– Я берегла себя для тебя, Себастьян. Сколько себя помню, я всегда хотела, чтобы ты ласкал меня.
– Виви! Я никогда не предполагал!
Я прикоснулась к его лицу:
– Я люблю тебя. Себастьян Лок. Я всегда тебя любила. И всегда буду любить… до конца дней своих.
Он нежно поцеловал меня в губы, потом обнял меня, привлек к себе.
* * *
Телефонный звонок оглушил меня.
Я очнулась от своей полудремоты и тут же все вспомнила. Я подняла трубку:
– Алло?
– Это я, – сказал Джек, – я еду к тебе. С газетами.
– О Боже, не говори об этом, – простонала я. – Проклятые заголовки. И некрологи.
– В самую точку, детка.
– Газетчики будут тебя осаждать, – пробурчала я. – Наверное, и вправду, тебе лучше быть здесь. Может быть, ты прихватишь с собой и Люциану, Джек?
– А ее нет, Вив. Она улизнула, спряталась, махнула в Манхэттен.
– Ясно, – сказала я, – ничего удивительного. – Спустив ноги с кровати, я добавила: – Я пойду сварю кофе. Увидимся через полчаса.
– Как бы не так. Через двадцать минут, – ответил он резко и повесил трубку.
4
Совершенно ясно, что Джек пребывает в своем обычном настроении. Я увидела это по его лицу прежде, чем он успел дойти до середины кухни.
– Доброе утро, – сказала я, поставив кофейник на стол. Когда в ответ раздалось невнятное урчание, я резко добавила: – Значит, сегодня мы люди супротивные, да?
Он немедленно отреагировал на это слово и глянул на меня.
– Супротивные? Это что?
– Ты не в первый раз слышишь это слово, так что не притворяйся. Это словечко моей Ба. Она часто называла тебя супротивником, когда ты был еще сопливым мальчишкой в коротких штанишках.
Не обращая внимания на мою резкость, он сказал спокойно:
– Я не понимаю, – и, плюхнувшись на ближайший стул, добавил: – Я не знаю, что это значит.
– Тогда я тебе объясню, – ответила я, облокотившись о стол и глядя ему в лицо. – Это значит: брюзгливый, раздражительный, надутый: это слово йоркширское, мой прадед оттуда. – И помолчав, добавила уже помягче: – Ты ведь не забыл замечательные рассказы Ба о ее отце? Помнишь, как мы хохотали, слушая их?
– Джордж Спенси. Вот как его звали, – сказал Джек, сострив гримасу. – Но сейчас мою жизнь может спасти только глоток горячего кофе. И немедленно, лапочка. – Он схватил кофейник, налил нам кофе и тут же отхлебнул из своей чашки.
– Джек, не нужно начинать день с этого – не зови меня лапочкой. Пожалуйста. У тебя что, похмелье? Ты выпивал?
– Классно. Приложился, что надо. Вчера вечером. Как только вернулся на ферму.
Он время от времени напивался, это было не ново. Меня это тревожило, но я уже не пыталась ни исправить его, ни делать ему выговоров, потому что это совершенно бесполезная трата времени. И на этот раз я воздержалась от замечаний. Я просто села напротив него, чтобы просмотреть газеты.
– Тут что, Джек, все очень плохо?
– Не так плохо, как мы ждали. Полно похвал. Почти никакого перемывания грязного белья. Тебя упоминают. Как одну из его пяти жен. Это на первой странице. Некрологи внутри.
Я придвинула к себе пачку газет. Джек привез «Нью-Йорк Пост», «Нью-Йорк Таймз» и «Дейли Ньюз», и разложив их перед собой, я увидела, что они говорят примерно одно и то же на разный манер. Великий и добрый человек найден мертвым: подозрительные обстоятельства. Все три газеты сожалели, пели ему хвалу, оплакивали его. Публиковали фотографии Себастьяна, довольно свежие, сделанные за последние два года. Он выглядел удивительно – ни на кого не похожий, красивый и полный обаяния, опасного обаяния. Но теперь это уже не имело значения.
Проглядывая мельком «Пост» и «Ньюз», я углубилась в «Таймз». На первой странице – статья того репортера, который беседовал со мной вчера по телефону, написанная неплохо, с добросовестно и аккуратно собранными деталями: сам тон статьи был осторожен. Больше того, мои слова цитировались дословно, и ни одно из них не было искажено или пересказано своими словами. И то хорошо. Никакими сенсациями там и не пахло.
Я перешла к разделу некрологов в «Нью-Йорк Таймз». Целая полоса здесь посвящалась Себастьяну Лайону Локу, отпрыску великой американской династии, промышленному магнату-миллиардеру, главе «Лок Индастриз», президенту «Фонда Лока» и величайшему филантропу мира. Приводилась краткая биография, в которой перечислялись по порядку его добрые деяния, благотворительные акции, которые он проводил в Америке: обширная информация о его благотворительной деятельности заграницей, особенно, в странах третьего мира. Явно написано несколько лет тому назад, как обычно пишутся некрологи известных людей – без первого и последнего абзаца, чтобы их можно было добавить сразу же после смерти данного лица.
Глянув в конец статьи, я с удивлением увидела только четыре имени. Упоминали меня как его бывшую подопечную и бывшую жену – как будто других жен не имелось, – Джека и Люциану, его детей, и Сиреса Лайона Лока, его отца, о котором я не вспоминала до этой минуты.
– О Господи! Сирес! – воскликнула я, глядя на Джека поверх газеты. – Ты связался со своим дедом?
– С этим старым дурнем? Да он скорее мертв, чем жив. Гниет себе в Бар Харбор. В этой усыпальнице. Должно быть…
– Но ты говорил с ним? – перебила я. – Он знает о смерти Себастьяна?
– Я говорил с Мадлен. Вчера. Все ей рассказал. Старый дурень спал.
– Ты сказал, чтобы она привезла его сюда на похороны?
– Конечно, нет. Он слишком стар.
– А сколько ему? – Я вдруг забыла, сколько лет Сиресу, но никак не меньше восьмидесяти.
– Он родился в 1904 году. Значит, девяносто. Слишком стар для путешествий.
– Не знаю… послушай, Джек, он должен приехать. В конце концов, Себастьян его единственный сын.
– Его последний сын, – поправил меня Джек.
– так что же сказала Мадлен?
– Ничего. Как всегда. Принесла мне свои соболезнования. Говорила, что Сирес нервничает. Но что он совсем не дряхл. Я терпеть не могу ее. У нее голос, как у рока. даже, когда она желает тебе добра.
– Да, знаю, в ее голосе действительно слышится какое-то близкое несчастье. И я уверена, что все, что она говорит о Сиресе, правда, даже то, что он не дряхл. Сирес Лок всегда был человеком замечательным. Совершенно замечательным. Просто гений.
Тут зазвонил телефон, прервав наш разговор. Я подошла. Взяв трубку, я сказала «Алло?» – и, взглянув на Джека, прикрыла трубку рукой и прошептала:
– Легка на помине. Это тебя, Джек.
– Кто?
– Голос рока с ирландским акцентом.
– Привет, Мадлен, – говорил Джек в трубку мгновение спустя. – Мы как раз говорили о тебе. И о Сиресе. Вивьен хочет чтобы вы приехали на похороны, Мадлен.
Я посмотрела на него, состроив гримасу.
– Не я занимаюсь организацией похорон.
Не обратив на меня внимания, он минуты две слушал Мадлен, попрощался с ней, положил трубку и прислонился к дверному косяку с задумчивым видом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74