Я выполнил свое обещание, а ты теперь должна выполнить свое. Ведь ты убеждала меня в том, что готова заплатить любую цену за спасение дома. Разве не так?
После долгих колебаний Криста вновь обрела силы для сопротивления и мужество, без которого все ее попытки сохранить независимость будут обречены на провал.
– Ты сошел с ума! – неистово воскликнула она, вырываясь из его рук. – Я ни за что на свете не буду жить с янки!
– Даже с тем паразитом и негодяем, который помог тебе спасти свой любимый дом?
Не успела она опомниться, как он подхватил ее на руки и вошел в дом, распахнув дверь ногой. Он пересек большой холл и стал медленно подниматься по ступенькам на второй этаж, где находилась ее спальня.
– Отпусти меня! – гневно выпалила она, всеми силами вырываясь из его сильных рук. – Будь ты проклят, чертов янки! Совсем обезумели вы все, мерзавцы несчастные!
Джереми все еще не решил, что будет делать дальше. Ну, отнесет он ее в спальню, швырнет на постель, а дальше-то что? Вероятно, ничего. Вдруг он почувствовал, что вся та злость на нее и на себя, которая накапливалась весь день, стала прорываться наружу, отягощенная ее отчаянным сопротивлением и всевозможными оскорблениями в его адрес.
Поднявшись на второй этаж, он смутно заметил, что на стенах висят многочисленные портреты ее предков-аристократов. Все эти представители семьи Камерон смотрели на него со старых полотен, и, казалось, гневно осуждали за неслыханную наглость. Если бы у него под рукой было какое-нибудь старое одеяло, он без колебаний набросил бы его на все эти породистые лица.
Дверь спальни Кристы была по левую руку от лестницы. Когда он толкнул ногой дверь, она впилась острыми ногтями в его руку и расцарапала ее до крови. Она дергалась и извивалась так неистово, что в какой-то момент ему показалось, будто он несет на руках не женщину, а какого-то визжащего и невообразимо агрессивного поросенка. И самым жутким ругательством в ее устах по-прежнему оставалось слово «янки».
– Господи Иисусе! Кто мог подумать, что этот грязный янки осмелится на такую подлость! Все вы стервятники и грабители! Ненавижу янки! Вы недостойны даже презрения!
В спальне было темно, но Джереми решил, что не стоит зажигать свет. В окно заглядывал яркий диск луны, а это значит, что скоро глаза привыкнут к темноте.
Джереми пересек спальню, подошел к кровати и бросил ее на белоснежное покрывало. Только сейчас он почувствовал, что его руки исцарапаны до крови и нестерпимо зудят. Не давая ей опомниться и вскочить с постели, он быстро наклонился над ней и прижал своим телом. Ее глаза сверкнули яростной молнией.
– Ты ничем не лучше того мерзкого бородатого сержанта, который сегодня чуть было не…
– Того самого, за которого, как ты сама сказала, готова была выйти замуж? – насмешливо перебил он ее. Даже в этом слабом лунном свете он заметил, что она густо покраснела. – Я уже продал тебе свою душу и сейчас хочу посмотреть, что получил взамен. Мне интересно, как выглядит эта маленькая и совершенно неподражаемая южная мятежница. Может быть, я зря потратил на тебя свои силы и время?
Криста рванулась прочь от него и в ту же секунду поняла, что совершила непростительную ошибку. Изношенное платье затрещало по швам и осталось в его руках, и она предстала перед ним в своей единственной рубашке с узорчатыми кружевами. К сожалению, она сегодня утром решила не надевать никаких нижних юбок, включая, естественно, и корсет, так как в жаркую погоду в них было очень трудно работать в поле.
Какое-то время Джереми стоял неподвижно, уставившись на ее женские прелести. Она была очень красивой в этой рубашке в тусклом свете луны.
Его молчаливое восхищение было прервано звонкой пощечиной. Он даже попятился назад от неожиданности, потирая ладонью щеку. Все произошло так неожиданно, что сама Криста удивилась собственной смелости. Она тоже попятилась и наткнулась на лежавшее, на полу разорванное платье.
– Я… я… – пыталась она что-то сказать, потом опомнилась и громко выкрикнула: – Ты наглый и мерзкий янки! Даже настоящие супруги не обнажаются друг перед другом, а мужчины всегда отворачиваются, когда женщины хотят переодеться.
– Приличия! – нетерпеливо прервал ее Джереми со смешанным чувством негодования и любопытства. Щека все еще горела, как будто на нее вылили кипяток, в голове стоял туман от непреодолимого желания насладиться этой красивой женщиной. – Ты думаешь, что твой брат занимается любовью с моей сестрой и при этом соблюдает какие-то идиотские приличия? Надеюсь, что это не так, иначе мне остается только пожалеть ее!
Он наклонился к ней и страстно поцеловал в губы, вспомнив слова священника: «А сейчас вы можете поцеловать свою невесту».
Криста отчаянно сопротивлялась, издавая сдавленные звуки и пытаясь освободиться от его крепкого захвата.
За весь период недавней братоубийственной войны Джереми не ощущал себя более безжалостным, чем сейчас. С другой стороны, она сама напросилась на подобные неприятности, вышла за него замуж и пусть немного потерпит. Могла бы, в конце концов, ответить на его поцелуй и тем самым завершить их конфликт.
Ее губы были полными, чувственными и невероятно приятными, с легким сладковатым привкусом. Более того, он не мог не ощущать, что именно в них кроется загадочная и совершенно необузданная страсть. Она передавалась к ним из самого средоточия ее женского естества, наполняла их трепетной дрожью и могла сравниться лишь с такой же всепоглощающей ненавистью. Впрочем, это вполне могла быть не страсть, а самая что ни на есть неизбывная ненависть. Но какая, собственно говоря, разница?
Разумеется, его привлекли не только эти пухлые и чрезвычайно страстные губы. Еще когда он увидел ее в первый раз, то сразу же отметил про себя, что это необыкновенно красивая женщина. Это было потрясающим открытием, хотя он долго не мог признаться себе в том, что по-настоящему восхищен ею.
Под легкой и прозрачной рубашкой он ощущал ее трепетное молодое тело с выпуклыми формами и возбуждающими воображение линиями фигуры. Ее плоский живот и небольшой бугорок, выпиравший в самой нижней его части, ее сладковатый привкус, запах женского тела, налившиеся силой груди и трепетная пульсация всего женского естества – все это ослепляло его, поражало воображение и затуманивало и без того неясное сознание. Он уже не мог нормально думать, оценивать свои поступки и адекватно реагировать на ее протесты. От нее исходил испепеляющий жар, и справиться с ним он уже был не в состоянии.
Постепенно ее приглушенные стоны стали затихать, а резкие движения медленно превращались в более мягкие, более покладистые. Он продолжал упиваться ее губами, которые невольно открывались ему навстречу, как бы поощряя к дальнейшим действиям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
После долгих колебаний Криста вновь обрела силы для сопротивления и мужество, без которого все ее попытки сохранить независимость будут обречены на провал.
– Ты сошел с ума! – неистово воскликнула она, вырываясь из его рук. – Я ни за что на свете не буду жить с янки!
– Даже с тем паразитом и негодяем, который помог тебе спасти свой любимый дом?
Не успела она опомниться, как он подхватил ее на руки и вошел в дом, распахнув дверь ногой. Он пересек большой холл и стал медленно подниматься по ступенькам на второй этаж, где находилась ее спальня.
– Отпусти меня! – гневно выпалила она, всеми силами вырываясь из его сильных рук. – Будь ты проклят, чертов янки! Совсем обезумели вы все, мерзавцы несчастные!
Джереми все еще не решил, что будет делать дальше. Ну, отнесет он ее в спальню, швырнет на постель, а дальше-то что? Вероятно, ничего. Вдруг он почувствовал, что вся та злость на нее и на себя, которая накапливалась весь день, стала прорываться наружу, отягощенная ее отчаянным сопротивлением и всевозможными оскорблениями в его адрес.
Поднявшись на второй этаж, он смутно заметил, что на стенах висят многочисленные портреты ее предков-аристократов. Все эти представители семьи Камерон смотрели на него со старых полотен, и, казалось, гневно осуждали за неслыханную наглость. Если бы у него под рукой было какое-нибудь старое одеяло, он без колебаний набросил бы его на все эти породистые лица.
Дверь спальни Кристы была по левую руку от лестницы. Когда он толкнул ногой дверь, она впилась острыми ногтями в его руку и расцарапала ее до крови. Она дергалась и извивалась так неистово, что в какой-то момент ему показалось, будто он несет на руках не женщину, а какого-то визжащего и невообразимо агрессивного поросенка. И самым жутким ругательством в ее устах по-прежнему оставалось слово «янки».
– Господи Иисусе! Кто мог подумать, что этот грязный янки осмелится на такую подлость! Все вы стервятники и грабители! Ненавижу янки! Вы недостойны даже презрения!
В спальне было темно, но Джереми решил, что не стоит зажигать свет. В окно заглядывал яркий диск луны, а это значит, что скоро глаза привыкнут к темноте.
Джереми пересек спальню, подошел к кровати и бросил ее на белоснежное покрывало. Только сейчас он почувствовал, что его руки исцарапаны до крови и нестерпимо зудят. Не давая ей опомниться и вскочить с постели, он быстро наклонился над ней и прижал своим телом. Ее глаза сверкнули яростной молнией.
– Ты ничем не лучше того мерзкого бородатого сержанта, который сегодня чуть было не…
– Того самого, за которого, как ты сама сказала, готова была выйти замуж? – насмешливо перебил он ее. Даже в этом слабом лунном свете он заметил, что она густо покраснела. – Я уже продал тебе свою душу и сейчас хочу посмотреть, что получил взамен. Мне интересно, как выглядит эта маленькая и совершенно неподражаемая южная мятежница. Может быть, я зря потратил на тебя свои силы и время?
Криста рванулась прочь от него и в ту же секунду поняла, что совершила непростительную ошибку. Изношенное платье затрещало по швам и осталось в его руках, и она предстала перед ним в своей единственной рубашке с узорчатыми кружевами. К сожалению, она сегодня утром решила не надевать никаких нижних юбок, включая, естественно, и корсет, так как в жаркую погоду в них было очень трудно работать в поле.
Какое-то время Джереми стоял неподвижно, уставившись на ее женские прелести. Она была очень красивой в этой рубашке в тусклом свете луны.
Его молчаливое восхищение было прервано звонкой пощечиной. Он даже попятился назад от неожиданности, потирая ладонью щеку. Все произошло так неожиданно, что сама Криста удивилась собственной смелости. Она тоже попятилась и наткнулась на лежавшее, на полу разорванное платье.
– Я… я… – пыталась она что-то сказать, потом опомнилась и громко выкрикнула: – Ты наглый и мерзкий янки! Даже настоящие супруги не обнажаются друг перед другом, а мужчины всегда отворачиваются, когда женщины хотят переодеться.
– Приличия! – нетерпеливо прервал ее Джереми со смешанным чувством негодования и любопытства. Щека все еще горела, как будто на нее вылили кипяток, в голове стоял туман от непреодолимого желания насладиться этой красивой женщиной. – Ты думаешь, что твой брат занимается любовью с моей сестрой и при этом соблюдает какие-то идиотские приличия? Надеюсь, что это не так, иначе мне остается только пожалеть ее!
Он наклонился к ней и страстно поцеловал в губы, вспомнив слова священника: «А сейчас вы можете поцеловать свою невесту».
Криста отчаянно сопротивлялась, издавая сдавленные звуки и пытаясь освободиться от его крепкого захвата.
За весь период недавней братоубийственной войны Джереми не ощущал себя более безжалостным, чем сейчас. С другой стороны, она сама напросилась на подобные неприятности, вышла за него замуж и пусть немного потерпит. Могла бы, в конце концов, ответить на его поцелуй и тем самым завершить их конфликт.
Ее губы были полными, чувственными и невероятно приятными, с легким сладковатым привкусом. Более того, он не мог не ощущать, что именно в них кроется загадочная и совершенно необузданная страсть. Она передавалась к ним из самого средоточия ее женского естества, наполняла их трепетной дрожью и могла сравниться лишь с такой же всепоглощающей ненавистью. Впрочем, это вполне могла быть не страсть, а самая что ни на есть неизбывная ненависть. Но какая, собственно говоря, разница?
Разумеется, его привлекли не только эти пухлые и чрезвычайно страстные губы. Еще когда он увидел ее в первый раз, то сразу же отметил про себя, что это необыкновенно красивая женщина. Это было потрясающим открытием, хотя он долго не мог признаться себе в том, что по-настоящему восхищен ею.
Под легкой и прозрачной рубашкой он ощущал ее трепетное молодое тело с выпуклыми формами и возбуждающими воображение линиями фигуры. Ее плоский живот и небольшой бугорок, выпиравший в самой нижней его части, ее сладковатый привкус, запах женского тела, налившиеся силой груди и трепетная пульсация всего женского естества – все это ослепляло его, поражало воображение и затуманивало и без того неясное сознание. Он уже не мог нормально думать, оценивать свои поступки и адекватно реагировать на ее протесты. От нее исходил испепеляющий жар, и справиться с ним он уже был не в состоянии.
Постепенно ее приглушенные стоны стали затихать, а резкие движения медленно превращались в более мягкие, более покладистые. Он продолжал упиваться ее губами, которые невольно открывались ему навстречу, как бы поощряя к дальнейшим действиям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116