да отчего же не сказать?! Мы убьем время: мне вот не хотелось спать, я и пришел поболтать с вами! Говорить о глупостях или о чем-либо другом, не все ли равно?
— Вы станете смеяться надо мной, и будете правы, сеньор, если я вам скажу, что мне сейчас взбрело в голову.
— Почем знать? Иногда самые безумные мысли оказываются очень дельными.
— Мы, канадцы, суеверны, сеньор!
— Что вы этим хотите сказать?
— А то, что в большинстве случаев мы думаем не так, как другие.
— Чтобы я мог ответить, Кастор, мой дорогой друг, мне нужно узнать хотя бы некоторые из этих мыслей.
— Вы правы, сеньор; да собственно говоря, отчего бы мне и не сказать вам, что меня мучит? Если вы и посмеетесь надо мной, беда не велика.
— Я не имею привычки смеяться над людьми, которых уважаю, Кастор! Насмешка всегда зла, и она оставляет неизлечимые раны. Я могу иногда шутить, но и то в известной мере, не затрагивая самолюбия моих друзей.
— О! Хорошо; дело совсем простое, сеньор. Когда вы подошли сюда, я думал о нашем путешествии, совершаемом в исключительных условиях: целых две недели нам, по-видимому, не угрожало никакой опасности.
— Совершенно верно, охотник! Что же вы думали по этому поводу?
— Я думал, сеньор, что это неестественно, нелогично, чтобы в таких опасных местах дело происходило бы именно так.
— Ну и что же, по-вашему?
— Ну, я и говорил сам себе, что остающиеся четыре мили до Охо-де-Агуа нам не удастся пройти так же спокойно, что те опасности, которые мы пока миновали, обрушатся на нас разом, совсем неожиданно, и что не далее, как завтра, не дойдя до асиенды, мы попадем в какую-нибудь западню, из которой нам не легко будет выбраться невредимыми.
— Так вот какие мысли пришли вам в голову, Кастор! — вскричал дон Порфирио в волнении.
— Да, сеньор, а теперь зовите меня ясновидцем, смейтесь надо мной, сколько угодно, я не рассержусь.
— Сохрани меня Бог смеяться над вами, Кастор, тем более, что я сам разделяю ваши мысли.
— Вы думаете то же, сеньор?
— Я неверно выражаюсь; вы действительно одарены предвидением, так как почувствовали, угадали те опасности, которым мы действительно подвергаемся.
— Я вас не понимаю, сеньор.
— Я сейчас объяснюсь; вас не удивило, что я распорядился остаться здесь на ночь?
— Конечно, удивило, сеньор, тем более что еще сегодня утром вы говорили, что остановок нигде не будет до самой асиенды, мы прибудем к десяти или одиннадцати часам вечера.
— Вы не догадываетесь, отчего я изменил мнение?
— Право, нет, сеньор, я даже не пробовал понять, отчего вы так поступаете. Разве вы не хозяин и не свободны действовать, как находите нужным без того, чтобы в этом доискивались какой-либо причины?
— Меня заставило остановиться в пресидио письмо. Вот оно. Прочтите его, и вы сознаетесь, что ваше предчувствие не обмануло вас.
— Сеньор! — сказал он, отталкивая бумагу, которую ему протягивал дон Порфирио.
— Прочтите это письмо, мой друг. Я не хочу иметь от вас секретов.
— Раз вы этого хотите, пусть будет по-вашему, сеньор. — И охотник быстро пробежал записку.
— Какие ужасные новости, — сказал он, возвращая ее обратно.
— Вы видите, вы почти угадали их!
— Правда!
— Что же нам делать?
— Принять предосторожность, черт побери.
— Но каким образом?
В это мгновение поблизости послышался выстрел.
— К оружию, ребята! — закричал Кастор, вскочив одним прыжком, с ружьем в руке.
В одну минуту весь лагерь был на ногах, каждый занял свой пост, готовый к сражению.
Кастор собирался послать двух-трех охотников на разведку, узнать причину тревоги, как послышался стук копыт, скачущей галопом лошади.
— Hola, не стреляйте! Я ваш друг, Пепе Ортис, везу новости.
Это был действительно голос честного малого, который все узнали.
Кастор повернулся к дону Порфирио и, нагнувшись к его уху, тихо проговорил:
— Мне кажется, вот кто нам даст добрый совет.
— Дай Бог! — проговорил дон Порфирио так же тихо. — Он подоспел как нельзя более кстати.
Вскоре увидели молодого человека, несущегося во весь дух; в одну секунду ему освободили проход к укреплениям.
— Благодарю, кабальерос, — весело проговорил он, — еще немного места, пожалуйста!
Схватив какую-то бесформенную массу, висевшую поперек шеи его лошади, он сбросил ее на землю, где она подпрыгнула, издавши глухой шум.
— Valgame Dios! — вскричал дон Порфирио, отодвигаясь в ужасе. — Что это? Никак труп?
— Да, труп шпиона. Он изволил выстрелить в проходе, я с ним поиграл в прятки около часа, но, как видите, мне удалось очистить дорогу. Я привез его, чтобы как-нибудь узнать, откуда он взялся; может быть, его кто-нибудь и узнает.
И он спокойно соскочил на землю.
ГЛАВА V. Каким образом охотники перешли Марфильское ущелье
а площади началась невообразимая суматоха. Стрелки, охотники, женщины, дети, старики — все в один миг столпились около трупа, лежащего на земле при входе в бивуак, где Пепе Ортис сбросил его, не стесняясь. Каждый проталкивался вперед, чтобы получше разглядеть и порасспросить; все ругались, и кричали, словом гвалт стоял несмолкаемый.
Дон Порфирио, отчаявшись быть услышанным в этой любопытной толпе, столь жадной до зрелища, сделал знак капитану Диего Леону.
Тогда последний дал несколько приказаний своим солдатам, которые тотчас же взялись за оружие и, образовавши ряды с помощью охотников, принялись медленно расталкивать народ, подгоняя непослушных древком своих копий; в десять минут вся площадь очистилась.
Жители, усталые, помятые и даже пораненные, вынуждены были разойтись по домам, где они и заперлись для спокойствия.
Около трупа образовался из стрелков и охотников непроницаемый круг.
— Факелы! — приказал дон Порфирио.
Появился Муньос с двумя пеонами. Каждый из них держал в руках зажженный факел.
— Наконец-то, — сказал Пепе Ортис, — мы при свете разглядим, кто этот негодяй!
— А главное, узнаем, кто его послал следить за нами, это еще важнее! — сказал капитан.
— Этот человек переодет! — произнес Кастор, покачивая головой.
— Переодет! — вскричал дон Порфирио, делая два-три шага вперед.
— Да ваша милость! — ответил охотник.
— Почему вы так думаете?
— О! Оно сразу видно, стоит только взглянуть. Посмотрите: его волосы и борода надушены; руки тонкие, белые, видно сейчас, что о них заботятся. Это — кабальеро.
— Но лохмотья, которыми он покрыт?
— Они еще более подтверждают, ваша милость, что этот кабальеро нарочно переоделся в бродягу, чтобы шпионить за нами на свободе.
— Возможно!
— Да оно так и есть.
— Не знает ли кто-нибудь из вас этого несчастного? — обратился дон Порфирио к окружающим.
Последовало всеобщее отрицание.
— Однако было бы весьма важно узнать, кто он… Тогда Муньос подошел к трупу и, наклонившись над ним, сказал:
— Погодите, я знаю его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
— Вы станете смеяться надо мной, и будете правы, сеньор, если я вам скажу, что мне сейчас взбрело в голову.
— Почем знать? Иногда самые безумные мысли оказываются очень дельными.
— Мы, канадцы, суеверны, сеньор!
— Что вы этим хотите сказать?
— А то, что в большинстве случаев мы думаем не так, как другие.
— Чтобы я мог ответить, Кастор, мой дорогой друг, мне нужно узнать хотя бы некоторые из этих мыслей.
— Вы правы, сеньор; да собственно говоря, отчего бы мне и не сказать вам, что меня мучит? Если вы и посмеетесь надо мной, беда не велика.
— Я не имею привычки смеяться над людьми, которых уважаю, Кастор! Насмешка всегда зла, и она оставляет неизлечимые раны. Я могу иногда шутить, но и то в известной мере, не затрагивая самолюбия моих друзей.
— О! Хорошо; дело совсем простое, сеньор. Когда вы подошли сюда, я думал о нашем путешествии, совершаемом в исключительных условиях: целых две недели нам, по-видимому, не угрожало никакой опасности.
— Совершенно верно, охотник! Что же вы думали по этому поводу?
— Я думал, сеньор, что это неестественно, нелогично, чтобы в таких опасных местах дело происходило бы именно так.
— Ну и что же, по-вашему?
— Ну, я и говорил сам себе, что остающиеся четыре мили до Охо-де-Агуа нам не удастся пройти так же спокойно, что те опасности, которые мы пока миновали, обрушатся на нас разом, совсем неожиданно, и что не далее, как завтра, не дойдя до асиенды, мы попадем в какую-нибудь западню, из которой нам не легко будет выбраться невредимыми.
— Так вот какие мысли пришли вам в голову, Кастор! — вскричал дон Порфирио в волнении.
— Да, сеньор, а теперь зовите меня ясновидцем, смейтесь надо мной, сколько угодно, я не рассержусь.
— Сохрани меня Бог смеяться над вами, Кастор, тем более, что я сам разделяю ваши мысли.
— Вы думаете то же, сеньор?
— Я неверно выражаюсь; вы действительно одарены предвидением, так как почувствовали, угадали те опасности, которым мы действительно подвергаемся.
— Я вас не понимаю, сеньор.
— Я сейчас объяснюсь; вас не удивило, что я распорядился остаться здесь на ночь?
— Конечно, удивило, сеньор, тем более что еще сегодня утром вы говорили, что остановок нигде не будет до самой асиенды, мы прибудем к десяти или одиннадцати часам вечера.
— Вы не догадываетесь, отчего я изменил мнение?
— Право, нет, сеньор, я даже не пробовал понять, отчего вы так поступаете. Разве вы не хозяин и не свободны действовать, как находите нужным без того, чтобы в этом доискивались какой-либо причины?
— Меня заставило остановиться в пресидио письмо. Вот оно. Прочтите его, и вы сознаетесь, что ваше предчувствие не обмануло вас.
— Сеньор! — сказал он, отталкивая бумагу, которую ему протягивал дон Порфирио.
— Прочтите это письмо, мой друг. Я не хочу иметь от вас секретов.
— Раз вы этого хотите, пусть будет по-вашему, сеньор. — И охотник быстро пробежал записку.
— Какие ужасные новости, — сказал он, возвращая ее обратно.
— Вы видите, вы почти угадали их!
— Правда!
— Что же нам делать?
— Принять предосторожность, черт побери.
— Но каким образом?
В это мгновение поблизости послышался выстрел.
— К оружию, ребята! — закричал Кастор, вскочив одним прыжком, с ружьем в руке.
В одну минуту весь лагерь был на ногах, каждый занял свой пост, готовый к сражению.
Кастор собирался послать двух-трех охотников на разведку, узнать причину тревоги, как послышался стук копыт, скачущей галопом лошади.
— Hola, не стреляйте! Я ваш друг, Пепе Ортис, везу новости.
Это был действительно голос честного малого, который все узнали.
Кастор повернулся к дону Порфирио и, нагнувшись к его уху, тихо проговорил:
— Мне кажется, вот кто нам даст добрый совет.
— Дай Бог! — проговорил дон Порфирио так же тихо. — Он подоспел как нельзя более кстати.
Вскоре увидели молодого человека, несущегося во весь дух; в одну секунду ему освободили проход к укреплениям.
— Благодарю, кабальерос, — весело проговорил он, — еще немного места, пожалуйста!
Схватив какую-то бесформенную массу, висевшую поперек шеи его лошади, он сбросил ее на землю, где она подпрыгнула, издавши глухой шум.
— Valgame Dios! — вскричал дон Порфирио, отодвигаясь в ужасе. — Что это? Никак труп?
— Да, труп шпиона. Он изволил выстрелить в проходе, я с ним поиграл в прятки около часа, но, как видите, мне удалось очистить дорогу. Я привез его, чтобы как-нибудь узнать, откуда он взялся; может быть, его кто-нибудь и узнает.
И он спокойно соскочил на землю.
ГЛАВА V. Каким образом охотники перешли Марфильское ущелье
а площади началась невообразимая суматоха. Стрелки, охотники, женщины, дети, старики — все в один миг столпились около трупа, лежащего на земле при входе в бивуак, где Пепе Ортис сбросил его, не стесняясь. Каждый проталкивался вперед, чтобы получше разглядеть и порасспросить; все ругались, и кричали, словом гвалт стоял несмолкаемый.
Дон Порфирио, отчаявшись быть услышанным в этой любопытной толпе, столь жадной до зрелища, сделал знак капитану Диего Леону.
Тогда последний дал несколько приказаний своим солдатам, которые тотчас же взялись за оружие и, образовавши ряды с помощью охотников, принялись медленно расталкивать народ, подгоняя непослушных древком своих копий; в десять минут вся площадь очистилась.
Жители, усталые, помятые и даже пораненные, вынуждены были разойтись по домам, где они и заперлись для спокойствия.
Около трупа образовался из стрелков и охотников непроницаемый круг.
— Факелы! — приказал дон Порфирио.
Появился Муньос с двумя пеонами. Каждый из них держал в руках зажженный факел.
— Наконец-то, — сказал Пепе Ортис, — мы при свете разглядим, кто этот негодяй!
— А главное, узнаем, кто его послал следить за нами, это еще важнее! — сказал капитан.
— Этот человек переодет! — произнес Кастор, покачивая головой.
— Переодет! — вскричал дон Порфирио, делая два-три шага вперед.
— Да ваша милость! — ответил охотник.
— Почему вы так думаете?
— О! Оно сразу видно, стоит только взглянуть. Посмотрите: его волосы и борода надушены; руки тонкие, белые, видно сейчас, что о них заботятся. Это — кабальеро.
— Но лохмотья, которыми он покрыт?
— Они еще более подтверждают, ваша милость, что этот кабальеро нарочно переоделся в бродягу, чтобы шпионить за нами на свободе.
— Возможно!
— Да оно так и есть.
— Не знает ли кто-нибудь из вас этого несчастного? — обратился дон Порфирио к окружающим.
Последовало всеобщее отрицание.
— Однако было бы весьма важно узнать, кто он… Тогда Муньос подошел к трупу и, наклонившись над ним, сказал:
— Погодите, я знаю его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49