– воскликнул Лонго игривым тоном. – Вот до чего мы додумались! Сделку захотели заключить.
– О чем это вы? О какой такой сделке?
– А о такой, которая вытащит тебя из тюрьмы.
Нижняя губа Андермана задрожала, но он взял себя в руки и произнес:
– Я вас внимательно слушаю.
– Вот тебе намек. Она наверняка с Фонтэйном.
– Но он – невидимка.
– Только для нас, – сказал Лонго.
– Что вы имеете в виду?
– Фонтэйн – уголовник. Ты имеешь дело с уголовниками. Поговори с ними, попроси их покрутиться и разнюхать. Кто-то да знает, где они прячутся.
– Хорошо, – сказал Андерман. – Пожалуй, я могу попробовать.
– Ты его найдешь?
– Попытаюсь.
– Этого недостаточно.
– Ладно. Найду.
– Значит, договорились?
Адвокат кивнул – казалось, он весь как-то сжался.
А у входа уже бесновались телевизионщики, их яркий фургон перегородил подъездную дорожку. Полицейских же машин, которых по рации вызвал Лонго, нигде видно не было.
Пока Лонго переругивался с репортерами, Валентайн выманил Хиггинса на кухню. Положив ему руку на плечо, Валентайн постарался утешить старого друга:
– Я такой идиотской полицейской операции еще никогда в жизни не видел.
– Да уж, Лонго определенно умом не блещет, – признал Хиггинс. – Как ты полагаешь, Андерман действительно в этом замешан?
– Да конечно же нет, – ответил Валентайн.
– Почему ты так в этом уверен?
– А зачем ему вся эта история? Он и так богат, как Крез. Нола и его подставила.
– Ты думаешь, это она организовала собственное похищение?
– Нет, это сделал Сонни. Правда, Нола все равно замешана. Должна быть замешана.
Хиггинс и Валентайн стояли в дверях и наблюдали за Лонго и Андерманом. Толстый лейтенант протянул руку, и адвокат послушно пожал ее, скрепив сделку.
– Вот сволочь, – сказал Валентайн.
– А ты никогда не выкручивал руки подозреваемому? – спросил Хиггинс.
Нет, такого он никогда не делал. А еще он никогда не лгал в суде под присягой, и взяток не брал, и мертвых не грабил. Поэтому по сегодняшним стандартам он мог считаться старомодным болваном, в чем он никогда не боялся признаться.
– Никогда, – ответил Валентайн.
– Значит, ты лучше меня, – сказал Хиггинс.
– Я не это имел в виду, Билл.
– Я знаю, что ты имел в виду. Подвезти тебя до города?
– Я поеду с Ником. Но все равно спасибо.
Валентайн сидел в «Кадиллаке» рядом с Ником, и раскаленный воздух из вентилятора дул им прямо в лица. Сердце у него колотилось так, что он решил проверить пульс по часам на приборной доске. Девяносто четыре удара в минуту. Вот почему полицейские уходят в отставку довольно молодыми: эта работа отнимает все здоровье. Нику тоже было не по себе, и всю дорогу он что-то бормотал себе под нос. Уайли, все еще облаченный в чужой халат, сидел сзади.
Валентайн мрачно созерцал унылый пейзаж и мечтал поскорее вернуться домой. Здесь всегда жили и будут жить по совершенно иным законам. Этот город и эти казино были построены гангстерами и бутлегерами, и хотя мафию вроде бы отсюда выперли, но образ мыслей и само поведение здешних обитателей изменились мало. Городом по-прежнему правили люди, жалости не ведающие, и в нем по-прежнему жили мелкие разбойники вроде Ника и тупоголовые и коррумпированные полицейские вроде Лонго.
Сначала Ник притормозил возле дома Уайли, чтобы тот мог переодеться. Питбосс выбрался из машины и поскакал по лужайке – встроенная система орошения выстрелила очередную струю, которая угодила прямо под халат, отчего тот распахнулся. В дверях возникла жена Уайли, крупная блондинка в обтягивающих леггинсах из лайкры. Она ткнула пальцем в халат и громко потребовала объяснений. В тот же миг из гаража показались две приемные дочки Уайли в крошечных купальничках-бикини. Они показывали на своего отчима пальцем и хохотали как безумные. Валентайн закашлялся: он еще никогда не видел девчушек, одетых словно уличные проститутки.
Ник печально покачал головой:
– Кто-то сказал, что главный враг любви – это брак.
– По-моему, это Фрэнк Синатра сказал.
– Старый добрый Фрэнк? Да, Синатра знал толк в дамочках.
– Он ведь тоже был женат раз сто?
– Четыре или пять раз, – сказал Ник. – Ну и что такого?
Валентайн пожал плечами. Ник был последним, с кем он хотел бы делиться соображениями о ценностях моногамии. Никто никогда не утверждал, что в браке все так уж просто и безоблачно или что растить детей – одно удовольствие, но все равно женишься и детей растишь, потому что на самом деле никто не придумал ничего лучшего. И Валентайн мысленно записал на счет Уайли несколько дополнительных очков – ему-то определенно приходится тяжелее многих.
В конце концов беднягу Уайли запустили в дом, хамский гогот стих. Ник, повернувшись к Валентайну, спросил:
– Вы позволите задать вам личный вопрос?
– Валяйте.
– Я заметил, что вы не пьете спиртного. Вы алкоголик?
– Мой старик был алкоголиком, – ответил Валентайн. – И я поклялся, что никогда не прикоснусь к спиртному.
– И так никогда и не прикасались?
– Нет.
– Уважаю непьющих, – признался Ник. – Это дело здорово мне жизнь подпортило. А у вашего отца бывала белая горячка?
– Случалось.
– И вам приходилось с ним возиться?
Валентайн помолчал. К чему его работодатель затеял этот разговор? Приходилось возиться? Если это называется «возиться», то да. Разыскивать отца по всему Атлантик-Сити, без конца платить за него залоги, чтобы вытаскивать из тюрьмы, укладывать его в клинику на лечение… А он продолжал лакать эту дрянь, скатываясь все ниже и ниже, пока виски не доконало его.
Прокашлявшись, он коротко ответил:
– Нет.
Теперь уже Ник нервно закашлялся. Валентайн посмотрел на свои часы, потом на часы на приборной доске, потом глянул в окно.
– Не хотите по-быстрому срубить пять штук? – спросил Ник.
– Сверх того, что вы уже мне должны?
– А сколько я вам должен?
– Две тысячи.
Ник вытащил из кармана свернутые рулоном банкноты и отсчитал двадцать сотенных. Протянув их Валентайну, сказал:
– Сверх вот этого.
– Что вы хотите, чтобы я сделал? Ник колебался:
– Это может показаться довольно странным предложением.
– Не стесняйтесь.
– Я хочу, чтобы вы нашли Нолу.
– А я думал, что вы рады от нее избавиться.
– Я передумал.
– Ник, она ненавидит вас лютой ненавистью.
Ник смотрел прямо перед собой. Потом сглотнул комок в горле и сказал:
– Знаю.
– А еще она на самом деле виновата. Ник снова сглотнул:
– Возможно.
– Она что, действительно вас за живое тронула?
– Я сам до этого дошел.
– Это как же?
– На меня снизошло прозрение, – пояснил Ник.
Прозрения снисходили на Ника с завидной регулярностью. Первое случилось с ним, когда ему едва сравнялось шестнадцать, и, как ни странно, во время религиозного праздника Богоявления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
– О чем это вы? О какой такой сделке?
– А о такой, которая вытащит тебя из тюрьмы.
Нижняя губа Андермана задрожала, но он взял себя в руки и произнес:
– Я вас внимательно слушаю.
– Вот тебе намек. Она наверняка с Фонтэйном.
– Но он – невидимка.
– Только для нас, – сказал Лонго.
– Что вы имеете в виду?
– Фонтэйн – уголовник. Ты имеешь дело с уголовниками. Поговори с ними, попроси их покрутиться и разнюхать. Кто-то да знает, где они прячутся.
– Хорошо, – сказал Андерман. – Пожалуй, я могу попробовать.
– Ты его найдешь?
– Попытаюсь.
– Этого недостаточно.
– Ладно. Найду.
– Значит, договорились?
Адвокат кивнул – казалось, он весь как-то сжался.
А у входа уже бесновались телевизионщики, их яркий фургон перегородил подъездную дорожку. Полицейских же машин, которых по рации вызвал Лонго, нигде видно не было.
Пока Лонго переругивался с репортерами, Валентайн выманил Хиггинса на кухню. Положив ему руку на плечо, Валентайн постарался утешить старого друга:
– Я такой идиотской полицейской операции еще никогда в жизни не видел.
– Да уж, Лонго определенно умом не блещет, – признал Хиггинс. – Как ты полагаешь, Андерман действительно в этом замешан?
– Да конечно же нет, – ответил Валентайн.
– Почему ты так в этом уверен?
– А зачем ему вся эта история? Он и так богат, как Крез. Нола и его подставила.
– Ты думаешь, это она организовала собственное похищение?
– Нет, это сделал Сонни. Правда, Нола все равно замешана. Должна быть замешана.
Хиггинс и Валентайн стояли в дверях и наблюдали за Лонго и Андерманом. Толстый лейтенант протянул руку, и адвокат послушно пожал ее, скрепив сделку.
– Вот сволочь, – сказал Валентайн.
– А ты никогда не выкручивал руки подозреваемому? – спросил Хиггинс.
Нет, такого он никогда не делал. А еще он никогда не лгал в суде под присягой, и взяток не брал, и мертвых не грабил. Поэтому по сегодняшним стандартам он мог считаться старомодным болваном, в чем он никогда не боялся признаться.
– Никогда, – ответил Валентайн.
– Значит, ты лучше меня, – сказал Хиггинс.
– Я не это имел в виду, Билл.
– Я знаю, что ты имел в виду. Подвезти тебя до города?
– Я поеду с Ником. Но все равно спасибо.
Валентайн сидел в «Кадиллаке» рядом с Ником, и раскаленный воздух из вентилятора дул им прямо в лица. Сердце у него колотилось так, что он решил проверить пульс по часам на приборной доске. Девяносто четыре удара в минуту. Вот почему полицейские уходят в отставку довольно молодыми: эта работа отнимает все здоровье. Нику тоже было не по себе, и всю дорогу он что-то бормотал себе под нос. Уайли, все еще облаченный в чужой халат, сидел сзади.
Валентайн мрачно созерцал унылый пейзаж и мечтал поскорее вернуться домой. Здесь всегда жили и будут жить по совершенно иным законам. Этот город и эти казино были построены гангстерами и бутлегерами, и хотя мафию вроде бы отсюда выперли, но образ мыслей и само поведение здешних обитателей изменились мало. Городом по-прежнему правили люди, жалости не ведающие, и в нем по-прежнему жили мелкие разбойники вроде Ника и тупоголовые и коррумпированные полицейские вроде Лонго.
Сначала Ник притормозил возле дома Уайли, чтобы тот мог переодеться. Питбосс выбрался из машины и поскакал по лужайке – встроенная система орошения выстрелила очередную струю, которая угодила прямо под халат, отчего тот распахнулся. В дверях возникла жена Уайли, крупная блондинка в обтягивающих леггинсах из лайкры. Она ткнула пальцем в халат и громко потребовала объяснений. В тот же миг из гаража показались две приемные дочки Уайли в крошечных купальничках-бикини. Они показывали на своего отчима пальцем и хохотали как безумные. Валентайн закашлялся: он еще никогда не видел девчушек, одетых словно уличные проститутки.
Ник печально покачал головой:
– Кто-то сказал, что главный враг любви – это брак.
– По-моему, это Фрэнк Синатра сказал.
– Старый добрый Фрэнк? Да, Синатра знал толк в дамочках.
– Он ведь тоже был женат раз сто?
– Четыре или пять раз, – сказал Ник. – Ну и что такого?
Валентайн пожал плечами. Ник был последним, с кем он хотел бы делиться соображениями о ценностях моногамии. Никто никогда не утверждал, что в браке все так уж просто и безоблачно или что растить детей – одно удовольствие, но все равно женишься и детей растишь, потому что на самом деле никто не придумал ничего лучшего. И Валентайн мысленно записал на счет Уайли несколько дополнительных очков – ему-то определенно приходится тяжелее многих.
В конце концов беднягу Уайли запустили в дом, хамский гогот стих. Ник, повернувшись к Валентайну, спросил:
– Вы позволите задать вам личный вопрос?
– Валяйте.
– Я заметил, что вы не пьете спиртного. Вы алкоголик?
– Мой старик был алкоголиком, – ответил Валентайн. – И я поклялся, что никогда не прикоснусь к спиртному.
– И так никогда и не прикасались?
– Нет.
– Уважаю непьющих, – признался Ник. – Это дело здорово мне жизнь подпортило. А у вашего отца бывала белая горячка?
– Случалось.
– И вам приходилось с ним возиться?
Валентайн помолчал. К чему его работодатель затеял этот разговор? Приходилось возиться? Если это называется «возиться», то да. Разыскивать отца по всему Атлантик-Сити, без конца платить за него залоги, чтобы вытаскивать из тюрьмы, укладывать его в клинику на лечение… А он продолжал лакать эту дрянь, скатываясь все ниже и ниже, пока виски не доконало его.
Прокашлявшись, он коротко ответил:
– Нет.
Теперь уже Ник нервно закашлялся. Валентайн посмотрел на свои часы, потом на часы на приборной доске, потом глянул в окно.
– Не хотите по-быстрому срубить пять штук? – спросил Ник.
– Сверх того, что вы уже мне должны?
– А сколько я вам должен?
– Две тысячи.
Ник вытащил из кармана свернутые рулоном банкноты и отсчитал двадцать сотенных. Протянув их Валентайну, сказал:
– Сверх вот этого.
– Что вы хотите, чтобы я сделал? Ник колебался:
– Это может показаться довольно странным предложением.
– Не стесняйтесь.
– Я хочу, чтобы вы нашли Нолу.
– А я думал, что вы рады от нее избавиться.
– Я передумал.
– Ник, она ненавидит вас лютой ненавистью.
Ник смотрел прямо перед собой. Потом сглотнул комок в горле и сказал:
– Знаю.
– А еще она на самом деле виновата. Ник снова сглотнул:
– Возможно.
– Она что, действительно вас за живое тронула?
– Я сам до этого дошел.
– Это как же?
– На меня снизошло прозрение, – пояснил Ник.
Прозрения снисходили на Ника с завидной регулярностью. Первое случилось с ним, когда ему едва сравнялось шестнадцать, и, как ни странно, во время религиозного праздника Богоявления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76