
Он удивленно посмотрел на дочь.
— А почему не «папа»?
— О, ты слишком великолепен, чтобы называть тебя папой. Тебе известно, что ты — красавец. Мне нравятся твои баки… с проседью.
— Они уже белые, а я — солидный стареющий джентльмен.
— До этого еще далеко. Смотри, на той девушке индейский наряд. Она участвует в каком-то шоу? Лента на голове, косички…
— Знаешь, сейчас все сошли с ума, — сказал он.
— Откуда я могла об этом узнать? Все мои подруги ходили в халатах.
Он внезапно остановился и посмотрел на дочь.
— Господи, верно. У вас же не было ТВ?
— Нет.
Он подвел ее к машине.
— Сегодня все одеваются, точно они идут на маскарад. Ну, я имею в виду молодежь.
Но Дженюари не слушала его. Она уставилась на автомобиль. Тихо свистнула.
— Вот это да!
— Ты уже ездила на лимузинах.
— Я провела в них всю жизнь. Но это не просто лимузин — это нечто.
Она восторженно улыбнулась.
— Серебристый «роллс-ройс» — только в таком автомобиле и подобает ездить девушке, — сказал Майк. Дженюари села в машину и кивнула.
— Красота… форма водителя под цвет салона… телефон… бар… все для удобства пассажира, если он — Майк Уэйн.
Она обняла отца.
— Папочка… я так за тебя рада.
Девушка откинулась на спинку сиденья, — автомобиль устремился вперед. Она вздохнула.
— Как здорово вернуться домой. Если бы ты только знал, как часто я мечтала об этом моменте. Даже когда он казался мне несбыточным. Хотела снова оказаться в твоих объятиях, вернуться к тебе в Нью-Йорк. Мои мечты осуществились. Тут все по-прежнему.
— Ты ошибаешься. Многое изменилось. Особенно — Нью-Йорк.
Она указала на поток машин. Автомобиль выехал на скоростную полосу.
— Это не изменилось. Я люблю нью-йоркское движение, шум, толпу, даже смог. Здесь так здорово после стерильного швейцарского снега. Я не могу дождаться того момента, когда мы пойдем в театр. Хочу погулять по переулку Шуберта… увидеть грузовики, выезжающие из Таймс-билдинг… хочу набрать грязного городского воздуха в мои чистые легкие.
— Это сделать ты успеешь. Нам предстоит многое наверстать.
Она прильнула к нему.
— Конечно. Я хочу посидеть за нашим столом в «Сарди»… мне не терпится увидеть «Волосы»… пройтись по Пятой авеню… посмотреть новые наряды. Но сегодня я хочу остаться дома и исполнить наш ритуал с шампанским и икрой. Я знаю, сегодня — не день рождения. Но, согласись, повод для торжества немалый. А больше всего не свете я хочу услышать о твоей потрясающей картине.
— О моей потрясающей картине? Откуда у тебя такая информация?
— Ниоткуда. Но я тебя знаю. Когда я получила прошлым летом из Испании твои открытки с таинственными намеками на большой новый замысел… я поняла, что речь идет о фильме и что ты боишься сглазить проект рассказом о нем. Но сейчас… когда я увидела все это.
Она махнула рукой.
— Расскажи мне о нем.
Он посмотрел на дочь. На сей раз без улыбки.
— Лучше ты расскажи мне что-нибудь. Надеюсь, ты осталась самой стойкой и жизнерадостной девушкой на свете. Тебе предстоит увидеть, что здесь многое изменилось, и…
— Мы вместе, — сказала она. — Все прочее не имеет значения. Скажи мне — это фильм или спектакль? Я смогу работать с тобой? Я согласна играть роль без слов, печатать, выполнять мелкие поручения…
— Дженюари, тебе не приходило в голову, что в жизни есть вещи поважнее театра и общения с отцом?
— Назови.
— Ну, ты можешь встретить приличного молодого человека… выйти замуж… сделать меня счастливым дедушкой…
Она рассмеялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134