Тут были немцы, итальянцы, французы, испанцы, голландцы и какие-то скандинавы. Что это такое – я так и не понял, а Водила не объяснил: был занят подготовкой документов для немецкой таможни и паспортного контроля. Но это я только про «скандинавов» не понял. Всех остальных-то я знал по рассказам Шуры и по телевизионным передачам, которые мы с Моим Плоткиным обычно смотрим по вечерам, свободным от Шуриных сексуально-половых и литературных упражнений.
Ещё недавно безмолвный трюм заполнился гулом голосов, матюгами синих комбинезонов, лязганьем падающих отстёгнутых цепей, которые удерживали автомобили на качающемся железном полу трюма, хлопаньем дверей и багажников машин, рычанием двигателей…
– Гляди, Кыся, вперёд, – сказал мне Водила. – Сейчас аппарель опустится. По первому разу картинка – зашибись!
Мы сидели в кабине нашего грузовика. Водила – на своём месте, за рулём, я – на своём, пассажирском. Я посмотрел вперёд, куда указывал мне Водила, и вдруг увидел, как перед нами, между высоченным потолком и огромной стеной трюма, неожиданно появилась узкая голубая полоска чистого неба. Полоска стала медленно, но неуклонно расширяться, всё больше и больше заливая мрачноватый железный трюм утренним солнечным светом.
Передняя стенка опускалась всё ниже и ниже, и поток свежего прохладного воздуха хлынул в провонявший железом трюм, принеся десятки новых прекрасных запахов незнакомого моря и неведомой земли.
Одновременно заработали двигатели всех машин. Когда же огромная стенка трюма опустилась совсем и стала широким мостом между причалом и судном, из нашей высокой кабины нам с Водилой стало хорошо видно, как первыми из трюма стали выезжать легковые автомобили. Один, другой, третий…
Неожиданно в этом потоке я увидел знакомый мне серебристый «мерседес», увидел Дженни, стоявшую на своих тоненьких ножках за спинкой заднего сиденья. Передними лапками она опиралась о стекло. Я видел, как она трагически разевает ротик, скребёт по стеклу передними лапками и всё смотрит и смотрит назад, в глубину трюма, в поисках нашей большой машины, в неистовом и отчаянном желании на прощание встретиться со мной хотя бы глазами.
Мне даже почудилось, что сквозь грохот сотен автомобильных моторов я слышу, как она тявкает и плачет своим детским голоском!.. Я и не заметил, что тоже встал на задние лапы, тоже упёрся передними в ветровое стекло, а потом стал махать ей одной лапой, чтобы она увидела – где я. Но «мерседес» быстро выехал из трюма и растворился в потоке разноцветных автомобилей с номерами всех стран Европы…
– Ты чего, Кыся?! – удивился Водила. – Увидел кого-нибудь?
Отвечать на этот вопрос мне совсем не хотелось, да и задан он был просто так, из праздного любопытства. Тем более что в следующие секунды Водила был уже вовсю занят своим прямым делом. Поток легковых машин быстро иссякал, и к выезду потихоньку стали продвигаться большие грузовики с фургонами и автобусы. Тронулись с места и мы.
– Ты, Кыся, не светился бы здесь. Шёл бы в коечку и лежал бы там, – посоветовал мне Водила. – Нас скорей всего проверять не будут, но… Чем чёрт не шутит! Санитарный контроль пристанет, как банный лист к жопе, – что за кот, на каком основании ввозите в страну кота?.. Немцы такие формалисты! Умрёшь…
Он уже протянул было руку, чтобы пересадить меня наверх, за занавеску, но я опередил его и вспрыгнул туда сам.
Водила даже поперхнулся:
– Ну ты, Кыся, даёшь!.. Вот расскажи кому – ведь ни в жисть не поверят…
Через таможню двигались строго по определённым линиям: легковые машины – по одной полосе, грузовые – по другой. Легковые даже не останавливали. Выдёргивали из общего потока одну из двадцати, отгоняли её в сторонку и начинали шерстить.
Как выразился Водила – «брали на стук». То есть по поступившему заранее доносу. Или – информации, если угодно.
Зато грузовые – особенно русские, чешские, польские, болгарские, – те, которые приплыли в Германию из России, досматривали очень строго. Загоняли на длиннющую яму рядом с основным проездом и подвергали самому тщательному обыску и снизу, и сверху, и изнутри.
– «Дурь» ищут, – спокойно сказал Водила и показал мне на немецких таможенников с маленькими собачками на руках.
Такие плюгавенькие, лохматые собачонки, жутко похожие на одного Шуриного знакомого японского журналиста. Этих собачонок запускали в фургон, прямо на ввозимый груз, и они там носились, как сумасшедшие, обнюхивая каждый пакет, каждую коробку, каждый уголок…
Но Водиле вдруг показалось, что я могу не понять, что такое «дурь», и он простодушно пояснил мне:
– «Дурь»– значит, «наркота». По-научному – наркотик. Люди его нюхают, жрут, ширяются… В смысле, укол себе делают. И чумеют!.. Хотя от такой жизни, как сегодня, и без «дури» крыша едет. Я не про себя. Я про стариков там разных, которые, кто, конечно, дожил, медали свои по праздникам нацепят и орут: «Уря-а! За Родину! За Сталина!» А назавтра с голоду подыхают, потому как им Родина пенсию за полгода забывает выплатить…
Я смотрел Водиле в затылок и думал – странно… Вот взять Моего Шуру Плоткина и Водилу. Ну абсолютно же разные породы! Причём один из них – чистый полуеврей… Это Шура. У него мать была украинкой. А второй – Водила – совершенно русский. И Мой Шура Плоткин знает столько, что Водиле и во сне не приснится.
Хотя надо сказать, что Водила, как про таких людей говорит Шура, тоже не пальцем деланный! Про жизнь Водила, наверное, даже побольше Шуры понимает. Только с другой стороны…
М-да… К чему же это я? Совсем из головы выскочило… А-а! Вспомнил!
Так вот, казалось бы, их только одно объединяет – оба всегда и во всех ситуациях хотят бабу. Но это не показатель похожести. Я тоже постоянно хочу трахаться, но я же статей не пишу и грузовиком не управляю! И потом, я – Кот, а они – нет. Хотя мы все трое очень сильно склонны к ЭТОМУ самому делу. Ну, в смысле… Сами понимаете! Так вот, повторяю: Шура и Водила ни в чём не похожи друг на друга. А мыслят (я имею в виду сегодняшний день, стариков ветеранов и вообще…) ну стопроцентно одинаково! Я это от Шуры десятки раз слышал, только ещё с большей злобой, чем у Водилы.
Он даже в «Час пик» писал об этом. А потом мы нашли в нашем почтовом ящике письмо. Шура даже мне его прочитал. Такое коротенькое-коротенькое. Всего несколько слов: «Жидовская морда! Убирайся в свой ёбаный Израиль, а то яйца вырежем и на фонаре повесим». И подпись – «Доброжелатель».
Я и не заметил, как автомобиль Лысого оказался перед самым нашим носом. То ли это была случайность, то ли немцы нас так рассортировали – грузовики двигались по четырём полосам, и таможня осматривала сразу четыре машины.
Я видел, как Лысый направил свой грузовик на длинную яму, в которой уже сидели два немца в зелёных комбинезонах с длинными фонарями в руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
Ещё недавно безмолвный трюм заполнился гулом голосов, матюгами синих комбинезонов, лязганьем падающих отстёгнутых цепей, которые удерживали автомобили на качающемся железном полу трюма, хлопаньем дверей и багажников машин, рычанием двигателей…
– Гляди, Кыся, вперёд, – сказал мне Водила. – Сейчас аппарель опустится. По первому разу картинка – зашибись!
Мы сидели в кабине нашего грузовика. Водила – на своём месте, за рулём, я – на своём, пассажирском. Я посмотрел вперёд, куда указывал мне Водила, и вдруг увидел, как перед нами, между высоченным потолком и огромной стеной трюма, неожиданно появилась узкая голубая полоска чистого неба. Полоска стала медленно, но неуклонно расширяться, всё больше и больше заливая мрачноватый железный трюм утренним солнечным светом.
Передняя стенка опускалась всё ниже и ниже, и поток свежего прохладного воздуха хлынул в провонявший железом трюм, принеся десятки новых прекрасных запахов незнакомого моря и неведомой земли.
Одновременно заработали двигатели всех машин. Когда же огромная стенка трюма опустилась совсем и стала широким мостом между причалом и судном, из нашей высокой кабины нам с Водилой стало хорошо видно, как первыми из трюма стали выезжать легковые автомобили. Один, другой, третий…
Неожиданно в этом потоке я увидел знакомый мне серебристый «мерседес», увидел Дженни, стоявшую на своих тоненьких ножках за спинкой заднего сиденья. Передними лапками она опиралась о стекло. Я видел, как она трагически разевает ротик, скребёт по стеклу передними лапками и всё смотрит и смотрит назад, в глубину трюма, в поисках нашей большой машины, в неистовом и отчаянном желании на прощание встретиться со мной хотя бы глазами.
Мне даже почудилось, что сквозь грохот сотен автомобильных моторов я слышу, как она тявкает и плачет своим детским голоском!.. Я и не заметил, что тоже встал на задние лапы, тоже упёрся передними в ветровое стекло, а потом стал махать ей одной лапой, чтобы она увидела – где я. Но «мерседес» быстро выехал из трюма и растворился в потоке разноцветных автомобилей с номерами всех стран Европы…
– Ты чего, Кыся?! – удивился Водила. – Увидел кого-нибудь?
Отвечать на этот вопрос мне совсем не хотелось, да и задан он был просто так, из праздного любопытства. Тем более что в следующие секунды Водила был уже вовсю занят своим прямым делом. Поток легковых машин быстро иссякал, и к выезду потихоньку стали продвигаться большие грузовики с фургонами и автобусы. Тронулись с места и мы.
– Ты, Кыся, не светился бы здесь. Шёл бы в коечку и лежал бы там, – посоветовал мне Водила. – Нас скорей всего проверять не будут, но… Чем чёрт не шутит! Санитарный контроль пристанет, как банный лист к жопе, – что за кот, на каком основании ввозите в страну кота?.. Немцы такие формалисты! Умрёшь…
Он уже протянул было руку, чтобы пересадить меня наверх, за занавеску, но я опередил его и вспрыгнул туда сам.
Водила даже поперхнулся:
– Ну ты, Кыся, даёшь!.. Вот расскажи кому – ведь ни в жисть не поверят…
Через таможню двигались строго по определённым линиям: легковые машины – по одной полосе, грузовые – по другой. Легковые даже не останавливали. Выдёргивали из общего потока одну из двадцати, отгоняли её в сторонку и начинали шерстить.
Как выразился Водила – «брали на стук». То есть по поступившему заранее доносу. Или – информации, если угодно.
Зато грузовые – особенно русские, чешские, польские, болгарские, – те, которые приплыли в Германию из России, досматривали очень строго. Загоняли на длиннющую яму рядом с основным проездом и подвергали самому тщательному обыску и снизу, и сверху, и изнутри.
– «Дурь» ищут, – спокойно сказал Водила и показал мне на немецких таможенников с маленькими собачками на руках.
Такие плюгавенькие, лохматые собачонки, жутко похожие на одного Шуриного знакомого японского журналиста. Этих собачонок запускали в фургон, прямо на ввозимый груз, и они там носились, как сумасшедшие, обнюхивая каждый пакет, каждую коробку, каждый уголок…
Но Водиле вдруг показалось, что я могу не понять, что такое «дурь», и он простодушно пояснил мне:
– «Дурь»– значит, «наркота». По-научному – наркотик. Люди его нюхают, жрут, ширяются… В смысле, укол себе делают. И чумеют!.. Хотя от такой жизни, как сегодня, и без «дури» крыша едет. Я не про себя. Я про стариков там разных, которые, кто, конечно, дожил, медали свои по праздникам нацепят и орут: «Уря-а! За Родину! За Сталина!» А назавтра с голоду подыхают, потому как им Родина пенсию за полгода забывает выплатить…
Я смотрел Водиле в затылок и думал – странно… Вот взять Моего Шуру Плоткина и Водилу. Ну абсолютно же разные породы! Причём один из них – чистый полуеврей… Это Шура. У него мать была украинкой. А второй – Водила – совершенно русский. И Мой Шура Плоткин знает столько, что Водиле и во сне не приснится.
Хотя надо сказать, что Водила, как про таких людей говорит Шура, тоже не пальцем деланный! Про жизнь Водила, наверное, даже побольше Шуры понимает. Только с другой стороны…
М-да… К чему же это я? Совсем из головы выскочило… А-а! Вспомнил!
Так вот, казалось бы, их только одно объединяет – оба всегда и во всех ситуациях хотят бабу. Но это не показатель похожести. Я тоже постоянно хочу трахаться, но я же статей не пишу и грузовиком не управляю! И потом, я – Кот, а они – нет. Хотя мы все трое очень сильно склонны к ЭТОМУ самому делу. Ну, в смысле… Сами понимаете! Так вот, повторяю: Шура и Водила ни в чём не похожи друг на друга. А мыслят (я имею в виду сегодняшний день, стариков ветеранов и вообще…) ну стопроцентно одинаково! Я это от Шуры десятки раз слышал, только ещё с большей злобой, чем у Водилы.
Он даже в «Час пик» писал об этом. А потом мы нашли в нашем почтовом ящике письмо. Шура даже мне его прочитал. Такое коротенькое-коротенькое. Всего несколько слов: «Жидовская морда! Убирайся в свой ёбаный Израиль, а то яйца вырежем и на фонаре повесим». И подпись – «Доброжелатель».
Я и не заметил, как автомобиль Лысого оказался перед самым нашим носом. То ли это была случайность, то ли немцы нас так рассортировали – грузовики двигались по четырём полосам, и таможня осматривала сразу четыре машины.
Я видел, как Лысый направил свой грузовик на длинную яму, в которой уже сидели два немца в зелёных комбинезонах с длинными фонарями в руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161