ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Ветер, казалось, проникал под кожу, внутри у него все леденело, и лед этот проникал в мозг. Рядом с ним - "Подвинься чуток!" - примостилась девчонка. Она села с наветренной стороны, откинула полу ватника, прикрыла ему спину.
- Браток мой тоже удрал, - сказала она. - Мамка глаза проливает. Что поделаешь! Я бы тоже удрала. Мамке будет не прокормиться. У нас еще трое мал мала меньше. Мы на строительстве работаем. К нам ленинградский завод перебазировался...
Она рассказывала, а он согревался рядом с нею и возле ее рассказа, логичного, как арифметическая задача.
- У тебя вон даже глаза побелели... Мы все тут из одного класса... говорила она.
В сумерки на освещенной редкими электрическими огнями станции вдоль эшелона прошел офицер, затянутый в портупею. За ним еще двое. Они остановились возле площадки, строгие в темноте. Солдаты с конфузливым рвением поскакали к своим вагонам. Девушки сошли посмеиваясь. Они и мимо офицеров проходили с усмешками.
- А вы? - спросил офицер. - Из какой роты?
В душном штабном пульмане Альку допрашивали. Он говорил, что отстал от своего эшелона, называл с унылым упрямством номер и, не в силах унять дрожь перезябшего тела, дрожал и стучал зубами. Офицер в портупее пообещал на ближайшей станции сдать его этапному коменданту. Потом приказал румяному старшине, разбитному и черноглазому, поместить "отставшего" к себе в роту и взять на довольствие.
Ему выделили место на верхних нарах у стены. С одной стороны едкое тепло разморенных солдатских тел, с другой - холод: дуло в щель, и нечем было ее заткнуть.
Начальник эшелона позабыл об отставшем, а может, решил: если едет солдат на фронт в одной гимнастерке, так и нечего солдата по комендатурам таскать.
Сон: он выходил из дома маленький, укутанный в шарф. Пахло морозом. По небу ехали автомобили и мотоциклы. Приглядевшись, он замечал, что едут они по прозрачному мосту или радуге. Мост начинался на соседней улице, совсем рядом, но он не знал, как ее отыскать. Было пустынно и ветрено. Мост или радуга опускались на том берегу широкой воды. Там в утренних золотых лучах сверкал город. Он знал: рассекают город гулкие улицы и каждая завершается широкой лестницей. Красные дворцы с золотыми крышами и высокие красные стены - в нишах белые статуи. Некоторые стены были украшены многофигурными каменными картинами. Улица, лестница, площадь. Посреди площадей проливались фонтаны. Маленький, он стоял и смотрел, как проносятся по мосту или по радуге автомобили и мотоциклы, жадно втягивал морозный воздух, ноздри его слипались от холода.
Алька видел этот сон несколько раз, и всегда перед болезнью.
Под Харьковом он почувствовал, что легкие перестают работать и ослабела шея. Он попытался подняться. Солдат, что лежал рядом, возвращающийся из госпиталя фронтовой шофер с орденом и медалью, провел по его лбу шершавой ладонью.
- Перемогайся. Завтра на место станем, там тебя в госпиталь определят. Во фронтовой. Тут ссадят - и в тыл. Ты ж не за этим столько всего натерпелся? Ишь ты, жару нагнал... - Сосед ничего не спрашивал. Сразу, вглядевшись в его морщинистое, как бы вываренное лицо, покачал головой: "Сирота. Из Ленинграда небось?" Сейчас он сопел от сочувствия и советовал: - Нерв напрягай. Нерв любую болезнь сдержит. Я знаю, я раненых много возил. Мне доктора объясняли...
Алька не помнил, как эшелон стал на место, как распределяли пополнение, этого он просто не видел; он помнил только, как стоял перед грозного вида полковником и полковник, глядя на его брезентовые баретки, многопудово громыхал страшными, как трибунал, словами.
Вечером к капитану Польскому пришел солдат-ординарец, пилотка лепешкой, ремень как подпруга. Сдержанно поздоровавшись со всеми, на виду и все же как бы украдкой вынул из мешка "доппаек".
- Гостинец вам от товарища старшины и повара Махметдинова.
"Доппаек" поедали сообща. Ординарец щурил маленькие талые глаза и бормотал, подозрительно поглядывал на майоров и с особой тревогой - на Альку.
- Вам, товарищ капитан, привет от всего состава разведчиков. Просят вас есть побольше, чтобы быстрее на ноги встать. Вот питание прислали. Переживают...
- Ну, ну, не гуди, - сказал ему лежачий майор. - Скряга ты, Иван, и сквалыга.
- Дык я что? Я за свою работу болею. Курите вы, товарищи майоры, больно много. Я вам махры принес. Знаменитая махра - тютюн. Старичок один сочувственный поделился.
- Откуда такая о нас забота?
- Душа майор, это чтобы мы капитанские папиросы не трогали.
Ординарец Иван насупился, помолчал, пошарил глазами по углам и сказал наконец бранчливо:
- У кого болезнь нутряная, тем, говорят, махра полезнее. В ней, говорят, никотину меньше. А комроты нашему, товарищу капитану Малютину, и вовсе курить нельзя с язвой.
- Ишь ты, радетель, - засмеялся капитан.
И все засмеялись.
Когда ординарец собрался уходить, свернул пустой мешок и пожелал капитану быстрейшего выздоровления, капитан вырвал листок из блокнота и подал ему.
- Отдай писарю, пусть документы оформит. - Капитан кивнул на Альку: Аллегорий. Рядовой, необученный.
Ординарец прочитал, возмущенно засопел, кажется, даже хотел записку скомкать и бросить. Лицо его вдруг стало заостренным и гневным.
- Такого Швейку в нашу геройскую разведроту? - Он даже всхлипнул. На что он? Через него же насквозь глядеть можно. Ни один комвзвода его не возьмет.
- К сержанту Елескину, - приказал капитан, легкомысленно угощая соседей "Казбеком". - Степан парень кроткий. На учителя чуть не выучился. Практика ему будет педагогическая.
- Сержант Елескин - геройский сержант. Когда же ему нянчиться? Ординарец разлепешил свою пилотку, взъерошил легкие белые волосы и ушел, возмущенный насквозь.
Явился он на следующий день, поздоровался, не глядя на Альку, и так же, не глядя, но выражая и позой, и пренебрежительными движениями снисходительность к капризам своего командира, подал Альке солдатскую книжку:
- В первый взвод. К сержанту Елескину. - И вдруг засмеялся с откровенной коварной радостью: - Только не догнать тебе, Швейка, того первого взвода. Через два дня выступаем... Придется тебе при госпитале послужить в поварятах.
- Как выступаем? - Капитана снесло с кровати.
- По приказу. Нам писаря из штабной роты шепнули...
Капитан с проклятиями выскочил из палатки. Вскоре он явился с доктором Токаревым и расстроенной медицинской сестрой.
- Выписывай! - кричал он. - Похалатили, и довольно.
- Не шуми. Я бы тебя и так и так завтра выгнал. Надоел ты мне... ворчал доктор Токарев. - А это что тут за самовольство?
Оба майора уже были одеты и при оружии.
Когда Алька пришел в роту, писарь Тургенев, бравый и сытый, захохотал, широко открыв рот с крупными зубами. Он тыкал в Альку зачерниленным пальцем и сипел:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13