– Ключи. Давайте ключи от больших комнат.
Из-за его спины выглянула молодая женщина, – по виду дочь хозяина. Радостно запричитала:
– Спасибо, спасибо, добрый пан. Такой важный сердитый полковник отнял у нас мебель, рояль, а мне надо играть, я преподаю в школе музыку. Мы живём тесно, нам негде повернуться. Вы. правда, отдаёте нам вторую комнату?..
– Занимайте хоть сегодня, только давайте ключи от этих больших комнат.
– Но там вещи Сварника! Он пан полковник, сердитый и может нас посадить в тюрьму. Да, он звонил из Москвы и сказал, что теперь он уже помощник главного военного министра.
– Ключи, ключи. Иначе мы сломаем дверь.
Я уже готов был выломать замок, но чувствовал, что ключи у них есть, и мне бы не хотелось портить дверь. И я не ошибся. Хозяйка метнулась в свою комнату, принесла ключи. Распахнули дверь, и нам открылась не комната, а настоящий танцевальный зал. Тут было не менее сорока квадратных метров. У стен диваны, посредине огромный круглый стол.
– Вот это – да! – выдохнул Мякушко. – Есть где разгуляться.
Налево была дверь, – двустворчатая, белая, с бронзовой ручкой. Направо – такая же дверь. Я пошёл направо, и тут была комната метров на двадцать пять, обитая зелёными обоями. У стены стоял кожаный диван, в углу – рояль. Был тут и стол, и стулья, на стенах висели картины. Я про себя подумал: «Займу эту комнату».
Повёл их в комнату третью. Она была так же обставлена мебелью, и тоже с балконом, но раза в полтора больше, чем моя.
Повернулся к Мякушке:
– Нравится вам?
Тот пожал плечами: дескать, чего тут спрашивать?
– Неужели эту квартиру дали тебе одному?
– Ну, одному она, конечно, великовата, а вот если нам на троих…
И прошёл в комнату среднюю, самую большую. Обращаясь к Саше, сказал:
– Её можно перегородить.
– Да, из неё целая квартира выйдет.
– Ну, вот – и занимай.
– Я?.. Эту комнату? Ты это серьёзно, Иван?
– А чего же мы тут шутки будем разводить. Сегодня же иди за своей Валей, будем ночевать тут. И вы, капитан, – занимайте ту левую комнату. А я поселюсь в правой. Я ведь, знаете – пианист хороший. Веселить вас буду.
Друзья мои смотрели на меня и не верили ни глазам своим, ни ушам. Им такое счастье и во сне не снилось. А я пошёл к соседям, осмотрел и их комнату, и ту, что отнял у них Сварник, – маленькую, выходящую окном во двор.
– Ну, вот… и вы будете жить попросторнее, а Сварнику скажете, что это я вам разрешил.
Толстячок подкатился ко мне:
– Прошу, пан, а как вас называть?
– Так и называйте: пан офицер. Русский офицер! – понятно?
– Да, да, понятно. Мне очень понятно.
У Венерчуков был телефон, я позвонил Надежде, хотел позвать в наше новое жильё, но её отвезли в родильный дом.
На следующий день я стал отцом, у нас родилась девочка, которую мы назвали Светланой. Я уже предвкушал минуту, когда приду за Надеждой и приведу её вместе с дочкой на новую квартиру, которую я успел вычистить, вымыть и перенести в неё весь наш нехитрый скарб. Но как раз в это время на меня свалилось горе, которое придавило точно камнем. В больнице перед тем, как выписать Надежду, меня пригласил врач, маленький человек с бородкой, и на ломаном русско-украинском языке сказал, что моя дочь больная и на всю жизнь останется глубоким инвалидом. Отворачивая взгляд в сторону, намекнул, что подобных детей не обязательно брать, их можно оставить и в больнице.
Слушал я его как в тумане, как в глубоком горячечном бреду. И когда до меня дошёл смысл его последнего предложения, поднялся и не своим голосом прокричал:
– Давайте мою дочь! Сейчас же!..
Ребёнка завернули, и я бережно взял дочурку на руки. Надежда, её мама и старшая сестра Рая шли позади и оживлённо разговаривали и смеялись, – я понял, они не знают о болезни ребёнка. Их смех мне казался ужасным святотатством, но я им не мешал, сердце моё учащённо билось, в голове электрической искрой металась мысль: инвалид, инвалид, инвалид!..
Вошёл в подъезд, а за спиной раздался крик Раисы Николаевны:
– Иван! Куда ты? Ты, верно, рехнулся от радости. Наш подъезд вон там, за углом.
Я повернулся к ним, спокойно проговорил:
– Пойдёмте. Я же вам говорил, что нашёл новую квартиру.
– Но ты не сказал, что нашёл её в нашем доме, рядом с нами. Это очень хорошо, я рада…
Пришли в комнату, и я, бережно укладывая дочку на диване, не заметил, как обрадовалась Надежда и её мать, очутившись в такой прекрасной комнате, я даже не слышал, что они говорили. Глухо сказал:
– Разверните девочку. Посмотрим…
– Ага, я сейчас. Мне уже пора кормить.
И развернула ребёнка, стала кормить. А я смотрел на свою дочь и не мог понять, что же в ней увечного, почему она инвалид. Да и как можно было что-нибудь понять, если это было всего лишь розовое, морщинистое существо, крутило головкой, кричало, – и как-то пронзительно, надрывно.
А женщины все были весёлые, радостно болтали, смеялись.
– Девочка-то здоровая? – спросил я как-то глухо и тревожно.
– Здоровая, здоровая! – закивала головой тёща, Анна Яковлевна.
– Вы посмотрите хорошенько, – продолжал я некстати и неуместно – так, что встревожил Надежду и она стала неотрывно смотреть на девочку. Подошла к ней и тёща, потрепала за щёчки, тронула ухо.
– Здоровая, – ишь, какая крикунья и резвушка. Вся в отца пошла. Глазки-то, глазки – синие, как васильки!..
– Вы должны знать, – продолжал я бухтеть, но, впрочем, заметно успокаиваясь. – Вы семерых воспитали, должны знать…
Тёща засветила надежду: врач-то и ошибиться мог! И просто гадость захотел сказать. Вспомнил чьи-то разговоры о врачах-бендеровцах, о том, что, принимая младенцев при родах, они как-то ловко, движением большого пальца делают подвывихи в суставах и причиняют другие увечья. «Если так, – клокотала в голове ненависть, – застрелю этого козла!» – вспоминал я врача с бородкой.
– Ты что невесёлый? – повернулась ко мне Рая. – Сына небось ждал, а родилась дочь. Подожди вот, привыкнешь к ней и так будешь рад…
– Да, да, – я рад, но только мне показалось… очень уж она маленькая.
– Как маленькая! – воскликнула Рая. – Три с половиной килограмма весит, а он – маленькая.
Я сходил на кухню, принёс тарелки, вилки, и мы стали накрывать стол.
Я тогда ничего не сказал Надежде, но скоро мы убедились, что дочь наша здоровая, весёлая и быстро развивается. Я потом ходил в родильный дом, обо всём рассказал главному врачу, и он мне не возражал и даже подтвердил, что в наследие от бендеровцев им действительно остались врачи-изверги, но тот с бородкой уж больше вредить не будет, его арестовали, был суд, и там выяснилось, что он продавал младенцев каким-то западным торговцам детьми. Врача этого будто бы расстреляли.
Тут будет уместно сказать, что дочь моя Светлана была абсолютно здоровой девочкой, в девять месяцев стала ходить, а в пятнадцать лет стала настоящей невестой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142