В устах Моцарта все звучало прекрасно. Он все умел выразить красиво. Форма и содержание у него всегда были едины.
– Но Мюллер рассказывал, что Сальери всячески препятствовал постановке «Так поступают все».
– С этой оперой у нас не было трудностей. Я их все разрешил. Как только я догадался, что вокруг нас плетут интриги, я тут же положил им конец. Другое дело «Фигаро». Большинству знатных вельмож не нравился сюжет. Вы знаете эту оперу?
– Только из уст Мюллера. Я никогда ее не слыхал.
– Ах, я забыл, – презрительно произнес да Понте, – забыл, что ни одно произведение да Понте и Моцарта в Америке неизвестно. «Свадьба Фигаро» – чудесная опера!
– Мюллер говорил…
Да Понте перебил Джэсона:
– Не придавайте значения его словам. Мюллер уже старик, память ему изменяет.
Джэсон не стал напоминать да Понте, что сам-то он на год старше Мюллера.
– Мой муж убежден, – заявила Дебора, – что Сальери отравил Моцарта.
– Я просто допускаю, что это не лишено вероятности, – уточнил Джэсон. – По этой причине я и приехал сюда и жажду узнать ваше мнение, синьор да Понте.
– Сальери был моим лучшим другом. До тех пор, пока мы не поссорились. Он представил меня венской публике и императору. Я писал либретто к его лучшим операм. Но чтобы он отравил Моцарта – никогда! Риск был слишком очевиден.
– Сальери, говорят, признался на исповеди, что отравил Моцарта.
– Сальери не мог ни в чем признаться. Это противно его натуре.
Сознавая, что сейчас решится его судьба, Джэсон с отчаянием в голосе спросил:
– Вы уверены, синьор да Понте, что Сальери не интриговал против Моцарта?
– В те времена каждый человек в Вене интриговал против кого-нибудь.
– Даже Моцарт?
– А чем он отличался от других?
– Но внезапность его смерти? То, что его тело исчезло при столь таинственных обстоятельствах? А теперь – признание Сальери? Разве не приходится всему этому удивляться?
– На мою долю выпали куда более тяжкие испытания. Не печальтесь о Моцарте. Вот уже долгие годы, как его душа обрела покой, а мне приходится жить под бременем тяжких воспоминаний.
Позабыв о Моцарте, да Понте принялся рассказывать о себе, но Джэсон больше не слушал.
Этот почтенный да Понте полон самомнения, он раб собственного тщеславия, подумал Джэсон и прервал речь да Понте, чтобы остановить бесконечный поток славословия.
– Спасибо, синьор, за ваш рассказ. Нам пора. – Видно, впереди их ждет еще немало подобных разочарований, решил Джэсон.
У двери да Понте их остановил.
– Я пойду с вами, господин Отис.
– С нами? Куда же?
– В кофейню. Там мы сможем спокойно поговорить. Кто знает, может быть, за нами кто-нибудь следит. Мы с Моцартом часто ходили в кофейню, когда нужно было поговорить о делах. Береженого бог бережет.
– Но вы сказали, синьор, что Сальери ничего не замышлял против Моцарта.
– Я не верю, что Сальери имеет какое-то отношение к смерти Моцарта. Но Сальери не был его другом. Как и моим, – подчеркнул он, – особенно под конец наших отношений. – Почтительно, словно королеву, да Понте взял под руку Дебору и проводил ее до дверей. – Мне кажется, госпожа Отис утомилась и с удовольствием посидит в хорошей кофейне. Уверен, вам будет небезынтересно узнать, как Сальери лез из кожи вон, чтобы сорвать постановку «Фигаро». И добился бы своего, не окажи я ему сопротивления.
– Эта опера была самым большим вашим успехом? – спросил Джэсон.
– Многие знатоки отдавали предпочтение «Дон Жуану». Самому императору больше всего нравилась опера «Редкая вещь», либретто к которой я написал для Мартин-и-Солера. В «Редкой вещи» впервые танцевали вальс. – Да Понте окликнул кучера. И помогая им сесть в карету, галантно разыгрывая роль хозяина, задумчиво произнес:
– Со смерти Моцарта прошло почти тридцать три года – он умер в 1791, а в Америке так и не поставили ни одной его оперы. В Вене, наверное, слагают теперь о нем легенды.
7. «Свадьба Фигаро»
Да Понте отдал приказание кучеру, и через пять минут карета остановилась у кофейни. Предоставив Джэсону расплачиваться, да Понте помог Деборе выйти из экипажа. Здание кофейни было красивым, с отдельным входом для дам. В дверях да Понте понизил голос до шепота:
– Хозяин сего заведения – мой соотечественник, итальянец. Нельзя сказать, чтобы я ему слишком доверял – он вечно старается переманить у меня учеников и постояльцев для своего брата, который мнит себя знатоком Италии. Но кухня и вина здесь лучшие в Нью-Йорке.
Беспрестанно оглядываясь, чтобы удостовериться, нет ли за ним слежки, да Понте провел их в маленькую пустую залу в глубине. Джэсон предложил либреттисту быть их гостем и тот с готовностью согласился.
– Сейчас мы с вами на Бродвее, в центре Нью-Йорка и можем говорить со всей откровенностью, – сказал да Понте. – Как чудесно встретить таких очаровательных людей. Вы, должно быть, тоже принадлежите к миру искусства, господин Отис!
– Я музыкант.
– В часы досуга, – добавила Дебора. – Муж служит в банке моего отца.
Дебора всегда останется верна себе, сердито подумал Джэсон. Стоило ему объявить себя музыкантом, как она незамедлительно вносила поправку, портя ему настроение. Он проговорил, стараясь скрыть раздражение:
– Я взял отпуск, хочу заняться в Европе изучением музыки.
– Вы к тому же и композитор, господин Отис?
– Да. Я автор Собрания духовной музыки Бостонского Общества Генделя и Гайдна. Возможно, вы о нем слыхали. Эту музыку исполняют в здешних церквах.
– Конечно, слыхал. Вы черпали вдохновение в духовной музыке Генделя и Гайдна. Вам посчастливилось, госпожа Отис, обрести столь трудолюбивого мужа. Не всякому дано умение заимствовать у кого следует.
– Разве это достоинство? – отозвалась Дебора. – Вспомните о Моцарте. Он умер нищим. И был брошен в общую могилу.
– Но я не Моцарт! – возразил Джэсон.
Неужели она не может взять в толк, что если он пытается выяснить темные места в биографии Моцарта, то по важной причине: у Моцарта отняли много лет деятельной жизни. Она слишком уверена в правоте своих суждений, однако ей еще придется раскаяться в своем скептицизме, решил Джэсон. И хотя Дебора, стараясь загладить свою ошибку, лучезарно улыбалась, Джэсон продолжал на нее сердиться.
– Дело в том, синьор да Понте, что Общество решило предложить Бетховену заказ на ораторию, и мне оказана честь лично передать ему этот заказ, – пояснил Джэсон.
– Я не знаком с Бетховеном. Он был мальчиком в те времена, когда я занимал пост придворного поэта его императорского величества. В Вене во всех кофейных есть биллиарды, – продолжал да Понте. – Известно ли вам, что Моцарт любил биллиард и был искусным игроком? Он утверждал, что эта игра развивает подвижность пальцев. Но, в первую очередь, он, конечно, был прекрасным пианистом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
– Но Мюллер рассказывал, что Сальери всячески препятствовал постановке «Так поступают все».
– С этой оперой у нас не было трудностей. Я их все разрешил. Как только я догадался, что вокруг нас плетут интриги, я тут же положил им конец. Другое дело «Фигаро». Большинству знатных вельмож не нравился сюжет. Вы знаете эту оперу?
– Только из уст Мюллера. Я никогда ее не слыхал.
– Ах, я забыл, – презрительно произнес да Понте, – забыл, что ни одно произведение да Понте и Моцарта в Америке неизвестно. «Свадьба Фигаро» – чудесная опера!
– Мюллер говорил…
Да Понте перебил Джэсона:
– Не придавайте значения его словам. Мюллер уже старик, память ему изменяет.
Джэсон не стал напоминать да Понте, что сам-то он на год старше Мюллера.
– Мой муж убежден, – заявила Дебора, – что Сальери отравил Моцарта.
– Я просто допускаю, что это не лишено вероятности, – уточнил Джэсон. – По этой причине я и приехал сюда и жажду узнать ваше мнение, синьор да Понте.
– Сальери был моим лучшим другом. До тех пор, пока мы не поссорились. Он представил меня венской публике и императору. Я писал либретто к его лучшим операм. Но чтобы он отравил Моцарта – никогда! Риск был слишком очевиден.
– Сальери, говорят, признался на исповеди, что отравил Моцарта.
– Сальери не мог ни в чем признаться. Это противно его натуре.
Сознавая, что сейчас решится его судьба, Джэсон с отчаянием в голосе спросил:
– Вы уверены, синьор да Понте, что Сальери не интриговал против Моцарта?
– В те времена каждый человек в Вене интриговал против кого-нибудь.
– Даже Моцарт?
– А чем он отличался от других?
– Но внезапность его смерти? То, что его тело исчезло при столь таинственных обстоятельствах? А теперь – признание Сальери? Разве не приходится всему этому удивляться?
– На мою долю выпали куда более тяжкие испытания. Не печальтесь о Моцарте. Вот уже долгие годы, как его душа обрела покой, а мне приходится жить под бременем тяжких воспоминаний.
Позабыв о Моцарте, да Понте принялся рассказывать о себе, но Джэсон больше не слушал.
Этот почтенный да Понте полон самомнения, он раб собственного тщеславия, подумал Джэсон и прервал речь да Понте, чтобы остановить бесконечный поток славословия.
– Спасибо, синьор, за ваш рассказ. Нам пора. – Видно, впереди их ждет еще немало подобных разочарований, решил Джэсон.
У двери да Понте их остановил.
– Я пойду с вами, господин Отис.
– С нами? Куда же?
– В кофейню. Там мы сможем спокойно поговорить. Кто знает, может быть, за нами кто-нибудь следит. Мы с Моцартом часто ходили в кофейню, когда нужно было поговорить о делах. Береженого бог бережет.
– Но вы сказали, синьор, что Сальери ничего не замышлял против Моцарта.
– Я не верю, что Сальери имеет какое-то отношение к смерти Моцарта. Но Сальери не был его другом. Как и моим, – подчеркнул он, – особенно под конец наших отношений. – Почтительно, словно королеву, да Понте взял под руку Дебору и проводил ее до дверей. – Мне кажется, госпожа Отис утомилась и с удовольствием посидит в хорошей кофейне. Уверен, вам будет небезынтересно узнать, как Сальери лез из кожи вон, чтобы сорвать постановку «Фигаро». И добился бы своего, не окажи я ему сопротивления.
– Эта опера была самым большим вашим успехом? – спросил Джэсон.
– Многие знатоки отдавали предпочтение «Дон Жуану». Самому императору больше всего нравилась опера «Редкая вещь», либретто к которой я написал для Мартин-и-Солера. В «Редкой вещи» впервые танцевали вальс. – Да Понте окликнул кучера. И помогая им сесть в карету, галантно разыгрывая роль хозяина, задумчиво произнес:
– Со смерти Моцарта прошло почти тридцать три года – он умер в 1791, а в Америке так и не поставили ни одной его оперы. В Вене, наверное, слагают теперь о нем легенды.
7. «Свадьба Фигаро»
Да Понте отдал приказание кучеру, и через пять минут карета остановилась у кофейни. Предоставив Джэсону расплачиваться, да Понте помог Деборе выйти из экипажа. Здание кофейни было красивым, с отдельным входом для дам. В дверях да Понте понизил голос до шепота:
– Хозяин сего заведения – мой соотечественник, итальянец. Нельзя сказать, чтобы я ему слишком доверял – он вечно старается переманить у меня учеников и постояльцев для своего брата, который мнит себя знатоком Италии. Но кухня и вина здесь лучшие в Нью-Йорке.
Беспрестанно оглядываясь, чтобы удостовериться, нет ли за ним слежки, да Понте провел их в маленькую пустую залу в глубине. Джэсон предложил либреттисту быть их гостем и тот с готовностью согласился.
– Сейчас мы с вами на Бродвее, в центре Нью-Йорка и можем говорить со всей откровенностью, – сказал да Понте. – Как чудесно встретить таких очаровательных людей. Вы, должно быть, тоже принадлежите к миру искусства, господин Отис!
– Я музыкант.
– В часы досуга, – добавила Дебора. – Муж служит в банке моего отца.
Дебора всегда останется верна себе, сердито подумал Джэсон. Стоило ему объявить себя музыкантом, как она незамедлительно вносила поправку, портя ему настроение. Он проговорил, стараясь скрыть раздражение:
– Я взял отпуск, хочу заняться в Европе изучением музыки.
– Вы к тому же и композитор, господин Отис?
– Да. Я автор Собрания духовной музыки Бостонского Общества Генделя и Гайдна. Возможно, вы о нем слыхали. Эту музыку исполняют в здешних церквах.
– Конечно, слыхал. Вы черпали вдохновение в духовной музыке Генделя и Гайдна. Вам посчастливилось, госпожа Отис, обрести столь трудолюбивого мужа. Не всякому дано умение заимствовать у кого следует.
– Разве это достоинство? – отозвалась Дебора. – Вспомните о Моцарте. Он умер нищим. И был брошен в общую могилу.
– Но я не Моцарт! – возразил Джэсон.
Неужели она не может взять в толк, что если он пытается выяснить темные места в биографии Моцарта, то по важной причине: у Моцарта отняли много лет деятельной жизни. Она слишком уверена в правоте своих суждений, однако ей еще придется раскаяться в своем скептицизме, решил Джэсон. И хотя Дебора, стараясь загладить свою ошибку, лучезарно улыбалась, Джэсон продолжал на нее сердиться.
– Дело в том, синьор да Понте, что Общество решило предложить Бетховену заказ на ораторию, и мне оказана честь лично передать ему этот заказ, – пояснил Джэсон.
– Я не знаком с Бетховеном. Он был мальчиком в те времена, когда я занимал пост придворного поэта его императорского величества. В Вене во всех кофейных есть биллиарды, – продолжал да Понте. – Известно ли вам, что Моцарт любил биллиард и был искусным игроком? Он утверждал, что эта игра развивает подвижность пальцев. Но, в первую очередь, он, конечно, был прекрасным пианистом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107