Немного до восхода солнца Курумилла вернулся в лагерь черноногих.
Красный Нож, их первый сахем, спрятавшись за укрепления, ожидал прихода вождя.
— Что сказал мой отец, Искатель следов? — спросил сахем черноногих, раскланиваясь с вождем.
— Искатель следов, — ответил Курумилла, — сказал вам вот что: Я не буду глух к призыву моих красных детей; когда солнце поднимется далеко на небо и тень исчезнет с деревьев, я приду в лагерь черноногих.
— Хорошо, — ответил приветливо сахем, — мой брат честно исполнил свое обещание, я его благодарю. Искатель следов будет встречен как следует его красными детьми.
В эту минуту приподнялась пола одеяла, служащего дверью в палатку донны Долорес де Кастелар, и молодая девушка показалась.
Хотя она и знала, что находится в безопасности между индейцами, порученная им Курумиллой, но неопределенность положения, в котором она все еще находилась, наполняла горечью сердце молодой девушки; в продолжение целой ночи она не спала от возбуждения после тех происшествий, героиней которых она была несколько часов тому назад, и той бешеной скачки по горам и оврагам.
При первых лучах рассвета донна Долорес вышла, чтоб освежить свой горячий лоб холодным утренним ветерком. Она приблизилась к двум сахемам и поклонилась им с приветливой грустной улыбкой.
Красный Нож с той грацией и любезностью, которая врождена краснокожим, поклонился молодой девушке с почтением и спросил ее дружелюбно, как она провела эту ночь. Чтоб ее окончательно успокоить, он еще раз повторил, что ей более нечего бояться своих врагов, что она никогда более не попадет в их руки.
— Я вам так благодарна, вождь, — ответила она, — но, — прибавила молодая женщина, и взгляд ее блеснул мрачной решимостью, — если бы, несмотря на ваше всемогущее покровительство, этим бандитам удалось еще раз меня захватить, они найдут меня только мертвой. Я скорей убью себя, чем опять сделаюсь их пленницей.
И значительным движением она откинула полу своего сарапе и показала ручку длинного кинжала, заткнутого за поясом.
— Моя дочь очень отважна, — ответил Красный Нож, — но это оружие бесполезно, она под покровительством тотема нашего племени, мои воины будут за нее сражаться.
Мы теперь прибавим в скобках, что мы не знаем, почему большое количество старых и современных писателей пропагандировали совершенно ошибочное мнение и постыдную клевету, что индейцы бесчестно поступают с белыми женщинами; необходимо опровергнуть это мнение.
Первый пропагандист этой клеветы был барон де ла Контан в своих вымышленных записках, изданных в Канаде в 1715 году, он утверждал, что дамы из Квебека и Монреаля с живейшим любопытством ожидали всегда прихода диких в эти столицы Канады, когда те являлись продавать свой товар.
Барон де ла Контан еще прибавляет, что дикие были не менее любопытны, и никакое препятствие не могло удержать их от желания брать себе любовниц из белых женщин.
Зачем барон де ла Контан написал это? С досады или, может быть, из мести? Отец Тарльвуа, человек, который лучше всех знал индейцев в это время, строго порицает эту клевету.
С тех пор до наших дней все люди, жившие между индейцами, убедились в постыдной лжи написанных фактов.
Вот истина по этому предмету: убедились, что во французских колониях белые плантаторы часто имеют черных любовниц; но уже дознано, что никогда белая креолка не была добровольно любовницей негра.
Мы повторяем, что мы говорим только о французских колониях, потому что в английских было совсем иначе.
Хотя наши креолки и привыкли с детства жить между неграми, к которым они часто питают большую привязанность и всегда относятся к ним с добротой, но они никогда на них иначе не смотрят, как на людей низкого происхождения, с которыми невозможно сойтись.
На американском континенте это чувство идет еще дальше; между черными и белыми племенами существует очень сильная антипатия, доведенная у индейцев до глубокого отвращения. И потому так невероятно далеко то мнение, о котором упоминает барон де ла Контан.
Часто краснокожие брали красивых молодых белых женщин, они всегда из них делали своих невольниц, но никогда не жен. Если и был союз между этими двумя племенами, то это было только между креолками англосаксонского происхождения или белыми мужчинами, живущими в индейских племенах, где они, женившись, и произвели это сословие, называемое метисами, иначе называемое желтокожими, но не существует примера, чтобы белая женщина, особенно француженка, сделалась женою или любовницею индейца по своему желанию.
Оттого женщины и знают, что, попадая в руки индейцев, они никогда не должны бояться быть обесчещенными, но скорее подвергнуться разным мучениям и смерти.
Теперь, когда мы показали, что заметки барона де ла Контана и других писателей недостойны доверия и ничего более как низкая клевета, мы продолжаем наш рассказ там, где мы остановились.
Курумилла был слишком хороший наблюдатель и слишком сведущ в изучении человеческого сердца, чтоб не заметить с первых же слов молодой женщины, как она измучена беспокойством; он не замедлил рассказать ей, что произошло между ним и вождем кайенов, и уведомить ее о скором приходе Валентина.
Это известие очень взволновало донну Долорес; она почувствовала, что надежда вновь проникает в ее сердце и согревает ее своими благотворными лучами; ей казалось, что вмешательство Искателя следов могло только быть благоприятно для нее, тем более что ей казалось невозможным, чтоб дон Пабло Гидальго, после своей отважной попытки против индейцев, не нашел случая соединиться с знаменитым лесным охотником и вместе с ним постараться подать помощь той, которую он любит, вырвать ее из рук преследователей.
Итак, с тоской и надеждой молодая девушка ожидала прибытия Искателя следов и готовилась его встретить.
Красный Нож и другие черноногие не менее ее ждали с нетерпением; но они положили на свои лица маску индейского хладнокровия, под которой краснокожие так искусно скрывают свои чувства, даже самые страстные желания.
Ударил час дня, сказали бы мы, если б находились в городе, вместо того чтобы быть в громадной степи Великого Севера, когда индейцы, устремив лихорадочно взгляды вдаль, увидели вдруг появление всадника, выехавшего из темной полосы леса на горизонте и скакавшего к лагерю.
Всадник был один; индейцам довольно было одного взгляда, чтоб его узнать: это был Валентин Гиллуа.
Красный Нож поднес к губам свисток, привешенный у него на груди, и извлек звонкий звук.
По этому сигналу сорок воинов вскочили на лошадей, Красный Нож во главе их, и поскакали, как легион демонов, в глубину долины.
Скоро они раскинулись веером, заставив играть лошадей, махали оружием над головами, бросали ружья в воздух и ловили их опять, не уменьшая бешеную скачку, одним словом, изображали все упражнения высшей школы, которым арабы дали название «фантазия», с замечательной ловкостью и верностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50