Но ты первый в моем списке. Ты просто опередил меня на несколько минут.
– Приятно слышать. Как ты? Хорошо добралась?
– В порядке. Добралась легко и быстро.
– Значит, готова пообедать со мной сегодня? Я надеюсь.
– Я очень хочу тебя видеть, правда. Но мне нужно распаковать вещи, все разложить, разобрать бумаги, ну все кака положено. Ты же знаешь, как это бывает по приезде. Меня ведь не было здесь почти три месяца.
– Как будто я этого не помню. Ну ладно, дорогая, на сегодня я тебя отпускаю.
– Мари-Лор приглашает нас к обеду в субботу.
– Прекрасно, договорились. А как насчет завтра? Поужинаем вместе?
– Давай, это будет замечательно. Как работа? Кончил картину?
– Кончил. Ночью во вторник, или, точнее, утром в среду. Слегка устал, но к субботе воспряну.
– А ты уверен насчет завтрашнего ужина? Может, отдохнешь сначала?
– Да ведь я не собираюсь готовить его, только съем. Слушай, Вивьен…
– Что, Кит?
– Я только что узнал о Себастьяне. О его смерти. Сегодня утром по Си-Эн-Эн показали кадры поминальной службы. Мне так жаль. Ты держишься?
– Да, спасибо.
– Ты, наверное, подумала, какой я бесчувственный, не позвонил тебе. Но я просто не знал. Я живу так уединенно.
– Не нужно ничего объяснять, я поняла, что ты, наверное, сидишь у себя в мастерской безвылазно.
– Ты уверена, что с тобой все в порядке?
– Да, несомненно. Когда увидимся завтра?
– В семь – начале восьмого устроит?
– Да. Я заеду за тобой, а ты дашь мне глотнуть чего-нибудь, прежде чем я отвезу тебя в городок.
10
– Миссис Трент, вас к телефону, – сказала Фил, спускаясь по ступенькам, ведущим из библиотеки к плавательному бассейну.
– Я больше не могу, – простонала я, приподнимаясь в шезлонге. – Я и понятия не имела, что так популярна в Лормарэне.
– Это мистер Лок, – сказала она, подходя ко мне. – Он звонит из Нью-Йорка.
Я посмотрела на часы. Пятница, три тридцать у нас и, значит, в Штатах – половина десятого. Взяв у нее сотовый телефон, я включила первую линию.
– Здравствуй, Джек, я думала, ты уже в Париже.
– Привет, Вив. Я приеду. Сегодня, попозже. Сяду на французский «Конкорд». В час тридцать. Как там? Тепло и солнце, да?
– Именно так. Сижу у бассейна, расслабляюсь.
– Вив, мне звонили из полиции. Детектив Кеннелли. Десять минут назад. Потрясающе. Заключение эксперта готово.
Я стремительно выпрямилась, спустив ноги с шезлонга, изо всех сил прижимая к уху телефон.
– Ну и что? Какое заключение?
– Самоубийство. Себастьян покончил с собой. Умер от отравления барбитуратами, осложненного сверхдозой спиртного.
Я оцепенела. Затем закричала:
– Я не верю! Этого не может быть! Себастьян не мог совершить самоубийства! Это какая-то ошибка.
– Боюсь, что нет. Это заключение главного медицинского эксперта. Он покончил с собой.
– Но… но… это не может быть несчастный случай? – я хваталась за соломинку.
– Нет, Вив. Это не несчастный случай. Эксперт провел множество тестов, в экспертизу входит много всякого. Все остальные варианты исключены.
– А как же рана на лбу?
– Он умер не от нее. Его прикончили барбитураты и алкоголь. Так говорит Кеннелли.
– А почему эксперт так уверен, что это не несчастный случай? – голос у меня от волнения звучал почти как крик.
– Я же только что сказал тебе. В его крови, мозге, тканях и других органах было всего слишком много. Это могло быть приятно только с определенной целью. Нельзя оспаривать заключения токсиколога. Факты есть факты, они не могут лгать.
– Но он не мог убить себя. Себастьян не мог! – протестующе повторяла я, убежденная доводами Джека и все еще не веря ему.
– Ну как можно так говорить! – воскликнул он нетерпеливо. – Вы разошлись уже давно, Вивьен. И редко виделись в последнее время. Откуда тебе знать, что было у него в мыслях?
– Он был счастлив, – выпалила я, – очень счастлив в тот день… – Я резко остановилась, поняв, что не хочу говорить большего.
– Себастьян счастлив! – Джек хмыкнул. – Ну ты скажешь. Он никогда не был счастлив. Ни разу за всю свою жизнь. Вечно угрюмый, мрачный. Раздраженный. Брюзга и зануда. Я-то знаю. Я достаточно натерпелся от его настроений.
Меня охватил холодный гнев, мне захотелось выругать его, крикнуть, что он не прав, жесток, судит об отце неверно и несправедливо. Но я взяла себя в руки, сказала сдержанно и твердо:
– В тот день, когда мы завтракали в «Ле Рефюж», он казался счастливым. Вот что хочу сказать.
– Это в понедельник. А в субботу он покончил с собой.
– Значит, эксперт установил, что это было в субботу?
– Да. В субботу ночью. А почему он поступил так, мы никогда не узнаем. Все, что я знаю наверняка – что медицинские эксперты обычно не ошибаются.
– Я не могу в это поверить, – твердила я.
Джек сказал:
– Поверь. Случилось именно это. Самоубийство.
– Значит, твоя теория насчет грабителя рухнула, – заметила я.
– Так же, как и твоя насчет сердечного приступа или инсульта, – парировал он.
– Джек, а как полиция объяснила беспорядок в комнате? Опрокинутую лампу, кресло, разбросанные бумаги?
– Никак. Потому что они не могут сказать пока ничего определенного.
– Но ведь должна же у них быть какая-то версия? Они же занимаются такими расследованиями.
– Фантазии – не их дело. Они оперируют фактами.
– Наверное, Себастьян бродил, шатаясь, по комнате, – рассуждала я вслух, – прежде чем вышел в сад. Интересно, зачем он вышел в сад, зачем пошел к озеру. Как ты думаешь, Джек?
– Понятия не имею. Это не факты. Мы никогда не узнаем больше того, чем знаем сейчас. Слушай, мне пора двигать. К Люциане. Рассказать ей. Потом в аэропорт. Пока, малышка.
Он исчез, как всегда, прежде чем я смогла с ним проститься. Я отключила связь, опустилась в шезлонг и закрыла глаза. Мысли мои мчались галопом.
Джек привел меня в ярость. Его отношение к отцу просто ужасно. Со дня смерти Себастьяна Джек не может говорить о нем без оскорблений и грубостей. Это неуважение к памяти покойного, но делать Джеку выговор – бессмысленно. Он остался бы глух к моим словам.
Всего несколько минут тому назад он говорил со мной о смерти Себастьяна так, будто речь шла о постороннем человеке, – без всяких чувств вообще. И с полным равнодушием к моим чувствам. Холодно и бессердечно, и это чудовищно.
В Коннектикуте, как раз накануне похорон, я размышляла, не убил ли Джек своего отца. Но сразу же отбросила эту мысль. Теперь эта мысль снова вернулась ко мне. А мог ли Джек это сделать? Мог дать отцу алкоголь, смешанный с барбитуратами? Убийственная смесь, это всем известно. Разве это не убийство?
Я села, как от толчка, пытаясь поскорее прогнать эту пугающую мысль. Не может этого быть. Джек – человек тяжелый, по временам его переполняет ненависть, но он не злодей.
Сомневаюсь я и в том, что Себастьян убил себя сам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74